Мои мысли прерываются еще одним стоном Эша. Он отступает и заправляет себя в штаны. У обоих мужчин опухшие губы и широко раскрытые темные глаза, оба казались немного ошеломленными, трепещущими, и недоверчиво смотрящими и все еще… неудовлетворенными.

— Счастливого Рождества, Эмбри, — шепчет Эш.

— Счастливого Рождества, — отвечает хрипло Эмбри.

Эш отворачивается, потирает большим пальцем свой лоб, а затем губы, а Эмбри стоит не шелохнувшись под омелой, пока Эш не заходит в свой кабинет. Он стоит там несколько минут, глядя на коридор, в котором исчез Эш, а затем, наконец-то поворачивается и направляется в свою спальню, пробегая руками по волосам.

А я — я остаюсь одна в холодном коридоре. Смущенная, испытывающая желание и боль.

Ревнующая.

Влюбленная.

Колчестеры прибыли в рождественское утро, привезя подарки и сумки с продуктами (так как мать Эша отказалась позволять кому-то другому приготовить рождественский ужин). Мы с ней провели день на кухне, в то время как Кей, Эмбри и Эш расположились за столом и работали. Я бесполезна во время приготовления пищи (когда я была ребенком, у дедушки работал шеф-повар, а приготовленная мной еда в колледже состояла из яиц и лапши быстрого приготовления), но, даже учитывая все это, она радушно обняла меня после обеда и объявила «членом семьи». А когда узнала, что моя мать умерла, когда мне было семь лет, то крепко обняла (она пахла сдобой, которую только что выпекала, и духами от Elizabeth Taylor) и сказала мне называть ее мамой. Я практически плакала.

День был настолько загружен делами от начала и до конца, что я ни разу не вспомнила прошлую ночь, и Эмбри или Эша, хотя чувствовала в себе какую-то надломленность — трещину на поверхности моей души — и подавленность из-за того, что эта трещина разрасталась из-за всевозможных вопросов. Это был их первый поцелуй? Как часто они целовались?

Заходили ли они дальше поцелуев?

Трахались ли они раньше, и трахались ли они сейчас?

Было такое чувство, утром мир перевернулся, но я была единственной, кто это заметил. Я была сбита с толку, чувствовала себя слабой и неуверенной, пока все остальные были такими же спокойными и нормальными, как и прежде. Ведь мужчины не знали, что я знала. А Эмбри не знал, что Эшу известно о нас. И, вероятно, было что-то еще, чего я не знала. А что, если Эш и Эмбри изменяли мне друг с другом?

А поцелуй — это измена?

Было ли изменой, если они не трахались друг с другом, но хотели этого?

И тогда снова явились все виды ревности, прилетели, словно обезьяны злой ведьмы, и принялись роиться в моих мыслях, наполняя голову воспоминаниями о том поцелуе, а также картинками того, как они трахались. Трахались голыми, трахались в смокингах, трахались в военной форме…

И в какой-то момент ход мыслей отправил меня в спальню. Я сослалась на головную боль, хотя на самом деле мне пришлось облегчить боль совсем другого рода. Как только закрылась дверь я, задрав вязаное платье и отодвинув в сторону трусики, кончила менее чем за минуту, представляя эти два сильных тела, трущиеся друг о друга.

И, конечно же, Эш каким-то образом узнал, что я кончила без него, и я провела всю ночь, прикусив его ремень, пока он стегал мою задницу крапивой, которую обнаружил рядом с одним из домиков.

Мир ворвался в нашу жизнь на следующий день после Рождества. В центральном Вайоминге начались проблемы с нефтяным трубопроводом, а на следующий день произошла террористическая атака в Германии. Колумбия разваливалась на части, нужно было доработать законопроект по ветеранской реформе, также Эш был намерен выступить с важной речью о торговле людьми перед Организацией Объединенных Наций. Неожиданно мыслями я «перешла» от того, что Эш и Эмбри все время были «моими» к тому, что вообще их не видела. Они оба метались по всей стране, работали без остановки, а однажды вечером, когда я проводила время с Эшем, он обнял меня и сразу же уснул. Я даже не успела выключить свет.

