— Я куплю его.

Это кажется единственным вариантом сейчас. У меня куча денег, так что это не будет проблемой. Я заплачу любую сумму.

— Вы не можете. Боюсь, что это больше не городская собственность. Ее купил застройщик.

Он отступает. Вот так. Растоптав мою душу.

— Я никак не могу его купить?

— Нет. Они планируют строить здесь.

Парень говорит, стоя спиной к нам, и подает знак человеку на бульдозере, чтобы тот срезал ствол Гриба.

А мы просто стоим здесь. Смотрим, как уничтожают Гриба, вместе с моими самыми прекрасными детскими воспоминаниями. Никто из нас не двигается.

Мне кажется, что дерево забирает с собой частички каждого из нас. Мы все связаны по-разному и страдаем молча.

Дерево принесло мне мир, когда я была маленькой, и комфорт, когда я выросла. Он принес мне Оливию, а затем Элиаса.

И хотя я не знаю, как сложится моя дружба с Элиасом, сейчас он здесь. Они здесь. И я не могу вспомнить, когда в последний раз кто-то был рядом со мной.

Оливия плачет и подходит, чтобы обнять меня. Я просто стою там, не имея сил реагировать. Ни слез. Ничего. Слева от меня я вижу слезу, скатившуюся по щеке Энии, и когда она чувствует, что я смотрю на нее, она присоединяется к нашим объятиям.

Элиас фыркает, а затем я чувствую его утешительное прикосновение к моему плечу. Я хочу прислонить к нему голову, но Эния разбудила нас, вернув меня к реальности.

— Пойдемте, — говорит она.

Я киваю, и мы все отворачиваемся. Никто из нас не оглядывается, когда мы уходим.

— Ты иди в дом. А я возьму сладости из машины, — говорит Элиас, но я останавливаю его, пока не передумала.

— Мы можем пойти к твоим родителям?

Если он и удивлен, то не показывает этого. Он кивает, и Оливия сжимает мою руку.

— Тогда позволь мне отнести Энии сладости, а потом мы можем уехать, — говорит он.

Я киваю в знак согласия и сажусь на крыльцо.

— Он мне нравится. — говорит Эния.

Я стараюсь не думать о жизни без самого большого хранителя памяти, который у меня был. Потому что именно этим он и был для меня. Напоминанием обо всем прекрасном, что происходило здесь с моей бабушкой. А теперь его нет. Как и все остальное, что когда-то делало меня счастливой. Было ли оно реальным? Или все это было в моем воображении?

После этого все происходит как в тумане. Эния берет сладости, и мы едем в дом родителей Элиаса в полной тишине. Они стоят у крыльца, чтобы поприветствовать нас.

Если они и чувствуют, что что-то не так, а я уверена, что так оно и есть, то ничего об этом не говорят. Его отец предлагает поиграть в Mortal Kombat, что мы и делаем, и мне каким-то образом удается всех обыграть. Его отец смеется над Элиасом по этому поводу, и нам становится немного легче, но этот пробел в наших сердцах портит каждую улыбку, каждый смех.

Лорелай изо всех сил старается порадовать наши животы всем, что у нее есть. Мы едим почти роботизированно, и я замечаю обеспокоенные взгляды Тома и Лорелай.

— Пойдем спать, — говорит Элиас, кладя руку мне на плечо, когда часы приближаются к полуночи.

Оливия садится.

— Я тоже пойду.

Мы все желаем друг другу спокойной ночи, и каждый из нас идет в свою комнату. Когда мы заходим в комнату Элиаса, я падаю на кровать, а Элиас начинает расстилать свою.

Я останавливаю его.

— Спи здесь. Тебе не обязательно спать на полу.

Он делает паузу, выглядя обеспокоенным.

— Мы взрослые. Давай же.

Элиас кивает, растягиваясь на кровати как можно дальше от меня. Я ничего не понимаю, потому что, хотя я его, возможно, и не привлекаю, но знаю свою ценность.

Странное ощущение, когда рядом со мной кто-то есть, и, наверное, это потому, что я так или иначе приняла сон в одиночестве как терапию. Моя кровать — это мое безопасное место. Место, где я плачу, сплю и расслабляюсь.

