— Вам теперь в самый раз играть колхозниц. Уж кто лучше знает ихнюю жизнь!

— Сынок-то у меня хорош? — Тамара Николаевна становилась рядом с Сашей. — Весь в меня, умница и красавец.

Саша смущался от таких шуток, но не убегал, покорно стоял рядом, привыкал к роли.

Вся жизнь лагеря была подчинена единому режиму. По вечерам на невысоком щитке у столовой экспедиционной базы вывешивался график работ на следующий день, где было точно указано, кто, куда и в какое время должен явиться и чем заниматься.

Любимое выражение Бориса Лукича «не будем терять драгоценные минуты» теперь произносилось везде и всюду, и не только Борисом Лукичом. Эти слова стали своеобразным девизом всей съемочной группы.

На другой же день по приезде Борис Лукич в присутствии Маргариты Сергеевны и всей группы, как бы между прочим, затеял серьезный разговор с Сашей.

— С этой минуты забудь все прошлое, — сказал он мальчику. — Теперь ты не Саша, а Петька, сын пастуха. Все, что написано в сценарии о Петьке, ты должен понимать так, будто речь идет о тебе самом. Начинай новую жизнь деревенского мальчугана, усваивай обстановку, вживайся в образ. Придется учиться ездить верхом на лошади, стрелять из охотничьего ружья. Вместо волков будут натренированные овчарки, обученные известным мастером Аркадием Гурьевичем Ростовским. Ты, наверное, видел его, он летел с нами из Москвы. Вон стоит. — И Борис Лукич указал на пожилого человека в роговых очках и с седой бородой, которого Саша видел в самолете.

Аркадий Гурьевич дружески кивнул Саше.

— Верховой езде и охотничьему делу тебя научат местные жители: коневод Махмуд Кобжанов и охотник Ораз Серкебаев.

Борис Лукич сделал жест в сторону, где сидели два загорелых белозубых казаха, лет восемнадцати и тридцати. Старший был охотник Серкебаев, спокойный неторопливый человек, постоянно жующий табак. Младший курил козью ножку, с любопытством смотрел на москвичей. Оба они заулыбались и закивали, когда режиссер заговорил с ними.

— Вам объяснили, что нужно делать? — спросил Борис Лукич охотника и коневода.

— Все знаем, начальник, — ответил старший, показывая в улыбке крепкие белые зубы.

Младший тоненьким голоском пропел:

— Это дело понимаем, очень хорошо понимаем.

Борис Лукич посмотрел на директора картины Корина.

— Ружья, седла, собаки, лошадь готовы?

— Все в порядке, — сказал Дмитрий Григорьевич. — Завтра можно начинать.

— Итак, друг мой, — торжественно обратился к Саше Борис Лукич, — прошу тебя, отнесись к делу совершенно серьезно. Отбрось городские привычки, не бойся ни зверя, ни птицы, ни дождя, ни ветра и слушайся во всем Маргариту Сергеевну. А вы, Марочка, проследите за ним, помогите молодому артисту.

— Ясно, Борис Лукич.

Борис Лукич захлопал в ладоши и сказал, обращаясь ко всем:

— На этом разойдемся, товарищи, не будем терять драгоценные минуты, прошу всех приниматься за дело.

Несмотря на то что Саша отрастил длинную, густую шевелюру, ему велели надевать на голову войлочную шляпу, чтобы не хватил солнечный удар. Днем наступала нестерпимая жара, но снять рубашку опасно, можно получить такие солнечные ожоги, от которых неделю будешь стонать и охать. Здесь даже загорелому человеку трудно часами стоять на солнцепеке. Местные жители не зря носят толстые ватные халаты и войлочные шляпы.

С непривычки такой режим переносить нелегко. Саша ищет спасения в тени, но его просят идти на улицу, погулять с деревенскими ребятами. В пруду купаться не разрешают больше пятнадцати минут, надо все время ходить в куртке, в войлочной шляпе, в длинных брюках и закрытых ботинках. Что Сашины домашние тренировки на лестнице в сравнении с этой нагрузкой! Вот где сразу сбросишь вес и похудеешь без особого старания, не надо придумывать никаких специальных упражнений! Спасибо за такой климат, прекрасные условия!

— Я больше не могу, — стонет Саша. — Все мозги расплавились от жары, ничего не соображаю.

