«Интересно было бы повидаться с этим Францем Мюллером, — подумал Алексей. — Что это за человек и как он теперь живет? Но разве найдешь его? Такие случаи бывают только в книжках да в кино».
И Алексей был совершенно уверен, что возможность встречи с Францем Мюллером абсолютно исключена.
Но однажды он разговорился со своим командиром старшим лейтенантом Даниловым, рассказал ему об отце и даже прочел последнее письмо, полученное из дому.
— Чудеса, — сказал старший лейтенант. — Ей-богу, правда. Ну как в романе, что ли. Если бы не письмо, ни за что бы не поверил тебе, Куприянов, сказал бы, что все это выдумки.
Алексей с недоумением пожал плечами:
— Какие же выдумки, товарищ старший лейтенант? И при чем тут чудеса?
— Да при том, что городок Л., где действительно была каторга и где сейчас действует большой химический завод, находится совсем рядом с нами. Всего двенадцать километров отсюда.
— Не может быть! — оторопел Алексей.
Старший лейтенант достал карту и показал Алексею маленькую, едва заметную надпись с названием городка Л.
— В первое же воскресенье, — сказал Алексею старший лейтенант, — получишь увольнение и поезжай посмотри. Может, найдешь и Кайзерштрассе. Вообще посмотришь, в каких местах томился твой батька.
Старший лейтенант Данилов подробно рассказал Алексею, как проехать в город Л., и предложил ему свой велосипед.
В воскресенье Алексей отправился в путь. Дорога в этом месте была не очень оживленная, и он с большой скоростью ехал по накатанному асфальту. Велосипед шел легко и плавно. Солдат проехал мимо пруда, оставил позади лес и покатил вдоль большого поля, у которого прошлой осенью встретил крестьян, вывозивших свеклу на тракторном прицепе. Вот здесь, в этом кювете, застрял прицеп. А тут вот стояла белокурая Ева и махала ему рукой на прощание.
Проехал перекресток, сделал поворот, еще развернулся влево и въехал в деревню. Как обычно в воскресный день, на улице никого не было. Только две женщины переходили дорогу, а у красного кирпичного забора парень заводил мотоцикл.
Солдат быстро ехал по узкой улице, развернулся на площади и, увидав дорожный знак, указывающий, куда надо ехать в городок Л., свернул в этом направлении и прибавил скорость. При выезде из деревни дорога спускалась под уклон и пролегала мимо рощи. Когда солдат миновал рощу, он увидел на краю поля девушку. Она несколько секунд стояла неподвижно, смотрела на солдата и улыбалась. Потом рванулась с места, побежала к дороге и закричала:
— Алекс! Алекс!
Алексей посмотрел на девушку и узнал ее. Это была Ева.
«Вот так встреча!» — подумал Алексей, притормозил велосипед и остановился.
Ева поздоровалась с ним за руку и спросила, куда он едет. И когда он объяснил ей, что ему нужно в городок Л. на Кайзерштрассе, девушка сказала, что хочет поехать с ним вместе.
Они покатили вдвоем на одном велосипеде.
В городке Л. они долго искали Кайзерштрассе. Наконец одна старая женщина объяснила им, что такой улицы уже давно нет и что после войны она называется Фрайгайтштрассе.
Алексей спросил, не знает ли она случайно Франца Мюллера.
— Яволь, — сказала старая женщина и объяснила, как пройти к дому Мюллера.
Когда советский солдат и немецкая девушка появились во дворе дома Мюллера, хозяин посмотрел на них с удивлением и настороженно.
— Вы Франц Мюллер? — спросил Алексей хозяина дома, рослого немца с бритым лицом, с ввалившимися от старости морщинистыми щеками.
Немец с достоинством встал перед солдатом, поправил очки, еще раз взглянул по очереди на Алексея и Еву.
— Чем могу служить? Я есть Франц Мюллер.
Алексей улыбнулся старому немцу. Он вынул из кармана записную книжку, достал фотографию своего отца и протянул немцу.
— Вы знаете этого человека?
Немец протер очки и долго смотрел на фотографию. Он закрывал глаза, снова открывал их, приглядывался и так и сяк, кажется, что-то вспоминал. Потом опустился на скамью, отложил фотографию, снял очки и с грустью сказал:
— Я видел этого человека давно, еще во время войны. Он работал у нас на заводе, как раб, и я помогал ему бежать из плена. Он был хороший человек. Он погиб? — спросил немец у Алексея.
