— В ванной комнате есть запасная зубная щетка. Почисти зубы, а потом иди в кровать.

Я подчиняюсь и иду через гардеробную в ванную. Чистя зубы, я не могу не осмотреться, пытаясь бороться с сюрреалистичным ощущением, будучи в ванной комнате президента. Комната была так же современна, как и гардеробная — традиционные чистые линии черного мрамора и белой плитки говорили о недавнем ремонте. Но гардероб все еще сохранил свой античный стиль с богато украшенным камином в углу и красивыми красными шторами, прикрывающими окна. У стены возле высокого окна стоит неиспользуемый туалетный столик, его зеркало безупречно, а поверхность чиста, за исключением одной рамки для фотографии. Я помню, как видела фотографии, где за этим столиком сидели первые леди, и у меня запылало в груди. Я никогда не хотела этого, никогда не представляла себе жизнь здесь, будь то президент или первая леди, но на мгновение я увидела это. Увидела и не почувствовала отторжения. Не из-за славы, власти или даже прекрасного старого дома, а из-за Эша. Из-за Эша я подумала, что смогла бы жить здесь.

Я подхожу ближе, чтобы рассмотреть фотографию. На ней Эш с двумя женщинами — обе темнокожие, одна пожилая, а другая молодая. Я сразу узнала молодую — Кей Колчестер, приемная сестра Эша и нынешняя руководитель штаба. Пожилая женщина должно быть приемная мать Эша. Я рассматриваю каждую деталь, как будто они содержат биографию жизни Эша, но все показывало мне любовь и теплоту. Все трое улыбались в камеру, и солнце бросало лучи на аккуратное маленькое бунгало за ними, и, хотя СМИ всегда изображали сиротскую историю Эша как благородную трагедию, ничего печального или трагического в этой картине нет. У Эша было счастливое детство. Это затрагивает меня очень глубоко, настолько глубоко, что мне хочется расплакаться.

Я резко отгораживаюсь от этих мыслей и возвращаюсь в ванную, чтобы закончить свои дела. Эш присоединяется ко мне, и, хотя мне хотелось остаться и посмотреть, как Эш чистит зубы, он смотрит на меня взглядом, напоминая, что не забыл о конкретных инструкциях, что дал мне. Подавив желание, я подхожу к большой кровати с балдахином и заползаю под мягкие серые одеяла.

Когда Эш входит, на нем только брюки. Мой рот раскрывается при виде его мощных мышц, двигающихся под теплой кожей; линий его бедер, сужающихся под широкими плечами; V-образных мышц, исчезающих за заниженными поясом брюк. Он улыбается, поймав мой бегающий по его телу взгляд, расстегивает штаны, снимает и кидает их низкий диван, затем приближается к кровати.

Я не могу поверить, что это происходит на самом деле, что это реальность. Президент — мечта из моих снов — в узких боксерах идет ко мне с голодными глазами. Может, это сон. Может быть, галлюцинации.

Но нет. Эш выключает лампу и забирается на кровать. Железная рука обвивается вокруг моей талии, а затем крепко прижимает меня к груди. Счастливо вздохнув, я чувствую, как сильное большое тело прижимается ко мне. Поерзав, бедрами ощущаю, как толстый член прижимается к моей заднице. Эш легонько шлепает меня.

— Не будь непослушной, — шепчет он мне на ухо. — У меня было десять лет, чтобы придумать наказания для тебя, и я не могу дождаться, когда воплощу их в жизнь.

— Как и я.

— Меня это радует больше, чем ты можешь представить. — Эш прижимает меня к себе и целует в шею. — Ты когда-нибудь спала в кровати с мужчиной? Просто спала?

Так как ему нравилось быть для меня первым в некоторых вещах, я не могу лгать. Я киваю.

— Да. В ту ночь, когда потеряла свою девственность.

Эш немного напрягается, и я практически чувствую, как в нем просыпается ревность.

— Ты не… злишься… что я не девственница, правда?

— Ох, Грир, конечно нет. Как я могу, если сам был женат? Я ни о чем не жалею с тобой. Но ему, кем бы он ни был, я чертовски завидую.

В его словах мелькает мрачная горечь, которая волнует меня и вызывает чувство собственности. Но оно также пугает меня. Потому что, по какой-то причине, в тот момент, меня поражает понимание.

