— Во-первых, ау. Это было совершенно не нужно, спасибо. А во-вторых, это не твое дело.

На мгновение она выглядит обиженной, заставляя меня пожалеть о своих словах. Именно поэтому я не поддерживаю отношения. В любом виде. Они слишком сложны. Тебе нужно быть осторожной со всем, что ты говоришь. Я очень стараюсь и все равно все путаю.

— Ты знаешь, я не очень хорошо лажу с людьми, — признаюсь я, ожидая ее согласия. После того, как она кивает, я продолжаю: — Поэтому я испугалась и сказала ему, что в следующий раз он может подойти прямо к дереву.

Она вздыхает.

— Тебе нужно пойти туда и поговорить с ним.

Я смотрю на нее так, будто у нее выросла еще одна голова. Это последнее, что я хочу сейчас делать. Поговорить с ним о чем? Он не сможет понять, почему я так сказала. Так зачем беспокоиться?

— Блу, — говорит она, наклоняя голову и пригвождая меня взглядом. — Иди. Я знаю своего брата, и он подумает, что сделал что-то не так.

Я не хочу, чтобы он так думал. Просто общение с незнакомым человеком может быть утомительным и напряженным для таких, как я. Это все равно, что заставлять человека, который боится привидений, играть со спиритической доской.

Я говорю вам: это зло.

— Нет. Сама поговори с ним и объясни.

Я киваю, гордясь своим предложением, но, увидев выражение ее глаз, понимаю, что она и близко не убеждена. Я пытаюсь снова:

— Я не буду этого делать.

Оливия внимательно наблюдает за мной несколько мгновений, но ничего не говорит. Это пугает меня до смерти. Она никогда не молчит.

— Ты не можешь быть такой вечно. Это съест тебя заживо, — говорит она.

Это не совсем моя вина. Я пыталась, и пытаюсь, но все не меняется в одночасье. Время обо всем позаботится. По крайней мере, я молюсь об этом.

Я не хочу, чтобы кто-то чувствовал себя виноватым за то, чего он не делал, но, если есть способ узнать правду без моего участия, я бы предпочла, чтобы это произошло.

— Ты сдалась. — Она указывает на меня пальцем, почти касаясь им моего лица. Черты ее лица темнеют, на лбу появляются складки, и она не может установить зрительный контакт. — Кроме мероприятий, проводимых твоей матерью, ты не делаешь ничего. В каком мире это поможет тебе?

Я тоже пытаюсь совершенствовать свои картины и продавать их через Интернет, но мотивация приходит редко. Я рисую только раз в месяц и никогда не выкладываю свои работы.

Мне больно, что человек, который проводит столько времени рядом со мной, не видит, как мне тяжело.

Нет никаких шансов, что она сможет понять. Шаг, который даже не заметен для нее, может стать улучшением для меня. Это требует больших усилий, которые никто не видит.

Я пытаюсь отмахнуться, говоря:

— Ух ты, Оливия. Кто-то проснулся и выбрал насилие сегодня.

— Прекрати, ты же знаешь, я не это имела в виду. Просто выйди на улицу и попробуй, — умоляет она, вероятно, думая, не зашла ли она слишком далеко. — Мой брат идеально подходит тебе для практики.

Я качаю головой и встаю.

— Кай и Нова ждут тебя снаружи, — говорю я, не оставляя ей возможности попробовать еще раз заговорить со мной.

Она громко вздыхает, когда я поднимаюсь по лестнице, но лучше проигнорировать ее мольбы.

Она не понимает. Никто и никогда не поймет.

Элиас

Ливи пыталась убедить меня поговорить с Индиго. Она говорит, что ей плохо и ничего не может с этим поделать. Откуда мне знать, что это вообще значит? Насколько я знаю, Индиго двадцать один год, она достаточно взрослая, чтобы извиниться, если сделала что-то не так.

Дело в том, что она просто была честна, и я не вижу в этом ничего предосудительного. Я уважаю ее, хотя и не знаю, чем ее обидел.

Я сижу прямо, счищая грязь с одежд. Я постарался сделать как можно больше работы, поэтому уже довольно поздно.

