— Я немного сбита с толку, — признаюсь я. — Не понимаю, зачем ему видеться со мной, конечно, если только он не хочет поговорить о влиянии англо-саксонской поэзии на нормандские литературные традиции.

— Неужели? — Эмбри поднимает бровь.

Я смотрю на свои руки. На указательном пальце правой руки был самый маленький рубец в мире, практически не заметный. Он лишь нарушал завитки отпечатка пальца, белый крошечный надрез.

Шрам — горячее оружие памяти.

Запах огня и кожи.

Крепкие губы на моей коже.

Багряно-алый цвет теплой крови.

— Это правда, — подтвердила я. У меня были надежды, фантазии, воспоминания всплывали каждую ночь, но все это было не реально. Настоящая жизнь находится здесь, сейчас. Здесь вице-президент, охрана и стопка работ, которые ждали моей оценки дома.

Мне больше не шестнадцать, и я убрала все в ящик и закопала его в земле.

— Он видел тебя в церкви на прошлой неделе, — наконец говорит Эмбри. — Ты видела его?

— Конечно, я его видела, — я вздыхаю. — Трудно не заметить, когда президент Соединенных Штатов посещает мессу в твоей церкви.

— Ты поздоровалась?

Я поднимаю руки вверх.

— Здравствуйте, господин президент, я встречала вас десять лет назад, а левый секс всегда быстрее отношений?

— Ты знаешь, что это не так.

— Я? — спрашиваю я, наклоняясь вперед. Взгляд Эмбри падает на мою грудь, в разрез блузки. Я выпрямляюсь, разглаживая ткань, стараясь не обращать внимания на жар, охвативший мое тело под его взглядом. — В любом случае, вокруг него было охрана. Я не смогла бы поздороваться, даже если бы захотела.

— Он хочет увидеться с тобой, — повторяет Эмбри.

— Я даже сомневаюсь, что он помнит меня.

— И вот опять. Думаешь, что люди забывают о тебе? Это было бы мило, если бы не было так печально.

— Скажи, почему он хочет встретиться.

Голубые глаза Эмбри вспыхивают в тусклом свете, и он протягивает мне руку. Затем подносит ее к губам, осторожно целуя покрытый шрамами кончик пальца. Он целует шрам, о котором ничего не должен знать.

Я чувствую боль в груди.

— Почему ты? — спрашиваю я, мой голос ломается. — Почему ты здесь вместо него?

— Он послал меня. Он очень хочет встретиться, но ты знаешь, как он будет бросаться в глаза. Особенно после Дженни…

Тьма, словно занавес, накрывает наш стол.

Дженни.

Жена президента Колчестера.

Бывшая жена.

— Прошел всего год со дня похорон, и Мерлин считает, что Максу рано выходить из роли печального вдовца. Поэтому никаких писем и телефонных звонков, — говорит Эмбри. — Пока нет. Ты понимаешь.

Да, я понимаю. Я выросла в этом мире, и, хотя никогда не хотела быть его частью, я понимаю, как быстро разрастаются скандалы. Так же, как понимала средневековую литературу.

— И он отправил тебя.

— Он отправил меня.

Я смотрю на свою руку, которую все еще крепко сжимает Эмбри. Как я оказалась с этими мужчинами? Двумя самыми влиятельными мужчинами в мире?

Это нереально, Грир. Откажись. Скажи «нет» Эмбри, и, ради бога, скажи «нет» президенту.

Я вздыхаю.

Огонь и кожа. Кровь и поцелуи.

Я выдыхаю.

— Я встречусь с ним. Скажи ему, что я встречусь с ним.

Я замечаю боль, промелькнувшую в глазах Эмбри. Боль, которую он быстро скрывает.

— Считай, сделано.

Десять лет назад

— Сиди смирно, — суетилась надо мной Абилин. — Остался всего один.

Я вздохнула и постаралась сидеть неподвижно, хотя едва могла дышать. Всего через несколько минут к лондонскому отелю должна была подъехать арендованная машина, чтобы отвезти нас и дедушку Лео на большую вечеринку в Челси, на вечеринку с взрослыми и шампанским. Там будут дипломаты и бизнесмены, а может быть, знаменитость или две — мир, который кардинально отличался от затхлого пива и подростков на холме в школе.