Эш не знает, что я спала с Эмбри.

Эш не знает, что завидует больше всего своему лучшему другу.

Тихое беспокойство, которое я оттолкнула сегодня днем, возвращается, уже не скрываясь, а остро пронзая меня. Я больше не чувствовала, что Эш держит меня за шею, заставляя меня смотреть на какую-то безрассудную, непостижимую судьбу; казалось, что теперь я держала его. Что мы оба находимся на обрыве какой-то ужасной, красивой и в тоже время, неизбежной судьбы, и что, если я не остановлю нас, мы оба свалимся прямо в ожидающую нас пропасть.

Я смеюсь, внезапно обеспокоившись противоречиям в собственных мыслях, и Эш целует меня в плечо.

— Не дергайся, ангел, — бормочет он. — Позволь пообнимать тебя еще несколько минут.

Как я могла отказать ему или себе? Я расслабляюсь в его объятьях, решая отложить все мысли об Эмбри на завтра. Мое тело вжимается в Эша, как будто создано для него.

— Я должен признаться, что у меня все еще проблемы со сном, — говорит он после нескольких мгновений молчания, и я вспомнила, как заметила темные круги под его глазами сегодня днем.

— Я слышала, что медитация помогает, — говорю немного сухо.

— Знаю, я тоже слышал об этом, — отвечают мне таким же сухим голосом.

— Я делила кровать с сестрой несколько лет, и она не только пинается, но и разговаривает во сне. Я справлюсь с этим.

Эш смеется.

— Я хотел бы добраться до момента, когда смогу спать достаточно долго для того, чтобы говорить во сне. Но, вероятно, я в конечном итоге перейду в кабинет, чтобы поработать до поздней ночи. Я просто не хочу, чтобы ты чувствовала себя покинутой или беспокоилась, если проснешься и не найдешь меня рядом.

Я снова трусь задницей об его член.

— Я слышала еще о кое-чем, что помогает мужчинам заснуть, кроме медитации.

Эш сильно шлепает меня, и я взвизгиваю.

— Спать, Грир.

— Да, сэр.

И я засыпаю.

Пять лет назад

В шестнадцать лет я дважды солгала, вернее, не договорила правды. Обе лжи дались довольно легко, не вызвали шума, не привлекли внимания, и в течение многих лет я думала, что все останется столь же безобидным.

Я ошибалась.

Во-первых, я солгала Эшу. Я написала, что девочки в школе одержимы им и тем, что мы с Абилин видели его за несколько недель до того, как его героизм принес ему известность. Я не сказала, что одной из самых одержимых была сама Абилин.

Во-вторых, я солгала Абилин.

Для меня нетипично держать что-то в себе, но я так и не смогла довериться ей и рассказать о поцелуе. И затем было происшествие в Каледонии. В новостях показали фотографию Эша — он был в униформе, его красивое и благородное лицо красовалось на экране телевизора в нашей комнате.

Абилин — та, которая отказывалась разговаривать со мной после того дня рождения — забыла о своем гневе, повернулась ко мне с горящими синими глазами.

— Я помню его! — воскликнула она. — Он был на вечеринке в Челси!

В тот момент я должна была сказать: «Знаю, ведь именно с ним я была в библиотеке». Но на самом деле сказала:

— Я тоже видела его там.

А потом Абилин растрепала каждой девушке о том, что была так близка к знаменитости.

Поскольку новости и интернет-блоги начали пополняться подробными историями об Эше, увлечение Абилин только росло. Она распечатала его военную фотографию и вложила в отдельную рамку. Она одержимо собирала все факты о его жизни: отсутствие родителей, детство в приемном доме, староста в средней школе. Она начала рассказывать всем, кто желал слушать, что когда-нибудь выйдет за него замуж. Она присоединилась к фан-клубам поклонников Колчестера. И благодаря словам дедушки Лео я понимала, что истина ее мгновенно ранит и разрушит мир, который нам удалось восстановить после моего дня рождения.

Так или иначе, это был всего лишь поцелуй, и пока время шло, а мои письма Эшу оставались без ответа, я решила, что ради поцелуя не стоит разрушать нашу дружбу. В пылу обожания известного героя войны, кузина снова смотрела на меня с характерной для нее уверенностью, и все наконец вернулось в свое русло, как до той вечеринки. Я не могла отказаться от этого. Не снова.