— Я не сержусь на тебя, — ответила она, не замедляя шага.

Я разглядела дедушку Лео в дверях и смогла предугадать его мысли — Абилин была в алом и сапфировом цветах, а я в нежно-розовом и золотом.

Она, должно быть, тоже заметила его и замерла, уставившись на двери. Затем повернулась ко мне.

— Просто держись от меня подальше сегодня, — пробормотала она. — Держись подальше.

Удивившись, я смотрела, как она выходит из отеля через открытую швейцаром дверь и с фальшивой улыбкой обнимает дедушку. Мне хотелось наорать на нее и напомнить, что только благодаря мне она едет с нами. Я хотела рвать и метать, потому что это был единственный вечер, всего один, когда речь шла не о ней; когда не она выходила на сцену, чтобы начать драматично играть перед всеми.

И больше всего мне хотелось плакать, потому что Абилин была моей лучшей подругой, возможно, единственной, а когда она вела себя так, весь мой мир готов рухнуть.

Но что я могла сказать? Что сказать, прокричать или спросить, чтобы заставить ее понять?

И я сделала то, что обычно делала Грир Галлоуэй.

Я спокойно пошла следом за ней.

Я вышла за дверь в объятья дедушки и забралась в машину, сев рядом с Абилин. Мы сидели плечом к плечу, моя юбка перетекала на нее, ее мягкие волосы касались моей руки, и мы молчали всю дорогу.

***

Через несколько минут после прибытия Абилин исчезла. Я хотела пойти за ней, но дедушка Лео удержал меня, положив руку на плечо и покачав головой.

— Она вернется через несколько минут, — пообещал он. — Будет лучше, если она остынет. К тому же, я хотел бы представить тебе некоторых моих друзей. — Это означало, что я нужна дедушке в качестве шпиона. Он хотел, чтобы я послушала и понаблюдала за людьми. Я была не против, но понимала, что нужно исправлять оплошности Абилин до того, как она привлечет ненужное внимание.

Я прикусила губу в поиске темно-рыжих волос, но ничего не увидела. Она давно исчезла в толпе смокингов и коктейльных бокалов. Я неохотно позволила дедушке втянуть меня в гущу событий.

Женщины ворковали, мужчины хвалили, их глаза пробегали по моему телу, я не привыкла к такому и понимала, что это происходит просто потому, что Абилин нет рядом. Они не знали, что по сравнению с великолепной рыжей девушкой того же возраста, я казалась скучной и заурядной. Эта мысль должна была обрадовать меня, потому как все комплименты предназначались мне, только Абилин они нравились, мне — нет. Через час я извинилась перед дедушкой и гостями, чтобы отправиться на поиски сестры, и буквально врезалась в Мерлина Риса.

Он ухватил меня за локоть, не позволив упасть. Янтарный напиток в руке даже не расплескался.

— Прошу прощения, — извинился он, хотя мы оба знали, что виновата была я.

— Нет, это моя вина, — сказала я. — Простите.

Он вгляделся в меня, и что-то в его лице изменилось.

— Ты внучка Лео Галлоуэя.

Ни продолжения, ни окончания. Просто факт. Факт, что преследовал меня, куда бы я ни пошла, будто призрак президента Пенли Лютера предстал прямо передо мной.

— Да, — сказала я. — Мы встречались однажды, но тогда я была маленькой девочкой.

Вы предсказали смерть моих родителей.

Вы предупредили меня, что я не должна целоваться.

— Я помню, — ответил Мерлин. Он смотрел на меня, будто читал мои мысли. Словно слышал их так же ясно, как будто я произнесла их вслух.

— Мерлин! — Рядом с нами появился мужчина в военной одежде и хлопнул ладонью Мерлина по плечу. — Я все думал, когда же смогу догнать тебя. Как дела?

Мерлин повернулся, чтобы ответить генералу, и я воспользовалась возможностью, чтобы исчезнуть. Сердце бешено стучало в груди. Он пугал меня, и спустя столько лет я подумала, что это потому, что я встретила его, будучи маленькой девочкой, в возрасте, когда почти все кажется страшным. Но и в шестнадцать он все еще пугал меня. В нем было что-то… не столь враждебное, сколь агрессивное. Можно было почувствовать, как его разум атаковал, бросал вызов моим мыслям, игнорировал возведенные щиты, удерживающие мои чувства. Он заставлял чувствовать себя уязвимой, а мне хватило этого от Абилин.