Я всегда считала, что сон с другим человеком нарушает мое личное пространство. И я до сих пор так думаю. Единственная разница сейчас — это события последних нескольких часов. Я как будто знаю, что он рядом со мной, но в то же время это последнее, что меня волнует.

Мы долго лежим вот так, лицом к потолку, полностью одетые. Я пытаюсь сдержаться, но рыдания прорываются из моей груди. Я поворачиваюсь к нему спиной, боясь, что он сочтет это ребячеством, но он останавливает меня.

— Не надо.

Он изучает мое лицо, его глаза полны беспокойства.

Я киваю, хотя это похоже на то, что я отдаю ему все, что у меня есть. Я чувствую себя такой уязвимой. Я в его власти.

— Могу я…? — спрашивает он, раскрывая объятия.

Я ничего не отвечаю. Я просто тихо падаю в его объятия и позволяю его рукам обхватить меня. Я вдыхаю аромат лета на его коже. Он так хорошо пахнет.

И, если подумать, я никогда не нуждалась в объятиях так сильно, как сейчас.

Элиас

Я проснулся раньше, поэтому сделал кое-какие дела в городе. К тому времени, как я вернулся домой, Индиго приняла решение вернуться к себе. Если честно, это застало меня врасплох. Было очевидно, что в какой-то момент она вернется к себе домой, но сейчас, похоже, не время. По крайней мере, мне так казалось.

Хотя ее просьба провести прошлую ночь здесь была неожиданной, я предполагал, что она останется на некоторое время. Похоже, я ошибался. Я не могу ее винить. Возможно, ей нужно немного пространства после всего, что произошло.

Я все равно собирался уехать из города завтра. Я не жду этого с нетерпением, но это случится, нравится мне или нет.

Я предлагаю отвезти Индиго домой, мы паркуемся перед ее домом и сидим в тишине.

Она не заслужила этого, как и Оливия. Жизнь несправедлива, но больнее всего она ранит тех, кто тебе дорог. А Индиго мне дорога. Как и любой другой человек. Видеть, как другим больно, очень влияет на меня. Это не то, что я могу контролировать.

— Мне очень жаль, — шепчу я, не зная, что еще сказать.

— Спасибо, — говорит она, не глядя на меня, и начинает выходить из машины.

— Подожди.

Я выхожу первым, огибая машину, чтобы открыть для нее дверь. Она выходит, растерянная, как будто идет по льду, осторожно делая каждый шаг.

— Ну же, — качаю я головой и закрываю за ней дверь, запирая машину.

Я стою позади нее и закрываю ей глаза руками.

— Что происходит?

— Просто иди, — подбадриваю я ее, но она не делает ни шагу вперед. — Пожалуйста.

Индиго вздыхает и делает шаг в сторону, как будто она идет в первый раз.

— Если я упаду, ты оплатишь больничный счет.

Я смеюсь и подталкиваю ее, когда мы проходим мимо ворот. Она рычит. Я хихикаю.

— Я не позволю тебе упасть, Индиго.

— Ты же знаешь, что я знаю, где нахожусь?

Я знаю это место как свои пять пальцев.

Она пытается идти более уверенно, но я ставлю свою ногу перед ее ногой, чуть не заставляя ее споткнуться. Я вовремя хватаю ее, смеясь над этим. Она останавливается и топает по моей ноге изо всех сил, но я почти не чувствую этого.

Я легонько подталкиваю ее, чтобы она снова начала идти, но она отказывается двигаться.

— Где мы сейчас находимся? — спрашиваю я ее.

— Передний сад, левая сторона, рядом с входной дверью, — отвечает она, удивляя меня тем, как хорошо она ориентируется в окружающей обстановке.

— Хорошо. Пойдем дальше.

Она качает головой, как ребенок, обнимая свою грудь.

— Ох, ну давай же.

Я стараюсь не смеяться.

— Боже мой, ты все еще смеешься, — заявляет она, поднимая ногу, чтобы снова топнуть по моей, но я достаточно быстро отодвигаю ее на несколько дюймов.

— Я просто пошутил.

— Я тебе не доверяю.

На мгновение я подумал о том, чтобы нести ее на руках, но потом решил, что лучше не надо. Ей бы это не понравилось. Я убираю руки и говорю: