Эш обхватывает меня руками и опускается на меня всем весом. О, боже, да, именно так.

Эш ощущался совершенно иначе, чем Эмбри, он был шире, сильнее, неторопливее, но в этом положении я так легко могу вызвать воспоминания о теле Эмбри надо мной. Я так легко могу притвориться.

— Я хочу почувствовать то, что чувствовал он, — шепчет мне Эш в шею под подбородком. — Я хочу притвориться, что я — это он. А ты притворишься, ангел?

— Я… я не знаю, — и я действительно не знала. В одно мгновение надо мной был Эш, в следующий момент — Эмбри, а в момент после этого — они оба, а я была центром урагана из рук, ртов и жаждущей плоти.

— Я тебе верю, — говорит Эш, и его бедра так идеально взлетали и опускались.

Третий оргазм был похож на ключ, поворачивающийся в замке; во мне произошел внезапный сдвиг, все во мне было открыто и готово. Меня накрыл оргазм, порочный и жестокий, каждый толчок казался таким болезненным и ярким, что я не могла вздохнуть. И мое удовольствие отправило Эша за грань, и он грубо рыкнул и начал кончать. На этот раз он трахал меня медленными круговыми движениями пока кончал, и все его тело дрожало.

А затем он слез с меня, исчез в ванной комнате и возвратился с мочалкой. Смотря мне прямо в глаза, принялся вытирать меня.

— Ты в порядке?

Я киваю.

— А ты?

— Не знаю.

Он возвращает на место мочалку и, к моему большому облегчению, присоединяется ко мне в кровати и обнимает.

— Ты злишься на меня? А на Эмбри? — спрашиваю я.

Эш глубоко вздыхает, его подбородок покоится на моей макушке.

— Нет.

— Но ты что-то чувствуешь.

— О, да, — отвечает он. — Определенно.

— Ревность? Потому что тебе не нужно ревновать, клянусь тебе.

— Я знаю, что ты в это веришь, — рука пробегается по моей спине и гладит мой позвоночник. — Ревность — это такое ограниченное слово, ведь так? Ведь существует так много видов ревности. Присутствует собственническое чувство, именно это я ощущаю по отношению к тебе… но, опять же, по отношению к Эмбри я также ощущаю собственническое чувство. Присутствует неуверенность… возможно, Эмбри смог дать тебе то, что не могу я, а ты можешь дать Эмбри то, что изменит его отношение ко мне. И тогда возникает такое странное желание… Мысль о тебе с ним делает меня твердым. Не знаю, почему. Это просто происходит. И я знаю, что желание не всегда имеет логический смысл, что по своей сути оно не политкорректно, ведь иногда мы жаждем развратных вещей.

Рука двигается к моим волосам, любяще, лениво и снисходительно.

— Но даже зная все это, я и не мог предположить, как в буду себя чувствовать, когда узнаю наверняка, что он тебя трахал. Чувствую отчаянье и тяжесть, немного сердит, испуган и… возбужден. Слово «ревность» как таковое не может передать все эти чувства, но я не знаю, какое другое слово может это сделать. Поэтому, полагаю, что сейчас вполне достаточно сказать, что, да, я ревную. Вас обоих.

Я знала, что это за чувство, ведь так? Знала, каково это, ревновать и Эмбри, и Эша одновременно, ревновать их, так как они были друг у друга, и это было так, как никогда не будет со мной, — они были вместе на войне, были братьями и работали бок о бок. Я никогда не буду частью этого круга, и это жалило, причиняло боль, причиняло острую боль.

— Спи, Грир. У нас есть все время в мире, чтобы об этом подумать.

Мне хотелось протестовать, хотелось сопротивляться, потому что, я точно не засну после нашего первого секса, после того Эш узнал о нас с Эмбри. Этого не произойдет, неважно, какими вялыми были мои конечности, каким совершенно и полностью истощенным стало мое тело, не имело значения, какими теплыми были руки Эша, и каким размеренным и успокаивающим было его дыхание…

***

Я просыпаюсь одна, вторая половина кровати холодная. Должно быть, Эш поднялся, чтобы поработать… неужели уже утро? Я моргаю, глядя на часы на тумбочке. 23:13. Я спала три или четыре часа, а мой живот напомнил, что я не ужинала. Я сажусь и потягиваюсь, а потом осматриваю комнату в поисках пижамы и тапочек.

