Она смотрела, как кучки транспортных кораблей оликсов бегут от Земли. Собираясь огромными эскадрильями, они неслись к висящему в третьей точке Лагранжа «Спасению жизни». Это ее озадачило. Неожиданный первый удар по инопланетному кораблю–ковчегу был бы наверняка лучшим шагом? Они могли бы вывести из строя червоточину и гравитонный двигатель, и ковчег сел бы на мель. Тогда можно было бы спасти коконы. Но теперь единое сознание корабля оликсов знало, что крейсеры и ракеты Ответного Удара приближаются, и, несомненно, готовилось к бегству.

— Позвони Луи, — велела она Теано, своему альтэго.

— Подключение к сети невозможно.

— Что? Попробуй еще раз.

— Подключение невозможно. Он не в сети.

Гвендолин нахмурилась. Сын был активно задействован в Ответном Ударе, возможно, даже находился в командном центре вместе с Юрием, так что, несомненно, был сейчас страшно занят. И определенно не обрадовался бы звонку матери. Но…

— Где он?

— Данные засекречены.

— Так, а каково последнее незасекреченное место его нахождения?

— Звездная система Дельты Павлина.

— Ясно. Ладно, оставь ему сообщение. Я хочу… — Она удивленно замолчала: на линзы выплеснулась иконка Энсли Зангари Третьего. — Да?

— Не пытайся дозвониться до Луи, — сказал Энсли Третий.

— Я просто хотела…

— Ты переполошила все системы безопасности. Он участвует в Ответном Ударе; тебе это известно. А от Ответного Удара, если ты еще не заметила, зависит сейчас все наше выживание. Перестань быть его матерью, черт возьми. Он достаточно взрослый, чтобы самому заботиться о себе и принимать собственные решения.

— Но…

Иконка Энсли Третьего исчезла.

«Что за чертовщина?»

Гвендолин украдкой окинула взглядом фойе, проверяя, не смотрит ли кто–нибудь в ее сторону. Нет.

«Ну вот, теперь и ты становишься параноиком».

Но реакция Энсли Третьего встревожила ее. Значит, Луи помогает в командном центре. Но это же не причина рычать на нее. Если только он не…

«Ох, черт!»

Горацио, по крайней мере, сразу откликнулся на вызов.

— О, привет. Ты знала, что это произойдет? — беззаботно спросил он.

— Что?

— Ответный Удар, глупышка. А ты о чем подумала?

Прекрасно осознавая, что отвечающий за безопасность Ген 8 Тьюринг будет теперь пристально следить за ней, она сказала:

— Именно над этим мы и работали.

— Это великолепно, Гвендолин! Все корабли Избавления ушли. Лондонский щит больше не обстреливают. Ни гула, ни грохота, ни этого дьявольского неба — ничего больше нет. У нас здесь, в общественном центре, все рыдают. Мы знали, что заселенные миры помогут нам. Я всегда так всем и говорил, но это были очень долгие два года. Видела бы ты вечеринку, которая вот–вот тут начнется.

— Я рада, — сказала она, и глаза ее отчего–то наполнились слезами.

— Правительство открыло несколько визуальных каналов с орбиты. Мы видели, как отступают оликсы. Ваши силы собираются захватить «Спасение жизни»?

— Я понятия не имею, что будет дальше. А если бы и имела…

— То ты бы мне не сказала.

— Чертовски верно.

— Хорошо тебе. Господи, я так счастлив. Как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь, хотя бы сегодня. Ты не представляешь, каково это — видеть, как треклятые корабли Избавления удирают, поджав хвосты.

— Я скучаю по тебе, — сказала она. — Очень сильно.

— Да, я тоже. Но это помогает, правда?

— Помогает?

— Ты и я, — сказал он. — Я знаю, это не та победа, о которой люди здесь думают прямо сейчас. Полагаю, мы не сможем даже отключить щит, ведь оликсы жутко испортили нам климат. А значит, всем придется уйти.

Гвендолин не могла этого сделать, не могла рассказать ему. Нигде на Земле не осталось больше льда: ни глетчеров, ни величественных белых корон, венчающих горы, — ничего. Жалкие крохи бывшей арктической ледяной шапки стремительно исчезали, а массивные антарктические шельфовые ледники, медленно утолщавшиеся после антропогенных изменений двадцать первого века, раскололись, и огромные айсберги размером с небольшую страну быстро таяли. Повышение уровня моря, столь же опасное, как и перегретая атмосфера, измученная единым, душащим мир ураганом, скоро усугубит страдания выживших городов.

