— Тогда поверь мне, и я ее тебе покажу.

Харита отвернулась, и он успел заметить на прекрасном лице следы долгих лет одиночества и еще другое — глубокую, кровоточащую, открытую рану в сердце. Вот откуда ее гнев; и отсюда же гордость.

— Я покажу тебе такую любовь, — нежно повторил он.

На мгновение она смягчилась и даже полуобернулась к нему. Однако боль была слишком велика. Лицо ее вновь посуровело, она схватила поводья.

Он не пытался ее удерживать, просто смотрел, как она скачет между деревьями. Через несколько мгновений раздался всплеск — серый вошел в ручей. Тогда он вскочил в седло, развернул коня и поскакал к выходу из долины.

Он уже достиг зарослей боярышника, но еще не успел въехать в ручей, когда из долины донесся сдавленный крик, а следом прозвучало «Талиесин!».

Юноша натянул поводья и прислушался. Все было тихо. Он хлестнул лошадь уздечкой по шее и понесся галопом. Шипы цеплялись за одежду и кожу, но Талиесин, ничего не чувствуя, летел вперед.

Сперва он не увидел ее, только копошащуюся серую массу — это билась поваленная наземь лошадь, которую трое держали за шею и голову. Еще четверо волоком тащили по земле кого-то в белой одежде… Харита!

Талиесин устремился на помощь. В этот миг Харита высвободилась из рук нападавших и отскочила назад. У разбойников были копья, и все четверо наступали на нее с оружием наперевес. Талиесин все еще был далеко, он понял, что не успеет. На бешеном скаку он с бессильным ужасом наблюдал, как один из нападавших подался вперед, целя в Хариту страшным наконечником.

Копье метнулось в воздухе, и в тот же миг Харита исчезла… в следующее мгновение она перекувырнулась над головой врага — колени прижаты к груди, голова — к коленям, косы развеваются. Разбойник, потеряв равновесие, рухнул навзничь.

За спиной у ошарашенных противников Харита припустила бегом. Один из тех, что держал лошадь, разжал хватку и метнулся за ней. Его руки схватили пустой воздух, и он растянулся на земле.

Теперь уже все разбойники кинулись на девушку, железные наконечники их копий блестели в тени долины. Один из них молниеносно вскинул копье и, размахнувшись, бросил его в Хариту.

Однако девушка снова исчезла. Древко вонзилось в землю и осталось стоять, дрожа.

Нападавший бросился за копьем, но Харита, перекатившись по земле, ухватила древко и выставила наконечник навстречу бегущему. Тот резко остановился, выпрямился и пошатнулся. В следующий миг он с криком обернулся к товарищам, сжимая руками торчащее из груди копье.

Он упал, но другой перепрыгнул через него и сзади ухватил пытавшуюся увернуться Хариту. Он держал ее за локти и разворачивал к товарищам, один из которых уже изготовился вонзить в нее острие копья.

Копье мелькнуло, прошло там, где только что стояла Харита, и насквозь пропороло разбойника в тот миг, когда девушка перемахнула через его голову.

Талиесин был уже так близко, что видел ужас в глазах нападавших. Они думали быстро разделаться с девушкой, забрать лошадь и что там еще окажется ценного, но совершенно не рассчитывали связываться с чертовкой, которая возникает и пропадает, когда ей вздумается.

Потеряв двух товарищей смертельно раненными, они растеряли прежний задор. Ближайший выставил копье и начал отступать от Хариты, надеясь скрыться в лесу. Слишком поздно услышал он за спиной топот конских ног. Талиесин мельком увидел перепуганное лицо — выпученные глаза, открытый рот, — прежде чем подмять его под копыта своего скакуна.

Остальные разбойники бросились врассыпную. Их испуганные крики еще долго оглашали долину.

Талиесин спрыгнул с лошади и подбежал к Харите. Она дрожала, одежда на ней была порвана, измазана грязью и травяным соком, на руках, выше локтей, где держал ее разбойник, остались красные следы, но в остальном она, похоже, не пострадала. Он протянул было руки, да так и уронил их, не решившись ее обнять.

— Я не ранена, — сказала Харита, переводя взгляд с одного мертвеца на другого. — Кто это?

