— А почему не допускается возможность противостояния нам какой-нибудь иной высокоразвитой цивилизации? — поинтересовался я.

— На орбите планеты не было зарегистрировано никаких неопознанных летающих объектов, — ответил полковник.

— Оружие? — спросил я.

— Выбор за вами, лейтенант. — Полковник мельком взглянул на психолога.

— Но я бы посоветовал не брать для разведки слишком тяжелое вооружение.

Еще вопросы есть? — Все молчали, и полковник повернулся к психологу. — Вы хотите что-нибудь добавить?

— Пожалуй, нет, — ответил он.

— Ну тогда на этом закончим, — произнес полковник, обращаясь ко всем в зале. — Вылет через три часа.

Планета класса «2А» системы КТ.01.4. «В живую» она была более привлекательна. Ее серость, казалось, диктовалась веянием некой галактической моды, а редкие зеленые островки прекрасно дополняли элегантность строгого «наряда».

Я сам сидел за управлением десантного челнока. И я не спешил… Одно дело увидеть вид планеты на экранах монитора, сидя в уютном кресле оперативного зала, и совсем другое ощутить ее таинственность воочию. Это запоминается.

Конечно, сейчас «2А» системы КТ.01.4 почти обыденная планета, но тогда было нечто в ее облике настолько загадочное и величественное, что невольно хотелось поклониться ей, как какому-нибудь могущественному божеству. Хотя, может быть, это мне только казалось В свете тех необъяснимых смертей обслуживающего персонала станции и посланного спецподразделения.

Что мне не нравилось в предстоящей разведке, так это собака. Я совсем не хотел, чтобы какое-то существо, имевшее непосредственный контакт с неизвестной тварью, находилось рядом. Никто не может знать, какой фортель захочет вдруг выкинуть этот старый пес. Но психолог с полковником настояли. Нет, конечно, они имели на это право, но все же это моя разведка, и распоряжаться здесь должен был только я!

Челнок уже входил в плотные слои атмосферы. Я немного притормозил и замедлил падение. Тихо было в челноке. Не нравилось мне это. Ребята были слишком напряжены перед разведкой. Не особо заботясь о своей репутации, я включил внутренний селектор и запел известную когда-то, но уже забытую песню.

Ту самую, которая имела грандиозный успех в дни нашей вербовки. Не знаю почему, но я совсем не забыл слова.

— …Звезды светят очень ярко, манят нас своей красой. Хороша Земля-старушка — новый мир совсем другой…

Я только начал петь, а ребята уже подхватили дружным хором. Простецкие стихи, незамысловатая мелодия… Вероятно, это нас и привлекало в старой песне.

Да, она была популярна пять лет назад, когда нас завербовали и когда было объявлено о записи десяти тысяч первых колонистов. С тех пор о далеких мирах пелось много и почти везде. Но нам, оторванным от внешнего мира на пять лет, запала в душу именно эта, уже забытая на Земле мелодия.

— …Мы найдем себе планету и построим себе дом. Только там не будет этих, очень милых сердцу, зон…

Я улыбнулся. Эти строки понимались по-разному — и шутливо, и ностальгически. Изоляционные радиоактивные зоны… Нет, лично я бы не стал скучать по ним. Слава Богу, что атомная энергетика прекратила свое развитие, а то непонятно, чем бы все это закончилось.

Я пел, а ребята дружно вторили мне. И атмосфера в челноке разительно изменилась. Мы все нашли в себе что-то общее, мы стали одной командой. Мы — оторванный от настоящего осколок своего поколения.

Челнок вышел из плотных слоев атмосферы, и под нами открылась панорама огромной серой пустыни. Песня закончилась, и я не сомневался, что сейчас все ребята смотрят на свою первую планету. Интересно, о чем они думали в тот момент. Каждый о своем, наверное. Но никто — о смерти.

Я вел челнок над безжизненной пустыней. Скоро должен был показаться небольшой лес — километра на три в поперечнике, а за ним скалы и станция. Я снизился к самой поверхности планеты.

— Не рано ли опустились, лейтенант? — спросил рядом сидящий со мной сержант Волат. — Еще должен быть лес, а лишь затем скалы и станция.

— Знаю, — ответил я. — Лес небольшой, мы пройдем его пешком.

— Но ведь приказ был высадиться прямо на станцию, — возразил сержант.

