— Если, если… А если, как вариант, кораблем управляет Ген 8 Тьюринг? Если на борту находится неанский метачеловек? Нет. Прискорбный инцидент закрыт. Радуйся; мы вот–вот войдем в анклав.

— Я радуюсь. Единое сознание врат следит за приближением враждебных кораблей чужих?

— Конечно. Уже отдано распоряжение, дозорные сенсоры в звездной системе врат будут обновлены. Установят новые датчики ближнего действия, чтобы усилить наблюдение за ближним космосом. Теперь приступайте к своим обязанностям. Ситуация вернулась в обычное русло.

Но это не так! Из–за этого высокомерного ублюдка нас всех убьют. Эти инопланетные паразиты всё еще на борту, прячутся где–то. И я собираюсь найти их. Я собираюсь доказать, что единое сознание ошибается. Я с удовольствием ткну его в это самодовольной мордой. Кто знает, может быть, полное сознание оликсов даже вознаградит меня, повысив до единого сознания — не на корабле Решения, а на ковчеге, как я и заслуживаю. Это было бы что–то. Разве оно того не стоит?

Деллиан, Ирелла и все остальные экипажи провели двенадцать лет в домене–торе. Двенадцать лет, пока фракция истории реконструировала тридцать кораблей флотилии. Они также усилили защиту нейтронной звезды, добавив концентрические слои датчиков и порталов на три световых года, готовясь к прибытию любых кораблей со стороны сенсорной станции оликсов, находящейся на расстоянии шестидесяти семи световых лет от них. Иммануээль изменил скорость течения времени, убрав ускоренный режим, превративший биосферу в древний восхитительный парк, и включив то самое медленное время, которое использовалось в анклаве оликсов.

Деллиану пришлось признать, что это намного лучше, чем вновь погрузиться в анабиозную капсулу.

— Так ты думаешь, они смогут переместить во времени флот, пока мы будем находиться внутри червоточины? — спросил он.

В последний день перед тем, как отправиться к звезде анклава, они с Иреллой прогуливались по одному из лесов домена. Они проделывали это каждый день, наслаждаясь временной передышкой и погружением в обстановку, наверное, самую близкую к окружающей среде старой Земли. Как ни странно, лес казался даже более естественным, чем на Джулоссе. Деллиан решил, что это связано с древностью природы, которая сама по себе внушала уверенность. Некоторые деревья в лесу были настоящими столетними великанами. Так что они с Иреллой исследовали не слишком заросшие тропинки, иногда забирались на величественные деревья и заканчивали купанием в одном из больших каменных бассейнов.

В целом это был приятный опыт — до сегодняшнего дня. Когда течение времени нормализовалось, чтобы они могли вернуться во внешнюю вселенную, им нанес визит андроид Энсли.

— Комплексные ребята знают свое дело, — сказал белоснежный андроид. — Если все пойдет по плану, мы действительно будем у анклава через пару недель — по нашему времени. Можете в это поверить?

— Нет, — безучастно ответил Деллиан.

— Легко. — Ирелла сердито покосилась на него.

— Да ладно тебе, Деллиан, — хмыкнул Энсли. — Только не говори, что тебе не интересно посмотреть, как они модернизировали оружие.

Черт, если бы они сделали вам боевые скафандры, как у Янки из «Космического префекта — 3», я бы запихнул этого андроида в один такой и самолично присоединился бы к штурму «Спасения жизни». Потрясающие штуки.

— Отлично. Хотя я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— «Космический префект — 3» — это была такая игровая матрица, когда мне было… Ну, когда у меня было обычное человеческое тело. Игра вышла, пожалуй, году эдак в две тысячи сотом. Моя память отчего–то магическим образом не улучшилась, когда меня переместили в корабль Фабрики; всё, что я помнил тогда, — это всё, что я буду когда–либо помнить. Но имейте в виду, теперь у меня отличный доступ ко всем этим воспоминаниям.

— Так ты умирал? — спросила Ирелла.