Прекрасно понимая, что веду себя как ребенок, я звоню Ливи на мобильный. Я хочу, чтобы она встретила меня у машины, так как не хочу беспокоить Индиго больше, чем нужно.

С первой попытки я получаю голосовую почту. То же самое со второй. Я пытаюсь еще раз, ругаясь себе под нос, но и это остается без ответа.

Нет никакого оправдания тому, что она не отвечает на звонки, так что лучше бы она была мертва или без сознания. Это единственное правило, которому я умолял ее следовать. Всегда отвечай, если я звоню. Больше ничего.

Хотя Оливия еще ребенок, она часто ведет себя как взрослая. Мысль о том, что она повзрослеет, пугает меня. В основном потому, что я знаю, как сильно пропустил часть ее детства, пока был в отъезде. Мне кажется, что каждый месяц она празднует очередной день рождения. Когда я вижу, как быстро она растет, меня охватывает страх.

Я не провел здесь больше времени — это одно из моих самых больших сожалений. Учеба и работа ради своей мечты сделали меня слепым к тому, что действительно имеет значение, украв время, которое должно было быть посвящено моей семье и девушке.

Думаю, именно поэтому я не виню Эву. Она провела половину наших отношений с трудоголиком, чье влечение к ней постепенно угасало. Мы оба приложили руку к тому, как все закончилось.

Запихнув телефон в карман джинсов, я стучу в дверь. Ожидание кажется вечностью, но наконец меня встречает невысокая женщина с лучезарной улыбкой.

— Добрый вечер, я Элиас, — говорю я и пожимаю ей руку, стараясь не показать, как мне неловко.

— Эния. Почему бы вам не зайти внутрь на секунду? Вы, должно быть, брат Оливии.

Улыбка не сходит с ее лица, пока ее темные глаза оценивают меня. Черноволосая женщина приоткрывает дверь настолько, чтобы я смог протиснуться, затем закрывает ее за мной.

— Она спит, но я разбужу ее через минуту.

Мой взгляд блуждает по большой комнате. У нее высокий потолок и яркие белые стены. Здесь красиво, незачем отрицать.

— Одну минуту. — Она поднимает палец, давая мне понять, что скоро вернется.

Я останавливаю ее, чтобы спросить, где находится ванная комната, и она показывает на коридор.

В этом доме даже запах насыщенный, но все кажется слишком тихим. Одиноким. Это не то, к чему я привык. Дома я нахожусь рядом с сестрой, двоюродными братьями, родителями или другими родственниками. Мне было бы грустно жить в таком месте.

Распахнув дверь ванной, я с облегчением вижу, что раковина красивая и чистая. В ней есть дозатор для мыла и сушилка, но я предпочитаю полотенце для рук. Документальный фильм доказал, что гораздо лучше сушить руки естественным путем или с помощью полотенца. Устройство вернет все бактерии, которые вы только что смыли.

Промыв их ровно тринадцать секунд, я возвращаюсь в гостиную. По огромной лестнице спускается сонная Оливия. Она получит по заднице за то, что не ответила на мой звонок.

Я засовываю руки в карманы и жду ее.

— Правило номер один? — говорю я.

— Всегда отвечай на звонки. — Она закатывает глаза.

— И что же ты сделала?

— Нарушила золотое правило.

Я киваю, кладу ее голову себе на грудь и целую ее. Иногда мне кажется, что я веду себя больше, как отец, чем как брат. Как бы я ни ненавидел это, мне не удается не волноваться за нее. Если я ничего не скажу, она сделает это снова. И снова. Пока у меня не случится чертов сердечный приступ.

Два голоса прерывают нас, прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще. Индиго и Эния спускаются по лестнице, о чем-то разговаривая.

Я прочищаю горло, привлекая внимание Индиго. Она поджимает губы, избегая смотреть в глаза, когда они останавливаются в нескольких шагах от нас. Индиго продолжает игнорировать меня, обнимая себя и бессознательно прижимая груди друг к другу.

Я сглатываю.

— Я здесь только для того, чтобы забрать Ливи, — говорю я. — Извини, что задержался допоздна.

Было бы странно молчать, ожидая, пока она заговорит первой. Я тот, кто увлекся работой и потерял счет времени.