— В этом нет никакого смысла. Зачем же тогда отдавать оружие тебе?

— Не забывай, моя задача была — партизанить. Корабли Фабрики вроде меня должны были досаждать оликсам в этой части галактики, чтобы потомки совершивших исход могли хоть немного передохнуть. Здесь, в кромешной тьме, они никогда бы не поймали меня — как никогда не поймали материнский корабль Като. Да, мне доступны такие методы уклонения, каких вы и представить не можете. Видала, что я вытворял там?

— Да уж. — Она с любовью усмехнулась, хотя и поморщилась. — Значит, мы никогда не найдем Убежище?

— Нет.

— Что ж, спасибо Святым за это. Если мы не найдем, то и оликсы не найдут.

— Да.

Белые губы скривились, голова слабо кивнула, как бы изображая неловкость.

Ирелла выдержала паузу.

— Ну что ж… значит, увидимся на той стороне.

— Назначаешь свидание?

— Береги себя, ковбой.

— Угу. Ирелла, ты же знаешь, что он без ума от тебя? Твой парень.

— Да.

— Ну это я так, просто убедиться. Иногда вы принимаете подобные вещи как должное, даже не осознавая, что делаете. А я женился пятнадцать раз, так что действительно понимаю, о чем говорю.

— Святые, Энсли Зангари — романтик. Этой информации не найдешь ни в одном историческом файле!

— Вид влюбленных старшеклассников всегда делает меня счастливым. А в галактике сейчас не так уж много счастья. И мне не хотелось бы видеть, как умирает еще одна его частица.

— Кажется, я уже вышла из этого возраста, ну да ладно. Тебе не нужно беспокоиться обо мне и Деле.

— Хорошо. Пойду я. Увидимся через неделю, или когда там. Когда все закончится.

Горло внезапно сжалось, и ей пришлось приложить усилие, чтобы ответить:

— Увидимся через неделю.

— Всё в порядке? — спросил Деллиан, когда она вошла в кафе с арочными окнами, впускающими в помещение теплый парижский весенний свет.

— Конечно, — бодрая улыбка Иреллы была столь же подлинной, как текстура кафетерия. Она села за столик, присоединившись к взводу. — Ну, как дела?

Нет, Кандара не составляла список. Ну, не совсем. Но… если бы составляла, тогда булькающий, сосущий звук, который издавал Каллум каждый раз, когда сосредотачивался, стоял бы на первом месте. Или еда. После двадцати дней холодной безвкусной еды живот ныл почти постоянно. Затем — медленно закипающая ярость Алика. Угрюмость Юрия. Одна Джессика вроде не изменилась.

Хотя, может, она просто сложный искусственный интеллект, и только.

Дело было не только в дерьмовой еде, замкнутом пространстве и скуке, преследующей каждого. Новости из–за пределов анклава становились все хуже — и медленное время внутри анклава не помогало, ибо означало, что новости снаружи поступают порциями и столетия активной деятельности сжимаются в плотные пакеты обновлений.

Они все ужаснулись, узнав, что оликсы начали захватывать корабли и планеты, которые, как считали разбежавшиеся по галактике люди, они создавали втайне. В глубине души Кандара начала подозревать, что все кончено, что они проиграли. Через несколько дней стало очевидно, что она не одинока; настроение у всех становилось все хуже и хуже, пламя сжигало остатки воздуха. Единственным, что поддерживало их сейчас, был заведенный порядок; создание дронов–передатчиков уже стало напоминать ей систему социального обеспечения, стимулирующую получающих пособие браться за любую работу. Бессмысленное — зато занятие.

«Три гребаные недели, и мы совсем расклеились! Матерь Мария!»

— Угадайте, кто опять объявился? — воскликнула Джессика.

Кандара даже не потрудилась поднять взгляд. Они с Каллумом как раз тестировали последний передатчик, прежде чем спаять корпус. Инициаторы изготовили все компоненты, но без сборочного участка их приходилось прилаживать вручную. Работа тонкая, сложная даже с учетом применения небольших установок–манипуляторов, которыми инициаторы снабдили людей в первую очередь. Положительный момент заключался в том, что Каллум был занят, так что им приходилось выслушивать меньше стонов.