Я не собиралась беспокоить Эша, если он работал, а планировала заняться крекерами и сыром. Я открываю дверь и направляюсь в гостиную, замечая, как красиво мерцают золотистые огоньки на рождественской елке. В холодные зимние ночи нет ничего лучше этих огоньков. Уютных, приятных для глаз, и приносящих радость.

Я поворачиваю за угол с улыбкой на лице и замираю.

Эш стоит под омелой.

И кого-то целует.

У меня в ушах начинает стучать кровь, а горло сразу же сжимается от боли, но я не могу отвести взгляд, и я не могу вмешаться. Я превратилась в соляной столб, обреченный на неспособность отвести взгляд.

Эш, в тонкой футболке и низко посаженных пижамных штанах, которые подчеркивают его плоский живот и узкие бедра, волосы взъерошены и даже отсюда, при свете огоньков на елке, я вижу контур однодневной щетины. Его рука плотно сжимает одежду человека, которого он целует, дергает этого человека поближе к себе и удерживает его на месте.

И когда он поворачивается, я вижу, что этим человеком (неизбежно, фатально, трагически, чудесно) оказывается Эмбри. Он до сих пор в свитере и джинсах, взъерошенный и босой, руки под футболкой Эша вжимаются в его поясницу.

Поцелуй был очень медленным, затянутым и глубоким. Затем они замирают. Я вижу трепетание их ресниц, слышу их глубокие вдохи, и снова поцелуй. В этом — присутствует близость и нерешительность, словно они заново учатся тому, что знали давно. Сначала наступает Эш, его тело и лицо разрумянилось от сильного желания. Затем начинает наступать Эмбри — страсть и никаких мыслей. Он жадно срывает поцелуи, пока его не замедляет Эш, его раскрытая ладонь ложится на грудь Эмбри, а рот отстраняется, пока Эмбри не остывает. И затем снова наступает Эш, слышатся его мягкие и великолепные горловые стоны.

Через несколько минут рука Эмбри оказывается на поясе пижамных штанов Эша и двигается внутрь. Я не слышу того, что он говорит Эшу, но начинаю догадываться, когда слышу тихий стон.

И от этого стона мой мозг возвращается к жизни, как запущенный двигатель, и мне хочется вернуть все назад, потому все слишком: слишком много мыслей, слишком много вопросов, все они противоречат друг другу, все борются друг с другом.

Я возбуждаюсь.

Злюсь.

Мне любопытно.

Чувствую себя преданной.

Мне хочется, чтобы этот момент никогда не заканчивался.

И сейчас, когда я это вижу, то осознаю, что уже знала. Возможно, неосознанно, но это знание было на виду, как севший на мель корабль, ожидающий, когда поднимется вода, оно ожидало того, когда я, наконец-то, поверну свою голову и увижу то, о чем какая-то часть меня подозревала с самого начала.

Внезапно то, что Эш сказал в спальне, обрело смысл. Существует так много видов ревности. Это слово настоящий ТАРДИС: большое изнутри, маленькое, незначительное снаружи, но по своей сути представляющее собой сложный танец из эмоций и разговоров. Я страдала с каждым значением слова ревность. (Примеч.: ТАРДИС (англ. TARDIS — Time And Relative Dimension(s) In Space) — машина времени и космический корабль из британского телесериала «Доктор Кто». ТАРДИС может доставить своих пассажиров в любую точку времени и пространства. Он мог принимать любую форму для мимикрии, но однажды этот механизм был сломан, и теперь ТАРДИС Доктора Кто всегда снаружи выглядит, как полицейская будка образца 1963 года, но внутри она гораздо больше, чем снаружи)

Я была рада тому, что теперь была не единственной, кто хранит важный секрет. Но боялась того, что будет дальше. Потому что на самом деле не знала, что может произойти дальше. Все это должно было быть моей сказкой, в которой я была принцессой, а Эш — принцем, но есть еще и третий человек — человек, которого мы оба хотим, и который хочет нас обоих.

Ни в одной из сказок, которые я читала в детстве, не говорилось: «И жили они втроем долго и счастливо».