Тамара Николаевна только подсмеивается над Сашей:

— Ничего, сынок, потерпи. Забудь, что ты москвич, живи, как здешние ребята. Вон как резвятся, не жалуются!

Вечером жара спадала, становилось легче дышать, можно было снять куртку и шляпу, разуться. А перед сном хорошо искупаться в пруду, подставить грудь теплому полынному ветру. Но летняя ночь коротка; только уснешь — надо просыпаться, солнце уже припекает и заглядывает в окно. И опять начинается круг мучений. Вот тут и попробуй быть Петькой-степняком, если ты все время остаешься московским мальчишкой. Куда уж там! Трудно Саше стать Петькой, хоть караул кричи. Полное раздвоение личности.

«Отправят меня домой с позором, — думает Саша в отчаянии. — Вот так влопался, попал в переплет».

Саша совсем начал раскисать, но неожиданно его выручил Махмуд Кобжанов. Как-то ранним утром он влетел во двор на двухколесной таратайке и осадил красивую лошадь у крыльца.

— Поедем в степь, — предложил он Саше, — Лучшего скакуна тебе приготовил, красавец конь, Тулпар называется по-нашему. Крылатый конь. Седло хорошее, катайся сколько нравится.

— Я никогда не ездил на лошади, — заикаясь от смущения и робости, сказал Саша. — Как же так сразу?

— Научим, самое простое дело. Только надо быть смелым и крепко держаться в седле.

Сашу усадили в таратайку и повезли в степь. Ехать было приятно, еще веяло утренней свежестью, на траве поблескивала роса, слева и справа от дороги кланялись своими красно-желтыми головками тюльпаны. Солнце не успело взобраться высоко и не так жгло спины. Над степью курилась дымно-фиолетовая хмарь. Далеко-далеко холодновато синели горы, и на их самых высоких вершинах сверкал белый снег. Через дорогу перебегали суслики, становились на задние лапки, тонко свиристели, проворно прятались в норы, как только на земле появлялась тень коршуна или стервятника.

Впереди бежала желтая собака, будто показывала дорогу сытому резвому коню.

— В Москве не увидишь такой степи, — рассуждал Махмуд Кобжанов. — И суслик не бегает, и орел не летает... Знаю, был на выставке, жеребенка возил. В Москве асфальт керосином пахнет, плохо дышать летом. У нас, в степи, хороший воздух, долго жить будешь.

Саша оживился от перемены обстановки, смотрел на все с любопытством. Он в самом деле ничего подобного не видал.

— А зачем собака бежит впереди? — спросил он у Махмуда.

— С нами живет, овец от волков охраняет.

— А как же вы ездите без ружья, если тут волки водятся?

— Зачем ружье? Я могу плеткой убить волка. Вон какая свинчатка на конце приделана.

Вскоре они увидали дымок на холме, потом показались белые юрты, пасущиеся отары овец и табун лошадей. Это была база отгонного животноводства.

Тут Сашу уже ждали «мастер»-собаковод Аркадий Гурьевич со своими овчарками и охотник Ораз Серкебаев с ружьем.

Жилось здесь хорошо и привольно. Варили баранину в большом котле, ели ее с луком и лепешками из пресного теста. Это блюдо называлось бешбармак и было очень вкусно. Запивали бульоном, по-местному «сурпой». В жаркое время дня пили белый кумыс, вкусный напиток из кобыльего молока, остро-кислый, стреляющий в нос, как газированная вода. Часто растапливали самовар, кипятили воду, заваривали крепкий зеленый чай. Он хорошо утоляет жажду и приятен на вкус, если его пить без сахара.

Махмуд выбрал из табуна красивого, смирного коня гнедой масти по прозвищу Тулпар, подвязал новое из коричневой кожи седло, подтянул стремена по Сашиному росту. Первый раз Саше было как-то непривычно и боязно садиться на коня, — пожалуй, страшнее, чем на самолет.

— Зачем бояться? Пустяковое дело, — дружелюбно говорил Махмуд, подсаживая мальчика в седло и помогая ему заправить ноги в стремена. — Держись за седло, упирайся ногами, как в землю. Не дрожи, как заяц, не пугай коня. Он сам умный, всегда знает, как надо бежать.