Последние слова были обращены к Якову. Он сидел, не поднимая головы. Аграфена Павловна подошла, присела рядом, положила мягкую, пухлую руку на кудрявые волосы сына, провела ласково.

— Слушаться надо отца, Яшенька, он худого не присоветует. Да и чем Дуня тебе не нравится? Дурного слова о ней никто не скажет. Женись, Яшенька, успокой нас. Бог знает, сколько нам с отцом по земле ходить осталось. А мне ведь тоже охота внучат понянчить.

Аграфена Павловна продолжала гладить голову сына.

— Не упорствуй, Яшенька. Вот помянешь потом нас добрым словом.

Яков слушал тихий, ласковый голос матери и готов был разреветься, прижаться к ней, как в детстве, когда прибегал домой в царапинах и синяках после очередной драки с ребятами и находил у матери утешение от всех горестей. Рассказать бы ей про Любу, она поймет. А отец…

Его не переспоришь, не докажешь. Только хуже будет.

Егор Саввич поднялся из-за стола.

— Значит так: осенью свадьба.

И вышел из комнаты, давая понять, что вопрос решен и говорить больше не о чем.

Федя легонько подергивал вожжи, негромко посвистывал и время от времени говорил:

— Но-но, родимые. Пошли, но-о-о…

Майский смотрел, как мелькают вдоль дороги темно-зеленые разлапистые ели, увешанные гроздьями шишек. Изредка однообразие нарушали одинокие осины. Листва на них начинала краснеть, верный признак — близко осень. Вот и трава, густая и высокая, местами полегла. Небо, такое чистое утром, начинало хмуриться. С запада тянулись унылые серые облака. Сколько раз он, Майский, проезжал по этой дороге в Златогорск и почти каждая поездка давалась нелегко. Вот и нынче предстоит трудный разговор с начальством. Опять надо выпрашивать материалы, инструменты и многое другое, бегать по разным организациям, каждому доказывать, как нуждается Зареченский прииск в помощи. Нет, уж если его послали поднимать прииск, он, черт возьми, будет работать, как велит совесть, и других заставит. В полевой сумке есть веские аргументы. Все проверено и подсчитано. Секретарь укома Земцов, конечно, будет за него, поддержит. Не может не поддержать. Управляющий треста Громов — тоже. А вот разные там плановики, экономисты, бухгалтеры, с этими придется повоевать. Э, да не впервой.

— Послушай, Федя, как, успеем до дождя в Златогорск?

Паренек глянул на небо и уверенно ответил:

— А успеем. Раньше ночи дождя не будет.

— Хорошо бы. В спешке я и плащ не захватил. Начнется дождь — вымокну.

— А не вымокнете. У меня брезент припасен.

— Ого, да ты хозяйственный, — похвалил Александр Васильевич паренька. Сегодня Федя был одет не так броско, как при первой встрече. То ли он понял, что новому директору его щегольской наряд не понравился, то ли, собираясь в дальнюю дорогу, пожалел красивую одежду. Но бархатный картуз он все-таки надел.

Чтобы отвлечься от деловых беспокойных дум, Майский продолжал говорить с Федей, да и привычка давно выработалась: встречал нового человека — старался узнать про него как можно больше.

— Ты где живешь, Федя?

— А у тетки Васены.

— Родственница, что ли?

— А мамкина сестра. Сводная, — помолчав, паренек самодовольно добавил: — Тетка меня любит.

— Свои-то дети у нее есть?

— А никого нет. Она и замужем-то не была, откуда же детям взяться. Кривая ведь тетка-то Васена. Некрасивая. Кто бы на такую посмотрел.

— Трудно вам, наверное, живется. Заработок твой невелик. А тетка работает?

— Знамо, нет. Хворает часто. Однако ничего, живем помаленьку. Огородишко есть, куры, козу держим. Опять же я кому дров наколю, кому траву косить пособлю, люди и благодарят.

— В школу ты ходил? Читать, писать умеешь?

Федя оглянулся на директора и чуть усмехнулся.

— А какая там школа. Когда бы ходить-то в нее. День на конном дворе. Старший конюх наш, Егор Саввич, строгий. Порядок любит. А выдается время, так по хозяйству роблю.

— Все-таки скажи, хотел бы учиться?

