— Да.

Щелчок, а затем голос, принадлежащий пожилой женщине, произносит:

— Говорит Диана Коттер.

— Здравствуйте, Диана, — приветствует ее Эш. — Прошу прощения за неожиданный звонок, но я хотел связаться с вами как можно скорее. Здесь есть кое-кто без необходимых знаний, поэтому нам нужно спокойно поговорить, без особых подробностей.

— Конечно, — говорит она.

Эмбри, Эш и посол начинают общаться, Эш быстро объясняет, что ему необходимость разузнать о нынешнем политическом климате вокруг Карпатии. Верный своему слову, Эш не вникает во что-либо, требующее допуск высокого уровня секретности, но разговор оказывается захватывающим, и я его слушаю. Я не отрываю взгляда от телефона, и неожиданно чувствую на клиторе большой палец Эша, жесткий и грубый, — он выводит маленькие круги на моем опухшем бутоне. В мгновение ока меня охватывает все накопленное с прошлой недели желание. Я двигаюсь навстречу прикосновению Эша, и желание становится всепоглощающим, стирающим прошлое, настоящее и будущее, уничтожающим все, кроме болезненной жажды в моем влагалище.

Эш толкается силнее и слегка нажимает мой клитор, из-за чего мои глаза закатываются. Он делает это снова, и я охаю, но рывком руки закрываю свой рот. Смотрю на телефон, осознавая свою ошибку.

Эш изгибает бровь — «можешь ли ты молчать», — и я киваю, немного лихорадочно, отчаянно нуждаясь в том, чтобы он продолжал делать то, что делал. Его большой палец непреклонно меня потирает, ни разу не сбившись с ритма, пока они с Эмбри говорят о пограничных соглашениях, о президентах ООН и Карпатии, и я вдруг понимаю, что сама двигаюсь навстречу его прикосновениям, извиваясь на его бедре, чтобы увеличить давление. Большой палец замирает, и Эш заканчивает телефонный звонок. Но я продолжаю раскачиваться, наклоняясь вперед, чтобы тереться своим клитором прямо о его ногу. Я веду себя так постыдно, так непристойно и нескромно. Я доведена до той точки, когда мне все равно, что я трусь о ногу Эша, словно собака в течке. Мне все равно, что Эмбри смотрит, как я так сильно унижалась и вела себя так безумно чувственно. Осталась лишь одна нужда, и если это был единственный разрешенный мне способ, утолить эту нужду, то я именно это и сделаю, черт подери.

Эш откинувшись назад, наблюдает за мной, его локоть лежит на подлокотнике софы, а к голове прижимаются указательный и большой пальцы руки. Эрекция, оттопыривающая его брюки, огромна и выглядит еще более эротичной из-за смокинга, но сам Эш прекрасно контролирует свое лицо. Его волнение выдает лишь пульс, который бьется на его шее сбоку.

— Тебе хорошо? — спокойно спрашивает он, пока я об него трусь.

— Да, — произношу я, задыхаясь.

Резкий удар по моей заднице. Я вздрагиваю и стону.

— Да, сэр, — произношу я еще раз.

— Хорошо. Мое бедро — это все, что ты получишь сейчас. Если будешь вести себя хорошо, то сможешь заработать больше. Возможно, мой рот. Тебе бы это понравилось?

Моя дрожь — это все, что ему нужно. Он смотрит мимо меня на Эмбри.

— Она хорошая девочка, не так ли, Эмбри?

Хриплым голосом его друг отвечает:

— Да.

Эш смотрит на него, потерев пальцем лоб.

— Эмбри, ты все еще хочешь уйти?

В очередной раз Эмбри требуется много времени, чтобы ответить, но его слова звучат решительно.

— Нет. Я хочу остаться.

Улыбка изгибает рот Эша.

— Я так и думал. Хочешь рассмотреть ее получше? Может, увидеть ее без рубашки?

Повисает тишина — тишина, которая, казалось, длится вечно, и в этой паузе я слышу агонию, длиной в пять лет.

— Да, — наконец отвечает Эмбри.

Эш снова смотрит на меня, и, несмотря на то, что на его лице нет ожидаемого удовлетворения, там было что-то еще. Подтверждение, может быть. Словно не то, что сказал Эмбри, а то, как он это сказал, указало Эшу на то, что ему нужно было знать.

— Ты слышала вице-президента, — произносит Эш, проводя пальцем по пуговицам рубашки. — Сними ее.