— Ирландские морские волки. Без сомнения, они приплыли вчера из-за Хабренского залива в поисках легкой поживы. — Он тоже взглянул на тела. — Думаю, им хватило, и они сегодня же вернутся домой.

— Все случилось так быстро. — Она все еще дышала часто и неровно. — Сколько их было?

— Семеро, — отвечал Талиесин. — Было семеро, осталось четверо.

Он снова взглянул на девушку, и она показалась ему бесконечно чужой — пришелица из невыразимо далекого мира.

— Если б ты видел меня на бычьей арене, ты бы на меня так не смотрел. — Она слабо улыбнулась. — Я танцевала со священными быками в храме Солнца. — Она поежилась. — Есть вещи, которые не забываются.

— Надо возвращаться. Думаю, они разбежались, но поблизости могут быть и другие. — Он подвел ей лошадь.

— Талиесин, были ли это те самые… те самые, что вторглись в ваши края?

— Нет. — Он медленно покачал головой. — Эти с юга Ибернии, прибрежные грабители. Они редко заходят так далеко от моря, чаще просто разоряют приморские деревни, угоняют скот и, если попадется, забирают золото.

Она с некоторым усилием забралась на серого и взглянула на Талиесина с высоты седла.

— Ты скоро уедешь.

— Почему ты так говоришь?

Она подняла голову, взглянула на догорающий закат.

— Нам не быть вместе, Талиесин. Моя жизнь кончилась там… — Она кивнула на оранжево-алую полосу.

— Но здесь… здесь она начинается снова, — отвечал Талиесин.

— Каждому из нас дается лишь одна жизнь, певец. — С этими словами Харита развернула лошадь и поскакала во дворец.

— Можно укрепиться. У нас есть оружие, надо будет — соберем войско, — пылко убеждал Белин, расхаживая по комнате. Майлдун с жаром поддержал родственника.

— Слушай его, отец. Мы в силах обороняться. И потом здесь, на юге, дела не так плохи, как там, на севере. Может, они сюда и не дойдут. Совершенно ни к чему отдавать землю этим… этим кимрским варварам.

Аваллах приподнялся на носилках и устало замотал головой.

— Вы все еще не поняли. Я отдаю землю, чтобы сделать им доброе, а не из страха, и ничего не жду взамен.

— Ты ждал, что они будут нас защищать.

— Ждал, — согласился Аваллах, — и это было ошибкой.

— Этот певец тебя охмурил.

Слова Майлдуна заставили Аваллаха вскочить.

— Мы поговорили, и он меня убедил, — воскликнул он, цепляясь за шест балдахина, чтобы устоять. — Что бы вы ни думали об этих людях, они умный и честный народ.

— Они немногим лучше окрестных скотокрадов и разбойников, — фыркнул Белин.

— Верь мне, отец, их честь — кинжал в горло или копье в спину. — Майлдун скрестил руки на груди, на лице его застыла дерзкая усмешка.

— Мы сможем выжить… — В голосе Аваллаха слышались раскаты далекого грома, — …лишь если научимся жить с ними в мире.

— Твое решение бесповоротно?

— Да.

— Тогда к чему спорить? Раздавай земли кому угодно. Да хоть подари все своему бормочущему святоше! Однако, клянусь Кибелой, я не буду в этом участвовать! От меня они не получат и камешка!

— Белин, — мягко попросил Аваллах, — говори уважительно о священнике. Он святой человек, а я теперь служу истинному Богу.

— Что мы услышим дальше? — вскричал Майлдун, словно не веря своим ушам.

— Это по крайней мере кое-что объясняет, — насмешливо промолвил Белин. — Все твои разговоры про дары, доброту, мир. Одного не понимаю — почему ты считаешь, что это как-то окупится.

— Доброта сама себя окупает. Впрочем, я и не прошу вас меня понять.

— Ну и делай, как считаешь нужным. Зачем с нами советоваться?

— Я хочу, чтобы между нами было согласие, — просто отвечал король-рыболов.

— Не будет этого, — отрезал Белин, — покуда ты стоишь на своем. — Он протянул руку Майлдуну, который с перекошенным лицом смотрел на отца. — Идем, Майлдун, нам нечего здесь больше делать. Все уже сказано. — Они двинулись к выходу.