Это был мой шестнадцатый день рождения, и в качестве особого подарка дедушка разрешил нам поехать с ним на вечеринку. Вернее, он пригласил меня и неохотно разрешил Абилин присоединиться. Вряд ли он пригласил бы одну внучку, а другой отказал, но мы оба знали (пусть и не говорили об этом), что смущаться Абилин были причины. Ее несколько раз чуть не выгнали из «Кэдбери» за множество отступлений от правил — выпивка, нарушение комендантского часа, неприятный инцидент, в результате которого один игрок лакросса ушел с поля с почерневшим глазом. И каждый раз дедушка Лео платил и уговаривал директора оставить ее.

Последнее, чего он сегодня хотел — опозориться на вечеринке, где находилось множество его друзей и знакомых, но я пообещала, что буду следить за ней. Я обещала ему, что не буду слишком много пить, болтать и флиртовать, если он возьмет ее с нами. Потому что я знала, что кузина расстроится, если я пойду, а она — нет.

И дедушка Лео, терроризирующий ранее сенаторов и нефтяных магнатов, ежедневно помогающий формировать сильное экологическое законодательство и публично изводивший своих врагов, смягчился от моей просьбы, улыбнулся и позволил Абилин прийти.

Вот почему мы с Абилин провели наш вечер в дорогой гостинице, готовясь; вот почему я старалась не извиваться на стуле, когда Абилин закрепляла последний локон моей прически.

Когда она закончила, и я встала, чтобы последний раз взглянуть на себя, перед тем как надеть обувь и спуститься.

Абилин вскрикнула у меня за спиной. Взволновавшись, я повернулась к зеркалу.

— Что там? Видно лифчик? — Я попыталась рассмотреть, что же показалось Абилин столь катастрофическим.

— Нет. Все… Все нормально, — у нее перехватило дыхание. — Пошли. Дедушка ждет.

Я пожала плечами и присела, чтобы застегнуть ремешки на туфлях, которые по цвету соответствовали нежно-розовому платью, что купил мне дедушка. Платье из фатина и тюля, облегающий лиф, тонкая талия, и нежная многоярусная юбка, со множеством украшений и завитков. С украшениями в форме цветов в волосах я чувствовала себя принцессой, хотя знала, что не буду похожа на Абилин.

Сегодня вечером она была одета в элегантное синее платье с разрезом в центре лифа, через который проглядывала сливочно-бледная кожа, а ярко-рыжие волосы были распущены. Она выглядела старше своего возраста, зрелой и утонченной, а я решила подавить обычный укол ревности, когда увидела ее наряд.

Я привыкла быть в ее тени. В конце концов, я была для нее словно помощник для доктора, как персонажи телесериала «Звездный путь» Спок и Кирка, и поэтому меня не должен был волновать тот вечер. Даже если это был мой день рождения. Даже если я была в самом красивом за всю жизнь платье. Но взглянув на Абилин, столь утонченную и соблазнительную, невозможно было не посмотреть на собственное отражение и увидеть что-то, кроме ямочки на подбородке, низкой самооценки и невыразительных глаз, которые не смогли подчеркнуть ни тушь, ни подводка.

Окончательно убедившись, что бретельки бюстгальтера спрятаны, розовая помада не размазана, и я не стану очередной крохотной планетой в галактике Абилин, я открыла дверь. Абилин пронеслась мимо меня, не сказав ни слова, и отказывалась говорить со мной по пути в вестибюль.

Зеркальные двери открылись, и она выскочила из лифта, застучав каблуками по мраморному полу.

— Ты сердишься на меня?

Я, ломая голову, пыталась понять, чем ее рассердила. Но ничего не могла придумать. Но для Абилин причина и не нужна. Она могла просто так обнять, следила, чтобы меня обязательно пригласили на вечеринку, защищала от нападок, а потом вдруг погружалась в мрачное угрюмое состояние — бросала на меня злые взгляда и слова, которые обжигали не хуже огня. Я научилась избегать разговоров о ее настроении, не пыталась успокаивать, но, казалось, это происходило все чаще и чаще. Все равно что спорить с тучей — в этом нет никакого смысла; ты просто ждешь, пока она пролетит мимо.