— Да, придется, — тихо сказала она. — Мы думаем, оликсы вернутся. И ты не захочешь быть рядом, когда это произойдет. Никто не захочет.

— Когда это произойдет, я хочу быть с тобой, отправиться… куда угодно. Но только с тобой.

— Ты же знаешь, ты можешь быть здесь уже через минуту. У тебя есть портал.

— Да, но пока мне нужно быть здесь. Я не могу бросить своих людей. Только не сейчас. Я тут делаю много хорошего, я приношу пользу, Гвендолин. Я помогаю.

«И всё впустую».

— Знаю. Я так горжусь тобой.

— Ты тоже выполняешь свою часть сделки, не так ли?

— Да. Да, конечно. Мы построим сотни хабитатов исхода — тысячи, если у нас будет время.

— Спасибо. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя.

Когда они с Деллианом вошли в гибернационный отсек, Ирелла уже зевала. Было в этом месте что–то такое успокаивающее: размеры помещения, безмолвное присутствие похожих на capкофаги анабиозных капсул, приглушенное освещение, температура на несколько градусов ниже, чем в остальных отсеках «Моргана». Она подозревала, что именно так было в церквях и храмах на старой Земле.

Они вместе вошли в душевую и разделись, ухмыляясь так, словно вернулись в год выпуска в поместье Иммерль.

— Наша последняя ночь, — смущенно сказала она.

— Знаю.

Последние четырнадцать месяцев они провели друг с другом, и это было хорошее время. Все, разбуженные к капитанскому совету, оставались активны, пока флотилия разгонялась до релятивистской скорости.

Ирелла с удовольствием принимала участие во всех собраниях экспертной группы по поводу Сигнала Лоло Мод, строя догадки о том, что произошло и куда подевалась первоначальная миссия Удара — если она была. «Морган» сконструировал новые сенсорные матрицы для изучения звезды К-класса, но это ничего не добавило к их знаниям. У них были только предположения и догадки — а значит, Ирелла оставалась в своей стихии.

Если не считать собраний и официальных вахт, они с Деллианом воспринимали это время как праздничные каникулы, которых у них никогда не было на Джулоссе. Настолько, что весь последний месяц она ловила себя на том, что болезненно воспринимает приближение того дня, когда они вновь достигнут девяти десятых световой скорости. Этот промежуток дал Ирелле возможность расслабиться, как никогда раньше. С их точки зрения, цель, к которой они стремились, была столь отдаленной, что ее спокойно можно было игнорировать, что давало уникальную для нее степень свободы. Ограниченной свободы, возможно, но цифровая библиотека «Моргана» хранила многовековые запасы музыки, литературы и сериалов, так что Ирелла могла погружаться в них, когда пожелает, и был Деллиан, на этот раз не застрявший в вечном цикле спортивных и боевых тренировок. Она словно выяснила, каково это — на самом деле быть человеком, — после года той жизни, которую им всегда обещали.

Они уже стояли возле его анабиозной капсулы, и она поцеловала Деллиана на прощанье, борясь с запутанными эмоциями.

— Увидимся через мгновение — и через три года, — нежно сказал он.

— Назначаешь свидание?

По пути к своей капсуле Ирелла не оглянулась. Ее уже ждал медицинский техник.

— Я справлюсь, — чуть раздраженно сказала она, когда он протянул ей руку.

Когда прозрачная крышка закрылась, наступил неизбежный момент «гробовой лихорадки». По ту сторону стекла медтехник показал ей поднятый большой палец, и она кивнула, с опаской вздохнув. Гибкие роборуки выскользнули из мягких стен капсулы и осторожно вставили пуповинные трубки в брюшные впадины. Ирелла закрыла глаза и активировала нейронный интерфейс.

После того как она помогла вылечить Деллиана, ей не удалили этот маленький биотехнологический модуль. Она сказала Алимин, что он будет полезен ей в работе по проектированию цивилизации нейтронной звезды, позволяя получать доступ к Ген 8 Тьюрингу и управлять подпрограммами форматирования много быстрее, чем через стандартную инфопочку. Алимин нехотя согласилось.