— Его трудно будет сейчас найти, — сказала Брисеида.

— Надо разыскать. Я пообещала ей, что мы кого-нибудь пришлем.

Брисеида взглянула на дочь, затем снова на темный дверной проем.

— Ладно, попробую.

Проведя в седле два дня и почти целую ночь, Эльфин добрался до Диганви, довольно большого поселения на высоком холме в устье Аберконви. Закончился отлив, и он, подъезжая, видел, как десятка два местных жителей собирают на берегу раковины. Некоторые здоровались, другие молча продолжали работу.

Перед каменным домиком старуха чистила рыбу. Две кошки терлись у ее ног и хватали падающие потроха. Эльфин остановил коня и поздоровался с хозяйкой.

— Я приехал узнать о девушке по имени Ронвен, родственнице моей матери, — сказал он. — Не укажешь ли, где ее найти?

Старуха подняла голову от рыбины, внимательно оглядела всадника и вторую оседланную лошадь.

— Укажу, — отвечала она, — коли буду знать, кто ее спрашивает.

— Я Эльфин ап Гвиддно Гаранхир, отец мой — король и правитель Гвинедда. Если ты меня не знаешь, то меня знает ваш предводитель, — объяснил он. — Я никому не желаю зла, хочу лишь помочь родственнице.

Старуха отложила рыбу, кряхтя, поднялась и высохшей рукой указала на холм, усеянный черноголовыми овцами.

— Сродница твоя живет вон там. Спроси дом Эйтне — ты найдешь его сразу под крепостной стеной.

Эльфин продолжил путь. Как он ни устал, его поддерживала надежда на успешный исход поездки. На гребень холма он въехал в тот миг, когда солнце соскользнуло за край моря, оставив после себя оранжевое сияние. С дюжину или чуть больше домишек лепилось на склоне холма вокруг укрепления — грубой каменной башни, окруженной рвом и бревенчатым частоколом. Кое-где в узких окошках каменных строений уже теплились огоньки.

У ближайших хижин его облаяли две тощие собаки. Из-за низкой овечьей ограды появился мальчик с палкой и принялся лупить ближайшего пса. Эльфин спросил у него, как проехать к нужному дому.

Мальчик не ответил, только указал палкой на белый каменный дом в конце узкой улочки, образованной двойным рядом круглых строений и вымощенной битыми ракушками. Эльфин подъехал к дому, спешился и потянулся, расправляя усталые члены. Из дверей вышла женщина, неуловимо похожая на Медхир, и с интересом уставилась на него.

— Ты меня знаешь? — спросил он.

— Откуда мне тебя знать, господин? Впервые тебя вижу.

— Может, меня ты и не знаешь, — сказал Эльфин, — но знаешь мою мать.

Эйтне подошла ближе, вгляделась пристальнее.

— Конечно же! — вскричала она наконец, улыбаясь и обнимая его за плечи. — Сын Медхир, Эльфин! Малыш Эльфин! Дай-ка на тебя глянуть… Большой мужчина! Как там моя двоюродная сестрица?

— Здорова и шлет тебе привет.

Эйтне бросила взгляд на гаснущее небо.

— Что бы тебя к нам ни привело, дело может подождать до завтра. Сегодня ты ночуешь у нас. Мы живем вдвоем — я и дочь, муж утонул два года назад. Возле очага есть свободное место.

— Хорошо, я останусь у вас, но только на одну ночь, потому что завтра мне надо ехать домой.

Эльфин стреножил коней и пустил их на холм щипать свежую весеннюю травку, а сам вошел в дом вслед за Эйтне.

Возле очага стояла на коленях девушка и ворошила угли, чтобы развести огонь и приготовить ужин. Вот она поднесла к красной головне пучок сухой травы, и пламя вспыхнуло, выхватило из мрака ее лицо.

Ронвен повернулась к Эльфину, и он увидел девушку редкой красоты, с длинными золотисто-русыми волосами, большими карими глазами и лицом сказочной белизны. Она легко встала, и Эйтне представила его дочери, сказав:

— Сын моей родственницы, Эльфин ап Гвиддно, сегодня ночует у нас. Надо приготовить трапезу, достойную королевского сына, потому что его нам и выпало счастье принимать.

Ронвен склонила голову и принялась за работу. Она принесла мясо, сыр и хлеб, уложила их на узкую доску в конце комнаты. Эйтне вытащила бурдюк с медом, налила себе и Эльфину.

Юноша принял глиняную чашу, плеснул каплю домашнему духу, отхлебнул.