Даже несмотря на туман в моей голове из-за необходимости кончить, я колеблюсь.

— Можешь… Ты можешь ее снять, пожалуйста?

— Нет.

Он заставляет меня саму это сделать. Как было с указанием ползти к нему. Каждый шаг сегодняшнего вечера — это перекресток (находящийся на пересечении того, что я не знаю), но Эш действует, чтобы быть уверенным в том, что именно я делала каждый шаг. Что я остро осознаю свою собственную роль во всем этом.

Я ловлю его взгляд. На моем лице написана каждая умоляющая и сердитая мысль, и я чувствую, как его рука скользит по моему бедру и успокаивающе его сжимает. Его глаза были настолько ясными и настолько зелеными, что его расширенные зрачки, превращаются в огромные черные бассейны голода. Он ничего не говорит, не давит, но продолжает на меня смотреть, его нежная и мягкая рука застывает на моем бедре.

Он дает мне шанс сбежать. Одно слово, и я могу покончить с этим мучением для нас троих.

Но, о боже, я не могу этого вынести. Иногда мучение лучший выбор. Иногда запретный плод слишком сладок, чтобы его не укусить.

Я поднимаю руки и начинаю расстегивать рубашку, и оба мужчины одновременно выдыхают. Я должна ненавидеть прилив сил, который мне это дает, волну похоти, но я этого не ощущаю. Все кажется правильным. Так же правильно, как и мое желание стоять перед Эшом на коленях, так же правильно, как и мое решение ползти к нему. Так же правильно, как и стоять перед классом или перелистывать книги, чей возраст превосходил возраст колледжа. В котором я преподавала. Словно я была для этого рождена.

Я не тороплюсь, не из-за преднамеренного желания соблазнительно выглядеть, а потому, что мои руки так сильно дрожат, что высвобождение каждой пуговицы кажется борьбой. Хотя, это стоило того, ведь когда я наконец-то, стянув рубашку с плеч, вижу, как Эш практически теряет над собой контроль. Он ерзает подо мной, прикусывает свою нижнюю губу, а его рука так сильно сжимает мое бедро, что понимаю, будет синяк.

— Прикоснись к своим сиськам, — приказывает он после того, как успокаивается. — Скользи по ним своими руками, а затем потяни за соски. Да, вот так. Бля.

Он снова смещается, и его член так аппетитно выглядит, даже находясь в штанах. Мне хочется взять его в рот, хочется, чтобы его был в моей киске. Хочется объезжать его до тех пор, пока мои ноги не начнут дрожать, так сильно хочется, чтобы он был очень глубоко внутри меня, что больше ни о чем не могу думать. Когда мы займемся сексом? Конечно же, сегодня вечером. Эш, конечно, не мог больше ждать, потому что я — больше не могу ждать. Я начала принимать противозачаточные в тот момент, когда мы начали встречаться, чтобы нам не пришлось этого ждать ни минуты дольше, чем нужно.

— В чем дело, ангел? — спрашивает Эш, подняв глаза от рук на моей груди к моему лицу.

Я не сразу отвечаю, и он слегка щиплет меня за задницу.

— Ты всегда можешь отвечать мне честно, Грир. Я бы не спрашивал, если бы не хотел знать.

— Я хочу твой член, — выпаливаю я. — Я хочу, чтобы ты меня им трахал. Пожалуйста. Пожалуйста, трахни меня. Пожалуйста, сэр.

Его глаза вспыхивают чем-то, похожим на удивление, но его голос возвращается к прежнему равнодушию.

— Мой член — привилегия, ангел. Быть трахнутой — это привилегия. А всякую привилегию нужно заслужить.

Я расстраиваюсь, и Эш гладит мою руку.

— Когда я возьму твою киску, это будет чем-то особенным. Мы вместе лишь первый раз, и я точно знаю, где он должен находиться.

— Почему мы не можем сделать это прямо сейчас? — ною я.

Из-за чего зарабатываю еще один быстрый удар по заднице.

— Повернись и посмотри на Эмбри. Он хочет видеть твои великолепные груди. Он хочет увидеть твое лицо, когда ты кончишь.

Я прекращаю протестовать, прекращаю сомневаться. Я могу обвинять в этом похоть, могу свалить всю вину на Эша и на мое подчинение, но настоящая причина и проще, и сложнее. Ответ состоит в том, что я этого хотела. Я хотела, чтобы Эмбри меня увидел. И мне все равно, было ли это тестом, или же Эш дарил нам подарок.