Джошуа прикурил от многоразовой зажигалки и медленно выпустил струйку дыма. Он и забыл, что они преследуют беглецов. Януш обещал за возвращение корабля взять последний товар с пятипроцентной надбавкой. Это выходило сорок тысяч сверху — лишь немногим меньше, чем стоила колымага старого скряги. Но Бирминг понимал, что без корабля бизнеса не будет, а достать сейчас на Уране новый практически нереально.

— Януш обещал кучу денег, — проговорил Джошуа негромко.

Иеронимо взглянул на него с подозрением.

— И что? Нас подбили, мы вне игры, — он пожал плечами. — Я и сам расстроен, но денежки тю-тю.

— Думаю, мы их догоним. Рано или поздно они сядут, и корабль им придётся бросить. А нам главное вернуть его, а не найти их.

— Хочешь сказать, мы полетим дальше?

— А почему бы и нет?

Иеронимо пожал плечами.

— Да, в общем-то, ни почему. Я не против, если ты считаешь, что это имеет смысл.

— Думаю, да, — кивнул Джошуа.

— Тогда всё ОК, — Иеронимо достал из автокухни две тарелки с едой, пиво для Джошуа и чашку крепкого кофе со сливками для себя. — Садись, — он плюхнулся за стол и взял вилку.

Джошуа подошёл, продолжая курить, и сделал два больших глотка. Пиво было холодным и вкусным.

— Почему бы нам не отметить счастливое спасение? — сказал он, разглядывая запотевшее стекло.

Со дна стакана поднимались крошечные пузырьки, тонкая прослойка пены медленно оседала.

— Я не пью, — покачал головой Иеронимо. — Ты же знаешь.

— Разве христианство запрещает пить по праздникам?

— Мы это уже обсуждали, — отозвался Иеронимо равнодушно. — Нет, не запрещает.

— И, насколько я помню, Христос даже превратил однажды воду в вино. Кажется, на чьей-то свадьбе?

— Да, на свадьбе.

— Так в чём дело?

— Просто не хочу.

— Как знаешь, — Джошуа пожал плечами, выбросил окурок в утилизатор и сел за стол. — Мерзкая атмосфера, — сказал он, имея в виду красный свет в рубке.

— Да уж, — отозвался Иеронимо, уплетая спагетти с томатной пастой. — Но это лучше, чем увидеть белый свет, — он усмехнулся.

— Ты про смерть, что ли?

Иеронимо кивнул.

— Как думаешь, мы успеем поспать?

— Думаю, да.

— Часов шесть?

— Может, даже больше, — Джошуа запил кусок бифштекса пивом и смачно рыгнул. — К сожалению. Чем дольше продлится ремонт, тем дольше нам придётся гоняться за кораблём Бирминга. Если, конечно, Альма не собирается приземлиться где-нибудь поблизости, — он усмехнулся.

— Мы убьём её? — спросил Иеронимо, сосредоточенно накручивая спагетти на вилку.

— Зачем? — Джошуа удивлённо взглянул на напарника.

— Бирминг заплатит только за корабль?

— Ну, да. А ты думал, ещё и за голову Альмы?

Иеронимо пожал плечами.

— Старик был очень зол, когда рассказывал, как она отобрала у него корабль, — сказал он.

— Не беспокойся, — усмехнулся Джошуа. — Этот грех тебе на душу брать не придётся. Щепетильный ты мой.

— Это серьёзные вещи, приятель, — покачал головой Иеронимо. — Смертоубийство — это тебе не контрабанда.

— Неужели? — Джошуа скривился в вялой ухмылке. — Ладно, в любом случае нас это не касается. Найдём корабль и доставим Бирмингу. Потом получим денежки и дело в шляпе, — он небрежно взмахнул рукой. — По правде сказать, старик хотел, чтобы мы притащили ему Альму и того динсбота, что был с ней, но, скорее всего, мы не застанем ни её, ни жестянку, когда отыщем корабль, так что пусть Януш поцелует меня в зад! — Джошуа довольно усмехнулся.

Иеронимо покачал головой.

— Как думаешь, куда её понесло?

— Мало ли? Скорее всего, хочет добраться до какого-нибудь города. Возможно, рассчитывает эвакуироваться.

— С чего бы?

Джошуа пожал плечами.

— А какого хрена ей здесь делать? Сам подумай.

Иеронимо покачал головой.

— Не похоже на Альму. Вот так взять и сорваться.

— Слушай, тебя это волнует? — Джошуа уставился на приятеля, не донеся кусок бифштекса до рта. — Наше дело — корабль.