— Ах, даже в доме моего отца нет такого вкусного меда, — сказал он.

— Слыхала, Ронвен? — произнесла довольная хозяйка. — Вот и следи, чтобы чаша его не пустела. — Она улыбнулась и внимательно взглянула на гостя. — Славно, когда в доме мужчина. Мы отпразднуем твой приезд — быть может, он сулит нам добро.

— И я на это надеюсь. Подробнее расскажу потом.

— Да, потом, а пока скажи, как там моя сродница в Каердиви? Много месяцев от нее не было вестей.

Эльфин стал рассказывать о Медхир и о всех происшествиях в Каердиви за долгие месяцы зимы: кто заболел, кто умер, а кто родил, какие виды на урожай и как в этом году скот. Эйтне ловила каждое слово и могла бы слушать весь вечер, но тут подошла Ронвен и сказала, что ужин готов.

Женщины подняли накрытый стол и перенесли его на середину комнаты. Они пригласили Эльфина сесть ближе к очагу на единственном стуле, а сами расположились на трехногих табуретах. Ронвен положила ему на деревянную тарелку жареного мяса, ломти желтого сыра и маленькие черные хлебцы. Эйтне вновь разлила мед, и они приступили к еде.

— Мясо нежное и зажарено превосходно, — заметил Эльфин, облизывая жирные пальцы. Он отломил крошечку сыра, положил в рот и сказал: — Сыр мягкий, как сметана, и очень вкусный.

Эйтне улыбнулась.

— Это все Ронвен сготовила. Все соседи знают, что это у нее дар от самой Бригитты. Слышал бы ты, как ее нахваливают.

Ронвен потупилась.

— Матушка! — прошептала она с укоризной. — Гость не для того приехал, чтобы слушать про меня глупости.

Эльфин, который с первой минуты не сводил с нее глаз, воскликнул:

— Глупости? Как бы не так! Я скажу то же: сама богиня не испечет такого вкусного хлеба, не сварит такого мягкого сыра!

— Ты льстишь мне, Эльфин ап Гвиддно, — отвечала Ронвен, впервые глядя прямо ему в глаза. — Сын повелителя привык к лучшей еде.

В дрожащем свете очага ее тонкие черты казались еще более привлекательными, и сердце у Эльфина забилось сильнее. Почему такая красавица не замужем?

— Истинные слова — не лесть.

Эйтне широко улыбнулась и протянула Эльфину блюдо жареного мяса со словами:

— Ешь! Ты долго ехал и голоден. Мы уже сыты. Прошу, ешь вволю.

Эльфин положил себе добавки, но вскоре отодвинул тарелку. По правде сказать, у него пропал аппетит. Хотелось только сидеть и смотреть на Ронвен.

После ужина стол убрали, стул и табуретки придвинули к очагу.

— Может быть, наш гость лучше заснет, если прежде услышит песню, — сказала Эйтне.

Ронвен сердито взглянула на мать, но Эльфин ее подбодрил:

— Я бы с радостью послушал. Ты играешь на арфе?

— Играет ли? — ответила за нее мать. — Все вокруг говорят, что ее игра слаще пения птиц самой Рианнон. Возьми арфу, девонька, сыграй юному Эльфину.

Ронвен повиновалась. С крюка в дальнем конце дома она сняла маленькую арфу в кожаном футляре, потом уселась у огня и заиграла. Эльфин снова устроился на стуле.

Голос у Ронвен был чистый и мелодичный, как бегущий по проталине весенний ручей, пальцы проворно сновали по струнам. Эльфин закрыл глаза, и музыка наполнила его душу. «Какая девушка, — думал он, — какое редкое сокровище…»

Очнулся он все на том же стуле, но завернутый в шерстяное одеяло. В очаге догорали уголья. Ронвен с матерью спали в углу на лежанке из камыша. Он шевельнулся, Ронвен проснулась и подошла.

— Прости, — сказала он тихо, чтобы не потревожить Эйтне, потому что хотел поговорить с Ронвен наедине. — Должно быть, я заснул, пока ты играла.

— Ты устал с дороги, — отвечала она. — Только не спи на этом стуле всю ночь, а то к утру все тело занемеет. Позволь постелить тебе у огня.

— Прошу, не утруждай себя.

— Мне это не в труд, а в радость. Сегодня матушка улыбнулась впервые за долгое время. Я не знаю, что за дело привело тебя в Диганви, но так или иначе ты осчастливил мою мать.