— Когда?

— А на фабрике.

— Я не обиделась, а предупредила.

Оркестр заиграл модный танец. Людской поток хлынул на площадку, увлек за собой наших героев.

Галя и Медников танцевали.

— Почему вы такая грустная? — спросил Медников, склонившись к Гале. — Не любите танцев?

— Ну что вы? Как можно не любить танцы? — Она тихо засмеялась. — А вы?

— Я люблю тишину. Шум и толпа утомляют. Пойдемте гулять? — предложил он.

— Если согласны, я — за.

— После третьего танца, — сказал Медников.

— Хорошо.

Он танцевал с удовольствием, сразу повел партнершу свободно, плавно и все больше входил в азарт. Он считался неплохим танцором, но теперь сам чувствовал, что танцует хуже ее — этой гибкой огневой девушки, легкой, как птица, верткой, как змея. Он любовался ею и с каждым танцем все более подчинялся ей, стараясь угадать ее движения, все меньше ошибался. Танцы по-настоящему захватили его, кружась с девушкой, он испытывал нечто похожее на чувство удовлетворения от хорошо выполненного трудного пилотажного упражнения. Он словно был в полете, хотя всего-навсего — в «полете танца», как говорили в старину.

Кончился третий танец.

Медников с сожалением остановился. Придерживая Галю за локоть, повел ее к Кирееву и Тоне.

— Уговор дороже денег, — сказала Галя, — пошли гулять.

— Мне говорили, вы сильно ушиблись об лодку.

— Ужасно глупая история. Мне даже стыдно вспоминать, ведь я хорошо плаваю.

— Локоть не болит?

— Нет, нисколько.

Они долго бродили по темным аллеям. Галя и Андрей шли впереди. Тоня и Виктор отстали на несколько шагов. Киреев что-то объяснял Тоне, она часто возражала ему, и тогда ее звонкий голос перемежался с глухим бубнящим говорком Виктора. Галя больше молчала, лицо ее было серьезно, она слушала собеседника. Выходили к набережной, снова возвращались в глубину сада, то серьезно говорили о звездах, книгах, дальних странах, то весело болтали о пустяках. Тоня заговорила о Чехове, Киреев подхватил эту тему, сказал, что он тоже родился в Таганроге, стал вспоминать чеховские места, сохранившийся домик писателя и все легенды и предания, которые еще не стерлись из памяти таганрожцев.

— Это мой любимый писатель, — призналась Тоня и с каким-то особым уважением посмотрела на Киреева, будто тот факт, что Киреев неожиданно оказался земляком Чехова, поднял летчика в глазах девушки.

Потом Киреев и Тоня переключились на другие темы, особенно усердно они обсуждали новые песни, спорили о певцах и певицах.

— Микрофонное пение — это обман, — горячо доказывал Киреев. — Я люблю натуральный голос, так сказать — товар лицом, без всякой маскировки.

— Новое всегда пробивается с трудом, — возражала Тоня. — Многие не хотят понять, что современная эстрада без микрофона просто немыслима.

— Это как кому.

— На вкус и цвет товарищей нет...

С тех пор летчики и девушки встречались почти каждый свободный вечер. Чаще всего ходили в парк, бродили по набережной, где было тихо и безлюдно. В ветреную и дождливую погоду спасались в кинотеатре. Чем ближе узнавали друг друга, тем больше хотелось быть вместо. Девчата нравились летчикам, и чувствовалось, что случайное знакомство постепенно перерастает в дружбу.

Вскоре в части пошли слухи, что полк переведут на новое место. Ребята забеспокоились: не хотелось расставаться с девушками, встречи с которыми становились более частыми, разговоры — сердечными, тревожно-волнительными.

Однажды вечером, когда друзья гуляли по набережной, Медников взял Галю под руку, хотел увести в темную аллею, оставив Киреева и Тоню вдвоем.

Вдруг Галя озорно оттолкнула Медникова, побежала к реке.

— За мной, ребята! — крикнула она. — Пошли водяного ловить. Гоп-ля!

Она соскочила с парапета на песчаный берег. Медников прыгнул за ней. Через минуту на берегу появились и Киреев с Тоней. Спустились к реке.

Галя сняла туфли и пошла по воде, шлепая босыми ногами, поднимая платье выше колен, чтобы не замочить подол. Медников схватил ее за руку, хотел остановить, но Галя оттолкнула его.

