— Ну и что, если он не тот самый? Он появился в твоей жизни не просто так, и я думаю, что он — важная часть твоего процесса исцеления.

Слезы падают из моих глаз, а я даже не пытаюсь их прикрыть.

— Неужели вы все так слепы к тому, как сильно я стараюсь? — шепчу я.

Дарла кажется ошеломлена и задета моими словами.

— Нет, Индиго, — начинает она, — посмотри на меня.

Она кладет палец под мой подбородок, поднимая его и заставляя меня встретиться с ней глазами.

— Я никогда этого не говорила, ясно?

Я игнорирую ее вопрос и закрываю лицо руками, чувствуя тяжесть в груди.

— Подумай о том, где ты была два месяца назад, потом месяц назад, потом две недели назад. Индиго, ты даже не понимаешь, насколько смелой ты была, рассказав ему о своих чувствах. Не многие люди могут это сделать.

Я знаю, что она права, прогресс есть, но становится все труднее и труднее.

— Я ненавижу себя такой, какая я есть, и не знаю, как это остановить, — бормочу я в свои руки.

Она медленно отводит их от моего лица, показывая слезы, которые продолжают катиться по моим щекам.

— Ничего. Ничего. С тобой все хорошо.

Она берет лист бумаги и что-то пишет на нем, и я понимаю, что игра окончена. Это еще одно задание.

— На этой неделе ты будешь жить, — говорит Дарла и пишет своей модной ручкой.

Я вздыхаю, не совсем готовая к тому, что она приготовила. Она всегда так вдохновенно дает мне задания. Интересно, когда они прекратятся? У нее наконец-то закончились идеи, правда?

— Твое домашнее задание на следующую неделю — делать все импульсивно.

Она протягивает мне розовую липкую записку.

— Если твоя первая мысль — поспать, а не идти куда-то, то спи. Если твоя интуиция подсказывает тебе поцеловать парня, поцелуй его. Никаких лишних раздумий.

Я рычу на нее, а она только смеется, когда я смотрю вниз на записку. «Лучше жалеть о том, что ты сделал, чем о том, чего не сделал».

Вздохнув, я киваю, понимая, что она права.

Но что, если эта неделя изменит мою жизнь в худшую сторону? Мои мысли хаотичны, и если я буду следовать им, то, возможно, в итоге у меня будет собака, хотя я знаю, что недостаточно ответственна, чтобы заботиться о ней или даже…

— Прекрати, — огрызается она, тыча в меня своей ручкой.

— Фу.

Я бьюсь головой об стол.

— Ты хочешь жить счастливо?

Я поднимаю одну бровь, не понимая.

— Конечно, я этого хочу. Кто нет?

— Тогда, блять, сделай это, — четко говорит она.

Я смеюсь.

— Не ругайся, от тебя это звучит странно.

Дарла — радужная девочка. Она очень напоминает мне Оливию. Она действительно знает, как жить; она немного рассказала мне о своей жизни. У Дарлы двое детей, Карен и Дэвид, и муж, который готов ради нее на все. В том числе и на то, чтобы она практиковалась на нем в нейл-арте.

— Что? Я пыталась быть крутой, — смеется она, ее лицо сияет.

Я разражаюсь смехом, моля Бога, чтобы она никогда больше так не делала.

Элиас

В понедельник мы с Индиго закончили красить комнату Оливии и приводить в порядок остальную часть дома. Это была трудная работа, особенно потому, что мы так ничего и не решили между собой. Разговор, который мы провели пару дней назад, должен был заставить ее не думать слишком много.

Ну, это не сработало. Казалось, что она торопится закончить работу, чтобы успеть добежать до своей кровати.

Сегодня среда, а я все еще ничего не слышал от нее, и Оливия тоже. Сначала я подумал, что ей нужно побыть одной, но она не ответила ни на одно из наших сообщений. Это и побудило нас поехать к ней домой и проверить, есть ли у нее пульс.

Оливия выходит из машины первой, а я следую за ней, теребя подол рубашки. Из того времени, что я провел с Индиго, я знаю, что она иногда исчезает, но всегда отвечает на звонки Оливии. И я бы меньше волновался, если бы Индиго не вела себя странно до этого.