Я нашла свою кузину в библиотеке — в большой красивой комнате с открытыми французскими дверями, ведущими к широкому внутреннему дворику — с пустым бокалом от шампанского в руке. Пока мужчина старше ее отца спешно целовал ее шею. Я прочистила горло. Он смущенно выпрямился и поспешил удалиться, бормоча себе под нос извинения на итальянском языке, оставив еле живую Абилин у стены.

— Кем ты себя, черт возьми, считаешь? — спросила она, как только он исчез из комнаты. — Я же сказала тебе не вмешиваться и не разрушать мою жизнь!

— Я не пытаюсь разрушить твою жизнь! — воскликнула я. — Просто хотела убедиться, что ты в порядке.

— Да, конечно, — фыркнула она.

— Что с тобой сегодня? — спросила я. — Ты злишься на меня с отеля.

— Я не злюсь, — продолжила она, раздувая ноздри. — Просто не хочу быть рядом с тобой сейчас. боже, неужели это так чертовски трудно понять?

— Нет…

— И знаешь, ты всегда так делаешь. — В ее глазах начали блестеть непролитые слезы. — Ты все время давишь, давишь и давишь, будто тебе, черт тебя подери, нужно знать все. Но однажды тебе не понравится ответ.

Я примирительно подняла руки.

— Я не хочу давить на тебя. Но ты злишься, и это как-то связано со мной. Я хочу исправить это, Абилин, позволь мне исправить это, прошу.

— Ты не можешь, — прошипела она. — Просто держись подальше.

— Я не буду этого делать, не смогу…

— Оставь меня в покое! — Ее пронзительный голос распространился по комнате, словно подчеркивая ее намерения. Она бросила бокал на пол, и он разбился, как лед, о полированный паркет.

— Абилин, — прошептала я, потому что никогда не видела, чтобы она так злилась. Не думала, что она будет вести себя так в чужом доме, и, похоже, она сама осознала, что натворила. Ее глаза расширились, и без того бледная кожа побелела.

И затем она выскочила из комнаты.

В течение долгой минуты я смотрела на беспорядок на полу. Лишь осколки сверкали в оглушающей тишине, которая заполнила комнату после ухода кузины. Заполнила мой разум, горло, грудь. Как только клетка тишины начала уменьшаться, я смогла вновь вздохнуть.

Мои глаза горели от слез, горло перехватывало от скопившихся слов, что я хотела высказать лучшей подруге. Я не плакала и не кричала. Я опустилась на колени и стала собирать осколки, как всегда прибирая за Абилин.

— Осторожней, а то порежешься, — послышался незнакомый голос из дверного проема.

Десять лет назад

Акцент был американским, как и у большинства людей на этой лондонской вечеринке, что заставило меня замереть и оглянуться. На вид около двадцати, в военной форме. Незнакомец направился ко мне, и воздух словно покинул комнату. Я не могла дышать, в глазах двоилось. Широкие мощные плечи плавно переходили в узкие бедра, а лицо… как у героя. Массивная челюсть, ровный нос и полный рот. Изумрудные глаза и волосы цвета вороньего крыла.

Он подошел достаточно близко, чтобы я смогла прочесть его нашивку. Колчестер. Имя, которое звучало сильно, твердо и немного сурово.

Мужчина присел рядом со мной, его брюки натянулись над мускулистыми бедрами.

— Давай помогу.

Мой мозг кричал: «Скажи что-нибудь! Скажи!»

Но я не могла. Я не знала, как заставить себя говорить. Еще никогда я не видела человека столь красивого, мужественного, и никогда еще не ощущала себя смущенной и до боли женственной — стройной, мягкой и податливой. Затем он поднял взгляд с осколков бокала на меня, и я подумала, что рассыплюсь как роза на сильном ветру.

Он встал, выкинул несколько подобранных осколков в корзину для мусора, а затем протянул ее мне. И снова потянулся за осколками.