— Нет, — сказал Алексей. — Он жив и шлет вам привет. Это мой отец.
— Ты — сын этого человека? — спросил немец, поднимаясь со скамьи и глядя на солдата совсем по-другому, уже без настороженности, с любовью и нежностью. — Ты есть сын этого русского?
— Да. Я сын этого человека.
Немец растерянно затоптался на месте, глаза его заблестели от слез, он крикнул на весь двор:
— Фрида! Карл! Луиза! Все сюда! Идите все сюда!
Из дому выскочила его жена Фрида и двое молодых людей, видимо сын и дочь. Сын был в форме ефрейтора Народной армии Германской Демократической Республики.
— Смотрите на этого солдата, — сказал немец в возбуждении. — Он есть сын того русского пленного, которого мы спасли.
— Бог мой! — всплеснула руками Фрида Мюллер. — Какие чудеса бывают на свете! Заходите же к нам в дом, пожалуйста.
Алексей долго рассказывал Мюллеру и его семье о своем отце, о сестре и о себе. Отец теперь на пенсии, живет хорошо. Вот будет рад, когда Алексей напишет ему о встрече с Мюллером. Ведь он всегда вспоминал Мюллера добрым словом.
— А я еще не сдаюсь, — сказал Мюллер и весело засмеялся. — Не пошел на пенсию, продолжаю работать. Десять лет подряд меня выбирают в правление профсоюза. Теперь у нас на заводе совсем новые порядки, мы сами стали хозяевами, посмотрел бы твой отец, как переменилась Германия.
— А где те люди, которые мучили моего отца и таких, как он? — спросил Алексей, в упор глядя на Франца Мюллера.
Мюллер махнул рукой и присвистнул:
— Э, друг мой! Те люди в могиле или на Западе. Мы выметали их отсюда крепкой метлой. Когда поедешь домой, скажешь своему отцу, пусть не сомневается в Мюллере. Таких, как Франц Мюллер, много в Германии. Мой сын Карл такой, моя дочь Луиза такая, мои товарищи по работе такие, и мои соседи такие.
На прощание Франц Мюллер передал Алексею семейную фотографию и сделал дарственную надпись.
— Пошли это твоему отцу и передай большой привет от Франца Мюллера. Если опять кто захочет воевать, мой сын Карл вместе с тобой будет защищать Советский Союз, нашу ГДР и социализм. И старый Франц еще покажет свою силу.
Он бравым жестом ударил себя в грудь и засмеялся. Карл крепко пожал руку Алексею и сказал доверчиво, как своему человеку:
— Мой папа — старый романтик. Но то, что он говорит, — чистая правда.
На обратном пути Алексей и Ева молчали.
Расстались они на том же месте, где и встретились.
— У тебя есть отец? — спросил Алексей Еву.
Девушка отрицательно покачала головой.
— Найн. Война, капут.
— А мать?
— Ее все знают. Она организовала кооперативную пекарню. Леб воль, Алекс!
Ева пожала ему руку и сошла с дороги.
— Приходи к нам в клуб на праздник, — сказал Алексей девушке. — Будут танцы и музыка.
Она тряхнула белокурыми волосами, весело засмеялась и помахала рукой на прощание.
Кончался второй год службы Алексея Куприянова в Группе советских войск в Германии. Теперь уже он сам и его товарищи чувствовали себя старожилами гарнизона и ветеранами полка. Напряжение в армии возрастало и усиливалось.
Алексей и его друзья все больше и больше ощущали пропасть между Восточной и Западной Германией. Две Германии, два совершенно разных мира. Один — это Мюллер, его дети, Ева и все люди, занятые мирным трудом, вся демократическая Германия. И совсем другой мир был там, на Западе. Оттуда в любой момент можно ожидать очередной провокации реваншистов.
Полк все чаще поднимали по тревоге, отменили увольнения в город, все держалось в предельной боевой готовности. В дождь и стужу солдатам приходилось сидеть в поле и в лесу, не смыкая глаз ни днем ни ночью. Каждый час приносил новые тревоги и заботы, на политзанятиях офицеры объясняли сложность обстановки в Германии и во всем мире.