— Здесь уже только я приказываю! — Мне удалось немного попридержать свой гнев, но все же голос мой прозвучал достаточно резко.

— Прошу прощения, лейтенант, — ответил сержант.

— Когда надо вынуть какую-то вещицу из дерьма, совсем не обязательно плюхаться туда самому, — уже немного спокойнее пояснил я. — Можно, сержант, аккуратно подойти со стороны и взять ее щипцами, совсем при этом не испачкавшись. Я достаточно ясно излагаю?

— Вполне, — ответил Волат.

— Вот и хорошо. — Я улыбнулся и, как бы прося прощения за свою недавнюю грубость, сжал руку сержанта. Он все понял. Волат был хорошим сержантом и отличным парнем. Я понял это еще в первый день нашего знакомства, когда он предложил мне свою дружбу — просто так, ничего не требуя взамен.

Впереди показалась длинная полоса леса. Она тянулась километров на сорок, но в поперечнике была не больше трех. Я затормозил челнок и повел его на посадку. Планета мягко приняла наш небольшой корабль, и мы вышли наружу. Мой взвод выстроился возле самого леса.

— Значит, задача такова, — произнес я, — двойной развернутой цепью проходим лес и выходим на периметр станции. О всем подозрительном немедленно сообщать. В первой цепи с первым отделением иду я, во второй со своим отделением — сержант Волат. Сержант Манит останется на челноке и подберет нас после разведки. Сверим часы. На моих сейчас пятнадцать часов двадцать минут по земному времяисчислению. Подбор в семнадцать двадцать. Все, выдвигаемся.

Максимум собранности.

Мой взвод выстроился двойной развернутой цепью, и мы двинулись в лес.

Почти тотчас челнок взлетел и унесся в космос на свой базовый звездолет.

Лес был почти полностью высушен. Листья с длинных безветвенных деревьев все опали, и если бы не жара, то могло показаться, что наступила поздняя осень и местная природа готовится к холодам. Но то было обманчивое ощущение. Период дождей здесь должен был наступить не раньше чем через одиннадцать местных суток. Только тогда температура немного спадет. Теперь же здесь был самый пик засухи. Горячий воздух буквально обжигал горло, и рот приходилось все время держать закрытым. Такое засушливое время было специально выбрано для разведки.

Жизнь на планете вся вымерла и, естественно, не представляла для нас никакой опасности. Если, конечно, не принимать в расчет цели нашей разведки.

Мы прошли лес за сорок минут. Дальше начинались скалы — те самые семь небольших гор. Станция находилась в самом их центре, и до нее было не меньше десяти минут ходьбы.

— Двигаемся легким бегом, прежним порядком, — приказал я своим ребятам и покрепче сжал поводок пса. Он что-то стал беспокоиться, хотя в лесу вел себя абсолютно тихо. — Смотрите в оба, докладывать о любом движении, если даже вам покажется, что это в голове от жары помутилось. Оружие с предохранителей пока не снимать.

Мы побежали. Я постоянно бросал взгляд на свой датчик движения, но на нем ничего не появлялось. Это, правда, ничего мне не доказывало. Я слишком хорошо уже знал, что чужие планеты могут преподнести любые сюрпризы.

Скалы располагались почти ровным кругом. Не прошло и минуты, как мы вбежали внутрь его. И почти тотчас пес взвыл и всеми четырьмя лапами стал упираться в рыхлый серый песок, отказываясь идти дальше. У меня по спине пробежал неприятный холодок.

— Псина! — выругался я. — И на кой черт я согласился тащить тебя с собой?!

— Я накинул поводок на небольшой камень, который напоминал специально выставленный пограничный столб. — Останешься здесь, раз не хочешь идти.

Пес удовлетворенно сел. Я избавился от него, но от этого мне не стало легче. Тут, у этих скал, действительно что-то было. И пес чувствовал это что-то даже спустя пять лет.

— Вперед, — сказал я, но неожиданно замер. Возле правой скалы, совсем недалеко от станции, виднелась какая-то металлическая установка. Я отлично помнил план всех объектов в периметре разработок. Здесь ничего не должно было быть. Я присел и, махнув рукой ребятам, чтобы они сделали то же, быстро спрятался за одним из многочисленных валунов. Ко мне подполз сержант Волат.