Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Тут и там стали появляться деревенские ребятишки, собралась вся массовка. Приехал Михаил Ефимович, осмотрел площадку. Вслед за ним появился Борис Лукич. Вскоре к полю подкатил настоящий самолет. Началась съемка.

В последующие дни снимали Сашу-Петю с мамой и с доктором Джамилой. Тамара Николаевна играла так натурально, что местные жители принимали ее за свою.

— Петенька! — звала она Сашу. — Иди, сынок, обедать будем. К вечеру поедешь на отгон, отцу муки и чаю с сахаром повезешь.

«Петенька» усаживался прямо во дворе у плиты, с аппетитом ел обед, приготовленный матерью. Тамара Николаевна ловко вынимала из печки чугунок, наливала в миску суп, ставила перед сыном. Подавала ложку, резала хлеб. И пока он ел, цедила из ведра молоко, разливала по кувшинам.

Саша доверчиво смотрел на Тамару Николаевну, и ему в самом деле казалось, что он мальчик Петя, а Тамара Николаевна его мать, простая крестьянка, жительница далекого селения в казахстанской степи.

С доктором Джамилой было труднее. Маргарита Сергеевна и особенно Борис Лукич сердились на Нину Мурзаеву за то, что она все делала и говорила как-то деликатно, по-городскому. Они заставляли ее повторять одно и то же по нескольку раз. Наконец артистка сделала так, как они хотели, и сцена была снята.

— Порядок, ребятки, — сказал Борис Лукич после съемки. — И с этим объектом покончено. Петин дворик отсняли.

— Как же отсняли? — удивился Саша. — А еще не снимали больного Петю в его домике на кровати. Забыли, Борис Лукич?

Борис Лукич ухмыльнулся:

— Ничего я не забыл, Сашок. Все сцены в Петином домике будем снимать в Москве, в павильоне. Пока мы здесь работаем, на киностудии нам строят декорации. Как же тут снимешь внутри домика, если комнатки маленькие и тесные? Куда поместятся артисты, оператор, я, осветители со своими приборами?

— И контору будете снимать на студии? — спросил Саша. — И кабину самолета?

— Верно понял, — рассмеялся Борис Лукич. — Ты разве не заметил, что художник Ушкин еще на прошлой неделе улетел в Москву, чтобы приготовить к нашему приезду декорации? А он, брат, знает, что делает.

Художника Федора Федоровича Ушкина Саша действительно не видел уже несколько дней.

«Ну и дела, — думал Саша после разговора с Борисом Лукичом. — Каждый день обязательно что-нибудь новое узнаешь».

Наконец наступило время отъезда в Москву.

На прощание директор местной школы Герасим Петрович устроил Саше настоящий экзамен по всем предметам. Проверка Сашиных знаний длилась не менее двух часов. Потом Герасим Петрович написал на белом листе записку, сложил ее вдвое, сказал мальчику:

— Передашь своему классному руководителю. Тут все написано, какие темы и разделы мы с тобой изучили и какие отметки я тебе поставил. Я доволен твоими успехами.

На рассвете следующего дня все участники киноэкспедиции улетели в Москву.

Степь под крышей

В напряженные съемочные дни Сашу и тетю Нюру доставляли на киностудию на легковой машине, а иногда на маленьком автобусе. После изнуряющей азиатской жары хорошо было проехаться по утренней летней Москве.

На территории студии много зеленых деревьев, большой фруктовый сад, цветы. В каменных корпусах и в павильонах приятная прохлада, тишина. С виду кажется никого здесь нет, а на самом деле много народу трудится целый день в помещениях и лабораториях студии.

Один из павильонов занимал Борис Лукич со своей группой.

Сегодня костюмеры принесли Саше ту самую одежду, в которой он снимался на пастбище во время охоты на волков. В придачу дали большую овчинную шубу и лисий малахай.

— А это зачем? — удивился Саша.

— Забыл, что написано в сценарии? — сказала Маргарита Сергеевна. — Когда больного Петю ночью во время грозы везли на машине в аэропорт, Махмуд надел на него свой малахай и прикрыл шубой. Помнишь?

— Все у вас шиворот-навыворот получается, — проворчал Саша. — Летом самый раз сниматься по-летнему, а вы на меня шубу напяливаете да еще здоровенную лохматую шапку.