Я провела две недели, практически не видя Эша, нервничающей, мечтающей о нем развалиной, крутя кольцо на своем пальце, вздыхая, глядя на снег. Я спала в его рубашке, которую позаимствовала, но так и не вернула. Поэтому, когда Эш пригласил меня присоединиться к нему и еще нескольким людям (к Мерлину, Эмбри и министру иностранных дел) на публичную встречу между Соединенными Штатами и Карпатией в Женеве, я ухватилась за эту возможность. Может быть, я, наконец-то, найду способ получить ответы на все свои вопросы.

По крайней мере, я смогу украсть еще одну рубашку.

***

— Спасибо, что позволил мне привезти Абилин.

Эш поднимает взгляд от своего стола, удивленная улыбка освещает его лицо.

— Ты проснулась.

Борт номер один гудел вокруг нас, и я была конституционно неспособна противостоять белым шумам и успокаивающим вибрациям. После того, как самолет взлетел, Эш настоял на том, чтобы я вздремнула в комнате отдыха при его кабинете, а я дремала почти столько, сколько длился сам полет. Сейчас я стояла в дверном проеме, держа в одной руке портфель, а другой пыталась распутать свои спутанные светлые волосы.

— Да, и собираюсь кое над чем поработать, но подумала, что сначала тебя поблагодарю.

— Конечно. — Эш откидывается на спинку кресла. — Я, наверное, буду занят большую часть поездки. Мне показалось, что тебе было бы веселее, если рядом с тобой будет подруга. Говоря о… есть хоть какой-то шанс, что ты передумаешь относительно того, где будешь спать?

Я ему широко улыбаюсь.

— Боже, я хочу это сделать. Но Мерлин сказал, что ни при каких обстоятельствах мы не сможем спать в одном номере.

Эш откидывает голову на спинку кресла.

— Мы обручены, а этого достаточно, чтобы соблюсти приличия.

— Очевидно, недостаточно.

Его взгляд скользит к моему портфелю.

— Над чем именно тебе нужно поработать?

Вздох. Проще перечислить то, что мне не нужно было делать.

— Нужно составить учебные планы для трех групп, с которыми я работаю в этом семестре, и продумать для них первые домашние задания. Плюс я пообещала себе, что чуть больше поработаю над книгой до начала семестра. Ох, и твой личный секретарь не перестает посылать мне и-мейлы.

— О свадьбе? — Его глаза становятся мягкими, когда он произносит это слово, из-за чего из меня так и начинает сочиться раздражение.

— Да. Она хочет нечто грандиозное, как королевская свадьба. Даже больше, если она сможет это устроить.

— А что думаешь ты?

— Мне все равно, лишь бы было красивое платье и время преподавать.

Эш на мое «преподавать» становится задумчивым, но ничего не говорит. Я не спрашивала его мнение о преподавании, так как это слишком сильно походило бы на то, что я прошу его разрешения — я бы не бросила работу независимо от того, что бы он сказал. Я знала, что Эш поддерживал мое решение, но не знала, что об этом думали все остальные… особенно американская общественность. Насколько я знала, буду первой «первой леди», у которой была обычная работа, и которая не произносит речей или не пишет время от времени статей.

Мерлину, конечно, не нравилось то, как это будет восприниматься, но моя карьера не обсуждалась, пока я была готова ждать переезда в Белый дом и спать в разных гостиничных номерах. А что касается восприятия общественности, — кто будет более уважаемым в Белом доме, если не внучка Лео Гэллоуэйя?

— А что ты думаешь о свадьбе? — спрашиваю я.

— Иди сюда, и я тебе скажу.

— Я не попаду на этот старый трюк, — говорю я, и все же пересекая кабинет, направляясь к его столу. Эш поворачивается в своем кресле боком к столу, и хлопает по своему колену. И когда я оказываюсь в сильных руках, весь мой стресс из-за работы и свадьбы растворяется.

— Когда дело доходит до свадьбы, хочу две вещи, — говорит он мне необычайно серьезным тоном. — Если ты не настроена на определенное место, то я хочу, чтобы она прошла в церкви в Канзас-Сити, где я вырос. И я не хочу видеть тебя в день свадьбы. Знаю, что это по старинке и немного суеверно, но я хочу пережить тот момент, когда впервые тебя увижу у подножия алтаря.