— Черт, нет. К тому времени я перенес немало полных клеточных перестроек. Мое тело пребывало в хорошей форме. Методы омоложения в хабитатах исхода были весьма неплохи. Уж получше тех, что на Сол. Мне поначалу нейроны–то повредили. Не то чтоб серьезно, но достаточно, чтобы изменить меня. Да уж, поверьте, у меня тогда выдалась парочка действительно психованных столетий.

— Ты хочешь сказать, что твое первоначальное тело — настоящий ты — все еще где–то живет?

Андроид задумчиво нахмурился:

— Я не помню. Помню себя на койке в какой–то модной клинике; рядом Эмилья, кто–то из моей семьи — Гвендолин, безусловно. Потом я возродился в корабле. Но — два меня? Черт, нет, это было бы слишком странно. Я почти уверен, что не пошел бы на это. Есть только один я, вот этот — истинный Энсли Зангари, не принимающий замены. Ядро моей личности — точная копия моей первоначальной нейронной структуры, но большая часть мышления протекает в квантовых массивах; это дает мне быстродействие и сноровку в бою.

Деллиан усмехнулся:

— И что, это не слишком странно?

— Эй, хватай всё, что может предложить тебе вселенная, парень.

— Так твое тело мертво? Прости.

— Да ладно. Оно прожило тысячи лет, без всяких притом махинаций со временем. Каждый из этих годов я прожил по–настоящему. И могу проделать это снова.

— Погоди. Что?

— Видишь ли, в данном случае моя личность как бы заморожена, заперта в том, в чем была в тот момент, когда ушло мое тело. Нейронное ядро корабля не обладает той неупорядоченностью, которой подвержен человеческий мозг. Я неизменен. Значит, когда все это закончится — и при условии, что я выживу, — у меня будет выбор. Я могу продолжить быть кораблем или могу клонировать себе новое тело и перенести в него мой разум. Я снова буду собой, точно таким же, как прежде.

Деллиан рискнул взглянуть на Иреллу, заранее зная, что увидит: лицо, лишенное всякого выражения, ну разве что плоский нос слегка сморщится. Это не имело значения; он точно знал, что она думает.

А как насчет души?

— Похоже, преемственность тут — тема многоуровневая. Ты знал о той группе ультраутопийцев, что собрала Эмилья?

— Отчасти. Я знал, что она и некоторые утопийцы первого уровня сформировали политическую группировку, этакое движение лоялистов. Воспоминания опять–таки не слишком точны. Знаю, что мы с Эмильей были обеспокоены отсутствием успеха в хабитатах исхода. Когда мы бежали с Сол, мы верили, что не пройдет и тысячи лет, как мы осадим анклав. Что ж, этого не случилось. К тому времени, как мы попали на Фабрику, мы поняли, что нам придется изменить подход к исходу. Наши технологии остановились в развитии, но были достаточно хороши, чтобы позволить людям адаптировать неанский подход к выживанию при оликсах. Я никогда не знал, кого она завербовала, но мы договорились о программе мягкого влияния с долгосрочными перспективами. Так мы сохраняли нашу цивилизацию, но медленно меняли цель, отвращая корабли поколений от планетарной жизни. Впрочем, должен признать, что я не ожидал, что это будет так мягко и так медленно. Люди вроде Кенельм… оне могло бы быть и чуточку поактивнее.

— Не такое впечатление о тебе сложилось у меня на Ваяне, — сказала Ирелла. — Там тебя интересовало нападение на анклав, а не ведение защитной кампании, направленной на то, чтобы держать оликсов подальше от этой части галактики.

Гладкое лицо андроида умудрилось изобразить нечто вроде задумчивости:

— Ну, да. Может, я и не способен изменить своего мнения, но я и не Тьюринг с заранее заданными тактическими задачами. Все, что я когда–либо хотел, с того дня, как «Спасение жизни» объявилось у Сол, — это отправить этих ублюдков–оликсов в небытие. И это был мой величайший шанс.

— А на Фабрике знали это, когда помещали тебя в корабль?

— Эмилья знала. Но это не имеет значения. В этих краях полно других кораблей с Фабрики, которые способны причинить оликсам немало горя, если те начнут рыскать поблизости.