И, кроме нашего восстановленного доверия, я также предполагала, что она преодолеет обожание Эша так же быстро, как и все прочие. Абилин не была предана чему-либо достаточно долго. Она была страстной, и одна страсть легко вытесняла другую. Через несколько месяцев она встретит нового мальчика или увлечется новым видом спорта и забудет о Максене Колчестере.

Как же я ошибалась.

***

Время шло. Мне исполнилось семнадцать, и я перестала писать Эшу. Хотя в груди не переставало сжиматься, когда я слышала его имя. В восемнадцать я окончила академию «Кэдбери». Абилин поступила в колледж в США, а я подала заявление в Кембридж и прошла. Мне исполнилось девятнадцать лет, и я, к огромному разочарованию дедушки Лео, выбрала специальность, никак не связанную с политикой или бизнесом. Мне исполнилось двадцать, и, оглядываясь в своей пустынной квартире с треснутым чайником и надувным матрацем, я купила билет на самолет домой на лето.

Я часто бывала дома и навещала дедушку, но это лето чем-то отличалось. Может быть, мысль о десяти неделях в Америке повлияла на меня, или дело в том, что дедушка уезжал на работу, и у меня в распоряжении оставался манхэттенский пентхаус, но я чувствовала себя одиноко и не в своей тарелке. Поэтому, когда дедушка пригласил меня и Абилин присоединится к нему в Чикаго, где он работал над своим последним приобретением в сфере экологически чистой энергии, я ухватилась за эту возможность, наметив перелет на следующий же день.

Мы с Абилин приземлились почти в одно и то же время, и, встретившись, крепко обнимали друг друга, подпрыгивая вверх и вниз от счастья.

— О боже, — сказала Абилин, отступив назад. — Ты наконец-то научилась краситься сама.

— Я тоже рада тебя видеть, — поддразнила я.

Она улыбнулась. Ее взгляд прошелся по моим волосам, по ярко-розовому платью, и в ее улыбке появилась легкая тень.

Она завидует тебе.

Я отбросила эту мысль. Кузина выглядела великолепно: в коротких шортах и коротком топе, с блестящими рыжими волосами, и веснушками на бледных плечах. Старая вражда не смогла достать нас здесь. Теперь, когда мы не видели друг друга так долго и собирались провести целую неделю вместе. Я обняла ее за плечи, мне пришлось подняться на носки, так как она была на несколько дюймов выше меня, и прижала ее к себе.

— Я скучала по тебе, Аби, — сказала я. — Жаль, что мы не поступили в один университет.

Абилин закатила глаза, но тоже обняла меня.

— Если хочешь, можешь переехать в «Вандербильт» Я не справлюсь с очередным дождливым летом в Англии. (Примеч.: «Вандербильт» — частный исследовательский университет, находящийся в Нашвилле).

— Девочки, — приветливо позвал дедушка Лео, когда мы вошли в пентхаус после изнурительной поездки из аэропорта в гостиницу.

Мы подбежали к нему, обнимая, будто нам семь, а не двадцать лет, вскрикивая от вида его лысой головы, густой бороды и худого лица.

— Тебе нужно больше есть, дедушка!

— Тебе нужно побриться!

Он отмахнулся от нас, как от суетливых продавцов.

— Я в порядке. И я слышал, что борода сейчас нравится женщинам. Разве это неправда?

Мы с Абилин поморщились, и он рассмеялся.

— Ну, тогда не обращайте внимания. Считайте, что я побрился. Мне нужно отправиться на обед с несколькими старыми друзьями. Вы, девочки, хотите со мной?

— Я собиралась поспать, — заявила Абилин. Она плюхнулась на кушетку гостиничного номера, словно добиралась сюда несколько дней, а не летела час на самолете.

Дедушка посмотрел на меня.

— А ты, Грир? Ты знаешь, я всегда рад, когда ты и твои глаза следят за кое-какими вещами.

Меня также соблазняла идея остаться в отеле, но я знала, что Абилин реально собиралась поспать, и у меня не было желания слоняться по пустым комнатам в одиночестве. Именно поэтому я приехала в Америку на лето: для разговоров и общения. И как бы мне не хотелось проводить время со своей двоюродной сестрой, больше мне хотелось избегать моих мыслей.

— Конечно, я пойду, — ответила я.