— И чего вы пытаете, Александр Васильич. Кому же неохота грамоте знать. Вот другие ребята с книжками бегают, разные истории читают, а потом рассказывают. Интересно же. Будто города большие-большие есть, а еще — будто в других странах черные люди живут. И красные, и желтые. Правда это или врут все?

— Правда, Федя. И города есть большие, и люди черные есть.

— Чудно. С чего бы им черными-то быть?

— Такие уж родятся. Жарко в тех странах, а зимы не бывает. Это негры. А у индейцев кожа красная, у китайцев — желтая.

— Ух ты! А с зеленой кожей бывают люди?

— Вот таких нет, — засмеялся Александр Васильевич. — Давай, Федя, договоримся с тобой: я немного огляжусь, а потом попрошу Любовь Ивановну в школу тебя принять. А там — в техникум поедешь учиться.

— А правда?! Вы вправду говорите, Александр Васильич? Вот Владимир Владимирыч тоже посулился, да и забыл.

— Я не забуду.

— Вот бы здорово! Только как же кони? На кого их оставить?

— Не беспокойся, найдем на кого.

— А Пегаска? Он, окромя меня, никого не подпускает, даже самого Егора Саввича.

— И на Пегаску найдем управу.

— А коли так, то ладно. Только жалко Пегаску.

Показался Златогорск: сначала домишки, прилепленные к склонам гор, потом позолоченные церковные купола, и, наконец, сам город, дымящие трубы заводов и фабрик. Лошади побежали быстрее, и скоро ходок запрыгал по булыжной мостовой.

— Ты ведь правильно предсказал, Федя, дождя-то нет. Хорошо доехали. Сверни вон на ту улицу.

Федя натянул вожжи так, что коренник, присев на широкий зад, заплясал на месте, а пристяжной едва не выскочил из постромок. Навстречу по дощатому тротуару шла молодая женщина. Увидев ходок с разгоряченными лошадьми, она остановилась, прижалась к забору. Александр Васильевич взглянул на нее, и ему показалось, где-то он видел это лицо. Женщина тоже смотрела на него, вдруг улыбнулась и воскликнула:

— Александр Васильич, здравствуйте!

Майский попросил:

— Попридержи-ка лошадей, Федя.

Он пристально смотрел на женщину. Молодая, лицо знакомое. Где же ее видел? Ба, да ведь это…

— Ксюша! Вы!

— Признали, стало быть. Я, Александр Васильич.

Майскому стало неловко. Как он сразу не узнал Ксюшу. Эта девушка столько для него сделала. Несколько лет назад, когда он едва живой попал в больницу, Ксюша ухаживала за ним. Она буквально не отходила от его койки. Помнится, выздоровев и прощаясь с Ксюшей, он обещал навещать ее всякий раз, когда будет приезжать в Златогорск.

С тех пор ни разу не нашел времени заглянуть в больницу, проведать старичка-доктора и Ксюшу, а приезжал много раз. Черт знает, как это получается, но всегда не хватало времени, всегда было столько дел. И вот неожиданная встреча. А Ксюша все такая же: миловидная, необыкновенно женственная, с мягкой улыбкой. Вот только толстая и тугая коса раньше свободно спускалась вдоль спины или на грудь, а теперь уложена на голове кругами. И от того девушка кажется выше.

— Здравствуйте, Ксюша. Поверите ли, как я рад вас видеть. Можете на меня сердиться и ругать как угодно, я это заслужил, но, право, я всегда помнил о вас. А вот такая жизнь, нет свободной минуты.

Девушка негромко и счастливо засмеялась.

— А уж я-то как рада. И зачем вы так? Не буду ругать и не сержусь. Значит, вы меня не забыли? Вспоминали иногда? Я тоже вспоминала вас… часто…

Майский во все глаза смотрел на Ксюшу и не знал, что говорить дальше. Федя нетерпеливо поглядывал на него. Лошади фыркали и мотали головами, словно тоже высказывали недовольство непредвиденной задержкой.

— Знаете, Александр Васильич, — снова заговорила девушка, — а мы теперь часто будем видеться. Я ведь к вам еду, на Новый. Буду работать в больнице.

— Едете на прииск? Это хорошо, там интереснее, чем в городе, да и нужны вы там больше. Народ у нас хороший, вам будут рады. Вот увидите. А я, Ксюша, теперь не на Новом работаю.