— Эх, искупаться бы! Какая вода! Красотища!

— Да ну тебя! — остановила ее Тоня. — Посидим на скамейке.

— А «скорую помощь» вызывать сейчас или потом? — пошутил Киреев, но никто не засмеялся, и он понял, как это неуместно.

Галя швырнула босоножки на песок, стала быстро расстегивать платье, готовая всем на зло броситься в воду.

Медников шагнул к Гале, схватил ее за руку. Она непокорно рванулась, но он крепко держал ее.

— Ты извини меня, — подошел к ней Киреев. — Я глупо пошутил, а купаться действительно незачем. Обиделась? Ну, хочешь, ударь меня.

Галя полушутя-полусерьезно шлепнула его рукой по плечу, «сорвала злость».

Пошли к скамейкам, которые стояли почти напротив того места, где когда-то тонула Галя.

Чувство неловкости еще не прошло.

— А правда, что у вас, у летчиков, в каждом городе, где вы побываете, остается по одной жене? — с вызовом выпалила Галя и посмотрела сначала на Киреева, потом на Медникова, будто проверяла, насколько сильно задели ребят ее слова.

Медников почувствовал задиристую нотку в ее голосе.

— Глупости говоришь. Сама придумала или слыхала на базаре?

— Чего придумывать? Всем известно, сколько жен у моряков и летчиков. В каждом городе по одной.

— Почему же по одной? — Киреев попытался свести разговор к шутке. — Вон у нашего Андрея — по две.

Тоня прыснула в кулак, Галя рассмеялась.

Андрея, однако, задели эти слова, он рассердился.

— Не треплись, как белье по ветру! — раздраженно бросил он Кирееву и повернулся к Гале: — Не знаю, как у кого, а у меня будет одна жена, на все города и на всю жизнь.

— Не кипятись, мальчик. На больную мозоль наступили? — подзадоривала Галя, заливаясь звонким и раскатистым смехом. — Скорее поверю Виктору, чем тебе. Ты не такой скромный.

— С чего ты взяла? — с обидой сказал Медников. — Нашла тему, перестань.

— Знаем вас, летчиков-молодчиков, — не унималась Галя. — По своему двоюродному брату сужу, он тоже летчик. Перед училищем женился, оставил жену с ребенком, а теперь пишет из Оренбурга, мол, полюбил другую, не жди меня, у нас была случайная связь.

— Зачем же с одной меркой подходить ко всем? Один меняет женщин, как перчатки, другой влюбится раз на всю жизнь.

— Все это сказки — любовь на всю жизнь. Свежо предание, да верится с трудом. Правда, Тоня?

— Разве их узнаешь? — в тон ей вторила Тоня. — Мужчины скрытные, у них на языке одно, а на уме другое.

— Как это у вас называется? — язвила Галя. — Фигурный пилотаж? Мертвая петля?

Разговор становился неприятно опасным, и Виктор встревожился за Медникова.

— Я пошутил насчет двух жен, девчата, — попытался разрядить обстановку Киреев. — Андрей еще не знает, что такое жена. И о любви только в книжках читал. Он же ангел, посмотрите на него.

— А где же крылья? Дома забыл? — спросила Галя.

— В капитальный ремонт сдал, — парировал Киреев.

Андрей с раздражением прервал друга:

— Хватит! Скажи что-нибудь умное.

— Шутки перестал понимать? — удивился Киреев.

Медников вспыхнул и схватил Галю за руки.

— Пойми, Галя, я не шучу, — упрямо твердил он. — Не ради пустой болтовни, всерьез говорю: у меня будет одна жена, на все города и на всю жизнь. Клянусь вам: будет так, как я сказал!

Взволнованный и распаленный, он поднял сжатый правый кулак, торжественно повторил:

— Клянусь тебе, Галя!

— Ну вот еще! — перестала смеяться Галя. — Так я и поверила! Да и как можно проверить, сколько у тебя будет жен?

— А очень просто, — сказал Медников, волнуясь, сжимая Галины руки. — Сама жизнь предоставит тебе возможность проверить. Потому что моей женой будешь ты, Галя. Ты! Только ты!

Галя оторопела и растерялась. А Андрей неожиданно схватил сильными руками голову девушки, приблизил к своему лицу и стал целовать в сверкнувшие лунным светом глаза, в губы. Она рванулась, как пойманная лань. Забарабанила кулаками в его грудь, наконец вырвалась и отпрянула.