Накинув на плечо длинную шубу и взяв в руки малахай, он поплелся за Маргаритой Сергеевной в павильон. Как только открылась тяжелая дверь, в глаза Саше ударил яркий свет прожекторов, заливающий всю декорацию. Саша вгляделся и узнал знакомую комнату, она была точно такая, как в далеком степном аэропорту, в том самом чудо-здании, построенном Федором Федоровичем Ушкиным без четвертой стены. И здесь за окошком шумели потоки дождя, и сквозь его серую завесу можно было различить знакомый силуэт самолета. По временам даже вспыхивали молнии, то совсем близко, то где-то далеко в степи, и Саше не верилось, что все это происходит в обыкновенном павильоне киностудии.

Когда Сашу уложили на носилки, надели на голову малахай, прикрыли овчинной шубой, внесли в комнату аэропорта и положили на то место, где он должен был лежать в ожидании самолета, мальчик уже не мог пред ставить себе, что всего полчаса назад он ехал по улицам Москвы, шагал по зеленому саду киностудии, любовался чистым летним небом.

Михаил Ефимович бодро покрикивал, требуя, чтобы осветители точнее направляли свет, куда он указывает.

Появился Борис Лукич, объяснил, что надо делать, как играть в этой сцене.

— Помнишь, что происходит по сценарию? Тебя покусали волки, ты истекаешь кровью. Поднялся жар, голова разламывается от страшной боли. Все плывет, как в тумане, начинается бред. Ты из последних сил удерживаешься от крика, от стона. Тебя долго везли на машине через степь, ночью, в страшный ливень и грозу. Растрясли в дороге, измучили, наконец, положили в комнату аэропорта, говорят, что скоро прилетит самолет. Все о тебе заботятся, особенно доктор Джамила, шепчут ласковые слова, утешают, а тебе хочется кричать от боли. Но ты же мужчина, держишь себя в руках, терпеливо ждешь. И вот прилетает самолет, появляется летчик Павлов. Когда он подходит к тебе, ты открываешь глаза и узнаешь своего друга.

— Я все помню, — сказал Саша, — Начинайте снимать.

— Лежи спокойно, не суетись.

— Ладно.

— Все готово, Маргарита Сергеевна? — крикнул через плечо Борис Лукич.

— Готово, Борис Лукич, — ответила Маргарита Сергеевна. — Можно начинать, Петенька?

— Давайте, — сказал Саша и отвернулся к мокрому окну.

Съемки этой сцены продолжались значительно дольше, чем представлялось Саше вначале. Хотя он делал все так, как требовал Борис Лукич, режиссер иногда останавливал его, что-то обдумывал и просил делать по-другому. Эти неожиданные перемены и повторения нисколько не утомили Сашу, ему даже нравилось, что с ним так долго занимаются.

Удивительным был дождь за окном, вспышки молнии, мокрый плащ летчика Павлова, пришедшего в комнату, где лежал Петя, тихий голос режиссера и внезапный крик на весь павильон:

— Тихо! Съемка! Мотор!

Удивительной была и доктор Джамила в белом халате и накинутом сверху парусиновом плаще с капюшоном. На этот раз Мурзаева играла так хорошо, что ни Борис Лукич, ни Маргарита Сергеевна не сделали ей ни одного замечания.

«Наверное, подтянулась», — подумал Саша.

Вскоре съемочная группа перешла на новую декорацию. Это был тот же степной аэровокзал, только с другой стороны. В правом крыле аэровокзала разместился буфет, где летчик Павлов пил чай и закусывал. Здесь также все было самое настоящее, к чему Саша уже привык и чему перестал удивляться. Широкая стеклянная дверь из буфета открывалась прямо в сторону летного поля, где простиралась широкая степь и синело высокое небо под бесконечной равниной. Хорошо сделанные вещи теперь нисколько не удивляли Сашу и не вызывали подозрительности. И только однажды мальчика взяло сомнение, когда он увидел в павильоне точно такой же самолет, на каком прилетел Павлов в совхоз. Выйдя из буфета, Саша остановился перед самолетом, долго и подозрительно разглядывал его.

— Вот так смастерили! — сказал он вслух самому себе, ощупывая руками шасси. — Ни за что не поверил бы, если бы не знал, что он бутафорский. Ловко сделано.

54
{"b":"833793","o":1}