Оливия оглядывается на меня, когда мы подходим к крыльцу, и я киваю, призывая ее постучать. Она стучит, и через секунду мы слышим, как что-то падает на пол, затем следуют проклятия Индиго.

— Черт возьми, — говорит она. — Я иду!

Наши плечи опускаются в облегчении, и мы улыбаемся друг другу. Поток проклятий продолжается до тех пор, пока Индиго не открывает дверь. У нее большой пучок на макушке, большие темные круги под глазами, белая футболка большого размера, спадающая до бедер, и длинные носки.

— О. — Ее глаза встречаются с моими, а затем плавно переходят на Оливию. — Что случилось? Вообще-то, какой сегодня день? — она хмурится, глядя на небо, как будто это может дать ей ответ.

— Среда, — прорычал я.

Она выглядит отрешенной. От мысли о том, что она принимала наркотики, у меня кровь стынет в жилах.

— Мы можем войти?

Оливия не ждет ответа, она просто врывается. Индиго следует за ней, выглядя потерянной в своем собственном доме. Я вхожу внутрь и останавливаюсь, как только вижу беспорядок. И не только это: щенок рвет диванные подушки, а другой размазывает косметику по белому пушистому ковру.

— Что за… — бормочу я, мой голос угасает, пока я анализирую все происходящее.

Индиго кивает, на ее лице написано изнеможение. Она опускается на диван и убирает с глаз челку. Оливия задыхается, и я почти тоже.

Ее длинные волосы стали намного короче, касаясь плеч. Я не могу перестать смотреть на нее.

Она замечает наш взгляд и неловко ерзает на своем месте, перебирая пальцы.

— Что? — пожимает она плечами, глядя куда угодно, только не на нас.

Я даже не пытаюсь ответить, я только смотрю на то, как по-другому она выглядит с такой короткой стрижкой. Хорошо по-другому. Это подчеркивает ее глаза и делает ее высокие скулы еще более очерченными.

Одна из собак прыгает на меня и принюхивается, вероятно, улавливая запах авокадо. Я не свожу глаз с Индиго. Два щенка играют вокруг моих ног, пока я глажу их и говорю им, какие они хорошие. Один из них — лабрадор, а другой — золотистый ретривер. Прямо как Авокадо.

Я смотрю на Индиго, а на ее губах появляется мягкая улыбка. Оливия все еще выглядит потрясенной. Я слежу за ее взглядом и замечаю, что стена позади Индиго выкрашена в черный цвет.

— Что-то случилось? — спрашиваю я, искренне обеспокоенный.

Индиго качает головой. Я смотрю на Оливию, а она смотрит на меня. Мы киваем друг другу и садимся по обе стороны от Индиго.

— Вы, ребята, ведете себя странно, — комментирует она, переводя взгляд с меня на Ливи.

— Что случилось? — требует Оливия.

Индиго пожимает плечами.

— Дарла заставила меня взглянуть на вещи по-другому, и поначалу я отказывалась это делать, но потом я поссорилась с мамой, поэтому все закончилось вот так.

Она откидывает голову назад на диван и стонет.

— Я понимаю, черная стена, тебе нужны были перемены, — говорит Ливи, — но что там с собаками?

Я удивлен, что она не спрашивает о ссоре Индиго с мамой. Это было бы первое, что я бы спросил. Если это то, что спровоцировало все это, мы должны добраться до источника.

Щенки лают и щиплют друг друга за уши, бегают кругами и сбивают несколько свечей со стола. Я хихикаю, похлопываю их, когда они пробегают мимо, и заменяю свечи.

Когда я снова смотрю на Индиго, то замечаю, что она засыпает. Ее рот приоткрыт, каждый выдох похож на вздох.

— Я отнесу ее наверх, — шепчу я.

Ливи кивает.

— Я уберусь здесь.

Я медленно просовываю одну руку под колени Индиго, другую — под ее плечи, и осторожно поднимаю ее. Она что-то бормочет, и я останавливаюсь, давая ей время прижаться ко мне, что значительно облегчает мою задачу.

Она не тяжелая. Наверное, она весит примерно столько же, сколько Авокадо. Я ношу его почти каждую ночь, и Индиго ничем не отличается от него.