После пары неудачных запусков они усовершенствовали форму передатчика, уподобив его обтекаемому морскому скату метровой длины с заостренной воздухозаборной решеткой впереди вместо рта и сдвоенными ионными движками сзади. Гибкие серповидные крылья помогали ему довольно быстро маневрировать, чтобы дрон мог добраться до наружного прохода, совершить пару акробатических трюков, если в ангаре поджидает что–то враждебное, и вырваться на свободу через главный вход. Оказавшись снаружи, дроны должны были позвать вторгшуюся человеческую армаду, сообщив местонахождение «Спасения жизни».

Только вот время снаружи тянулось, и тянулось, и тянулось, пока не превратилось в абстракцию. Насколько они могли судить, там прошло около десяти тысяч лет. Цифра эта не имела для Кандары никакого смысла. Она уже начала задаваться вопросом, а не отказывают ли вообще ее железы и не живет ли она в состоянии сумеречного помрачения сознания.

Когда Сапата, ее альтэго, отодвинула в сторону тестовые данные, Кандара получила доступ к оставшимся в ангаре сенсорам. Что ж, Джессика оказалась права; Странная Квинта вернулась. Она неуклюже обходила ангар, держа на выступе манипуляторной плоти черный, похожий на камень шар, — точно жрец, явившийся с подношением.

Или как оликс со стояком.

— Какого хрена она делает на этот раз? — прорычал Алик.

— То же, что и раньше, — ничего, — откликнулся Каллум.

— Нет, — поправила его Кандара. — Она приносит эту штуку уже второй раз. Наверное, это что–то важное.

За последнюю пару недель квинта (или много тел квинты) возвращалась восемь раз, осуществляя свой странный осмотр ангара, чем и заработала себе прозвище. Каждый раз Странная Квинта нейтрализовывала рецепторы нейростраты, оставаясь невидимой для единого сознания корабля–ковчега. Будь они на Земле, Кандара сказала бы, что квинта занимается какой–то преступной деятельностью. Может, провозит контрабандой человеческие артефакты? Или это такой инопланетный наркодилер? Однако, несмотря на то что о культуре оликсов она знала смехотворно мало, Кандара отчего–то в это не верила. За постоянными появлениями квинты стояла какая–то цель. Тайная цель — и это особенно беспокоило Кандару.

— Этот шар, должно быть, какой–то сенсор или записывающее устройство, — сказал Юрий.

— Но Странная Квинта вроде бы ничего не анализирует, — проныл Каллум. — Это же не может быть счетчик Гейгера, да?

Кандара присмотрелась к тому, как квинта держит шар, как качается из стороны в сторону манипуляторная плоть, немного не в такт с ковыляющей походкой.

— Она им машет, — заявила Кандара. — Матерь Мария, возможно, ты был прав насчет запаха еды, Калл. Держу пари, эта штука берет пробы воздуха.

— Черт. — Алик бросил виноватый взгляд на неровный вход в пещеру. — Насколько этот прибор может быть чувствителен? Что, если он хорош как ищейка? Если так, мы знатно облажались.

— Всё, что можем сделать мы, могут и они — и еще кое–что, — сказал Юрий.

— Если бы этот шарик был хорош как ищейка, Странная Квинта была бы уже здесь вместе с остальными своими телами, — фыркнула Кандара. — Так что, возможно, у нас еще есть время.

— О, началось, — сказала Джессика.

Странная Квинта двинулась по одному из малых туннелей, ведущих прочь от ангара. В этих магистральных трубах люди не размещали никаких сенсоров, так что все, что они видели сейчас, — это медленно поглощаемую густыми тенями спину квинты, все еще держащей шар.

— Определенно вынюхивает нас, — сказала Кандара.

— Согласен, — кивнул Алик. — Но почему она не хочет, чтобы единое сознание знало?

Кандара встревоженно покосилась на него:

— Не знаю.

— От ангара отходит одиннадцать туннелей и коридоров, — сказал Юрий. — Так что это лишь вопрос времени, когда она найдет вход в нашу пещеру. Если у этого шарика хоть сколько–нибудь приличный уровень чувствительности, квинта нас учует.