Дедушка воссиял.

— Я только возьму свой портфель, и мы можем ехать.

Абилин сделала вид, что храпит, и когда я подошла, чтобы попрощаться с ней, она закрыла глаза, притворяясь спящей.

— Не попадай в передряги без меня, — сказала она. Ее длинные темные ресницы касались веснушчатой щеки — так она напоминала рыжую спящую красавицу.

Я толкнула ее в бок.

— Практически всегда, ты — причина, по которой я попадаю в неприятности.

Она улыбнулась как кошка, держа глаза закрытыми.

— Об этом я и говорю. Хочу быть рядом, когда у тебя появятся проблемы.

— На обеде с дедушкой? Вряд ли.

Кузина по-настоящему зевнула и повернулась на бок.

— Зря ты так думаешь. Скажи это парням, с которыми встречаешься.

***

Обед проходил в светлом современном кафе в Чикагском художественном институте, где обычная группа дипломатов и бизнесменов обсуждала цикл выборов и политику.

Дедушка Лео, не пивший уже лет тридцать, передвинул мне вино, которое официант налил ему без спроса. Я тактично слушала, смакуя на языке белое вино, яркое и пощипывающее. Наблюдала за лицами, оценивала голоса, делала в голове заметки, чтобы потом поделиться с дедушкой. Часть моих мыслей уплыла в Кембридж, на предметы, которые я выбрала для следующего года; к потертым потрепанным книгам, уложенных рядом с моим надувным матрацем в моей убогой маленькой квартирке, но тут услышала, как кто-то произнес имя Мерлина.

В мыслях прозвучал сигнал тревоги и, конечно, сам Мерлин Рис подошел к столу. Высокий, с темными глазами, выбритым и дружелюбным лицом, добродушнее которого я еще никогда не видела. Пока его взгляд не скользнул по мне — дружелюбность тут же исчезла, сменившись унынием. Я видела это ясно как день: он не знал, что я буду здесь, и не желал моего присутствия, не понятно почему.

Я смущенно наклонила голову, хотя не сделала ничего плохого.

«Почему я не осталась в отеле?» — корила я себя. Если бы я хоть на секунду заподозрила, что придет Мерлин…

— Прошу прощения, мы опоздали, — послышался спокойный глубокий голос позади Мерлина.

Мое сердце остановилось.

Земля ушла из-под ног.

И все только из-за Максена Колчестера.

Повзрослев на четыре года, мучительно похорошевший после службы, которая лишь подчеркнула линии щек и подбородка, в блейзере с длинными рукавами и брюках с низкой посадкой на талии, которые выделяли, каким до смешного худым и элегантным было его тело. Он сел в кресло рядом с Мерлином, изящный столик перед ним не смог скрыть силы и мощи, исходящих от него. Я успела позабыть каково это — ощущать его силу рядом.

Я будто тонула.

Скажи, Грир, тебе нравятся мои губы на твоей коже?

Да.

Я верю тебе. Вот почему ты так опасна.

Мои пальцы зажали ножку бокала, и я заставила себя сосредоточиться на ощущении стекла на моей коже. Гладкого и целого, совсем непохожего на острые обломки и осколки, которые я держала в руках в тот вечер, когда встретила Эша. Все эти годы я повторяла себе, что меня не волнует Эш и что меня не преследует наш поцелуй. Мне хотелось быть искушенной отчужденной девушкой, которая целовала мужчин, а после забывала. Я хотела отличаться от Абилин, страдающей фан-клубами и навязчивой фантазией; мне хотелось стать мудрой и мирной, далекой от назойливой школьницы.

Но я больше не могла притворяться. Не тогда, когда столкнулась с живой зеленоглазой реальностью.

Прямо сейчас я была Грир, которая писала неловкие откровенные письма; Грир, которая таяла от его прикосновений, дрожала, когда он слизывал кровь с ее кожи. Прямо сейчас я была сосудом, в котором осталось лишь желание; я была готова стать тем, кого он желал; готова влезть ему под кожу и сделать его своим. Я была нетерпелива, унижена, я умирала от тоски и понимала истину — я влюблена в Максена Колчестера. Это было глупо, неразумно и абсурдно — ничего не могло быть более наивным и бесхитростным, — но каким-то образом, ужасно и невероятно, — это было правдой.