— Просто любопытно. А тебе нет?

— Нет. Пусть делает, что хочет. Я не сую нос в чужие дела, если из этого нельзя извлечь выгоду.

— Вот и я о том же, — сказал Иеронимо, понизив голос.

— Постой. Хочешь сказать…

— Ты бы стал угонять корабль и тащиться куда-то за здорово живёшь? Кстати, там, куда мы летим, никаких городов нет. По крайней мере, с гарнизонами.

— И?

— Предлагаю не торопиться тащить корабль Бирмингу, а вначале выяснить, что задумала малышка Альма. По-моему, здесь пахнет неплохой наживой.

Джошуа задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Ладно, — сказал он. — На месте разберёмся.

Иеронимо кивнул.

— На месте, так на месте. Просто не надо спешить.

— Тебе не кажется, что для христианина ты слишком любишь деньги? Кажется, ваш Бог не одобрял стяжательства.

— Все мы грешны.

— Разве это оправдание?

Иеронимо усмехнулся.

— А тебе не кажется, что ты слишком много знаешь о христианстве и грехах для циника, каким хочешь казаться? — спросил он, прищурившись.

Джошуа залпом допил пиво и со стуком поставил кружку на стол.

— А теперь, — сказал он, отодвинув пустую тарелку, — предлагаю поспать.

— Да, надо всхрапнуть, — согласился Иеронимо. — Только проверим, как там с ремонтом.

— Пошли, — кивнул Джошуа, вставая. — Блин! — добавил он, окинув взглядом рубку. — Этот красный свет меня бесит!

— То ли будет в аду! — усмехнулся Иеронимо. — Привыкай.

Макс сидел, полуприкрыв глаза и прислонившись к стене бронетранспортёра — положение, ставшее почти привычным. Он смотрел на гвардедиаса, расположившегося напротив, и думал о том, что жизнь каждого отдельного человек — всего лишь крошечный кусочек в круговороте взаимоотношений и событий.

Вот тамплиеры, которые везли его к месту назначения. Они помогают ему, но он чувствует себя среди них чужим, потому что у них свои дела с искримнянами и свои интересы. Они просто выполняют поручение Ра или кого-то ещё из богов-биороботов. Макс для них — просто очередное задание, у них нет общих целей и интересов.

Так же обстоят дела с федералами и республиканцами. И те, и другие пытались использовать Макса, двигая его, как безликую пешку, стараясь внушить ему выгодное для себя представление о том, что происходит. Они хотели заместить его мысли своими, и, пока он позволял им это, он был пушечным мясом, которое каждый перекраивал по своему усмотрению, подгоняя под собственные потребности. Макс криво усмехнулся. Осталось ли что-нибудь от его собственного тела, или он стал сочетанием чужой плоти и кибертехнологий? Являлся ли он другим человеком или всё ещё был Максом Аграновым?

Парень понимал, что может остановиться в любой момент. Никто не в силах заставить его запустить трансактор. Покровский больше не опасен, хоть и не знает этого. Получив доступ к энергии чёрной дыры, Макс стал, пожалуй, самым сильным человеком во вселенной. Вероятно, даже сильнее Седова.

Но он знал, что не остановится. Потому что это было бы предательством по отношению к Джул, к маленькому Нику и пастору Матвею, к людям, которых похитили федералы, чтобы принести в жертву на Антиземле, и всем остальным, погибшим в той мясорубке, которую устроили два политических режима в борьбе за власть и человеческие души. Теперь Макс равно презирал и федералов, и республиканцев — они были для него не более, чем источником зла и причиной смерти людей, которые могли бы жить, любить и радоваться. Людей, которых лишили возможности стать счастливыми.

И ещё Макс чувствовал себя очень одиноким. Ему предстояло совершить нечто уникальное, ни с чем не сравнимое, но в этом деле ему не на кого было опереться. Те, кто его окружал, были просто спутниками, они не могли поддержать его, понять, что творится в его душе. И ему не приходило в голову поделиться с ними своими страхами и сомнениями. Иногда он представлял себя перед супертрансактором и, думая о масштабах того, что ему предстоит совершить, чувствовал себя растерянным и ничтожным, не способным ровным счётом ни на что. Если бы с ним был Рей Фолнер или отец Эбнер или хотя бы мэтр Косовски — словом, один из тех, кто точно знал, что, почему и зачем нужно делать — ему было бы легче. Но в то же время Макс понимал, что в таком случае он снова стал бы только проводником чужих интересов. А на это он не желал соглашаться.