Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Соратники короля Эльфина ощутили на лицах холодное дуновение и подняли глаза. Они увидели на вершине соседнего холма высокого стройного юношу на вороном коне. Над головой он держал длинный посох. «Талиесин! — крикнул кто-то. — Наш бард прислал на подмогу ветер!».

Враги тоже почувствовали холодный ветер и увидели темное небо. Они обратили изумленные взоры на странного всадника, и натиск их ослабел.

Дружине лишь этого и надо было. Увидев, что длинноволосые саксы и их сподручные замедлились, Эльфин перешел в наступление. Холодный ветер с воем пронесся над полем битвы, и в следующий миг враг уже бежал под укрытие деревьев. Легионеры на стенах разразились оглушительными возгласами. Ворота распахнулись, защитники города бросились преследовать нападавших.

Вскоре Эльфин стоял перед смертельно уставшим Магном Максимом. Лицо римлянина было в поту и копоти.

— Не думал я, что настанет день, когда римский легион спасет туземная конница. — Он помолчал и добавил: — Но я, как всегда, благодарен тебе за помощь, король Эльфин.

— Мы поспели бы раньше, когда б не пришлось прежде разделаться с двадцатью ладьями таких же врагов.

Подбежал слуга с кувшином вина и кубком для трибуна. Максим протянул кубок Эльфину и сам наполнил его со словами:

— Скверный денек, и до вечера еще далеко. Однако тебе надлежит пить первым, из нас двоих ты сегодня потрудился больше.

Эльфин отпил молодого красного вина.

— Откуда они все взялись? — спросил он, возвращая кубок Максиму. — Ни разу не видел их столько в одном месте, да еще чтобы всем скопом.

— Собачье отродье! — Максим прополоскал рот вином и сплюнул на землю. — Крепость решили взять! Рехнулись, наверное!

Они все еще беседовали, когда появился всадник на взмыленном коне — несчастное животное спотыкалось от усталости.

— Какого… — начал Максим, увидел значок на уздечке и воскликнул: — Клянусь Цезарем! Лугуваллий!

Всадник покачнулся в седле и рухнул бы на землю, если бы его не подхватили двое конюхов. Максим с Эльфином поспешили к нему. Максим плеснул в кубок остатки вина и поднес к губам вестника.

— Пей, — приказал он.

Вестник глотнул и поперхнулся, забрызгав вином наряд.

— Трибун, — прохрипел он, вскидывая руку в слабом приветствии. — Я от… от…

— От Фуллофауда, — нетерпеливо произнес Максим. — Давай дальше.

— Вал, — выговорил вестник. — Вал взят. Лугуваллий в руках врагов.

Максим медленно встал.

— Лугуваллий в руках врагов.

— Мы поскачем с вами, — сказал Эльфин, тоже поднимаясь на ноги. — Если мы поедим и отдохнем, то сможем скоро тронуться в путь.

Трибун взглянул на Эльфина и покачал головой.

— Ты сегодня выдержал уже две битвы.

— Мы вам понадобимся, — настаивал Эльфин.

— Твоим родичам вы понадобитесь еще больше. Возвращайся, друг, защищай свой дом.

Эльфин собирался было снова возразить, но в это время подъехал Талиесин. Он спрыгнул с коня и двинулся легкой быстрой походкой, хотя лицо его осунулось от усталости. Заметив лежащего вестника, мрачные лица Максима и отца, он спросил:

— Дурные вести с севера?

— Да, — отвечал Эльфин. — Лугуваллий в руках врагов. Вал взят.

— Раз так, мы должны возвращаться в Каердиви, — просто сказал Талиесин. — Пока не поздно.

— Мои слова, — произнес Максим.

Талиесин повернулся и снова пошел к коню. Эльфин двинулся было за ним, оглянулся, вскинул руку в прощальном римском приветствии и тоже вскочил в седло. Трижды протрубив в рог, король собрал свою дружину у подножия холма. Перевязав раны и подобрав мертвых товарищей, кимры двинулись к дому.

Глава 3

Странники прожили у Аваллаха несколько дней, затем вернулись в разрушенную постройку. Через несколько дней, когда стало ясно, что они и впрямь намерены восстанавливать храм, царь послал им еды, поскольку успел за это недолгое время заинтересоваться и добрыми братьями, и их необычным Богом.

Харите это было с руки. Ей нравился Коллен, смотревший на нее с боязливым почтением и прилежно осваивающий наречие бриттов. Привязалась она и к Давиду, мягкому, проницательному и остроумному. Он был всецело предан Богу любви и света, и чувство это пронизывало все, за что бы он ни брался. Царевна радовалась, что пришельцы рядом, и, если восстановление храма их задержит, тем лучше.

Мокрая зима надолго замедлила работу, но с весной строительство возобновилось. Харита часто ездила навещать священников и смотрела, как продвигается их труд. Иногда она привозила с собой еду и питье, тогда они садились трапезничать вместе, а Давид рассказывал о жизни Иисуса, Сына Бога Вышнего, Который, если слова Давида содержали хоть долю правды, был, несомненно, самым выдающимся из людей.

Харите было все равно, правду ли говорит священник, — его веры хватило бы на троих. Ей просто нравилось общество этого славного человека, особенно же то благотворное действие, которое он оказывал на ее отца. Она с первого вечера заметила, как легко Аваллаху в обществе странника. Через день-два царь сам сознался, что в присутствии гостя боль ослабевает. Одного этого Харите хватило бы, чтобы проникнуться самыми теплыми чувствами и к доброму Давиду.

Поэтому она ничуть не удивилась, когда Аваллах попросил Давида наставить его в новой вере. Царевна сочла это безобидным времяпрепровождением, однако Лиле, которая постоянно присутствовала рядом с царем, рассердилась и объявила, что от погони за чужими богами ничего путного не будет.

— Что будет, когда они уйдут? — спросила она как-то Хариту. Давид только что пришел для очередной беседы с царем, и девушка шла к ним.

Лиле подстерегла ее у входа в зал.

— Кто уйдет?

— Святые эти, служители, или странники, или кто они там! Что будет, когда они уйдут?

— Они разве сказали, что уходят? — подивилась Харита.

— Нет, но это ясно. Как только они вытянут из царя довольно денег и достроят свое святилище, они подадутся в другое место.

— Тебе-то что? Ты только обрадуешься.

— Мне-то ничего. Я о царе беспокоюсь.

— Разумеется.

— Думаешь, я слепая? Не вижу, что с этим священником царю становится легче? — Лиле в отчаянии сжала Харитин рукав.

Девушка внимательней взглянула на мачеху. Несомненно, Лиле чем-то расстроена, на лице ее смешались беспомощность и гнев. Голос злой и умоляющий одновременно.

— В чем дело, Лиле?

— Со мной ничего. Не хочу, чтобы моему супругу причинили вред.

— Ты считаешь, ему станет хуже, как только Давид уйдет?

Лиле замялась:

— Может статься.

Харита улыбнулась.

— Так попросим его не уходить.

— Нет! — выкрикнула Лиле.

Она искренне страдала, и Харита посерьезнела.

— Лиле, — сказала она мягко, — не злись. Хорошо, что Аваллаху с ним легче. Что с того, что царь полюбил нового Бога, — он не станет меньше любить тебя.

Она сама сказала это и похолодела. Неужто ее отец полюбил нового Бога и Его чудесного Сына? А она?

Что привело ее в разрушенный храм? Любовь? Любовь ли заставляет сердце учащенно биться от слов Давида? Любовь ли — странное чувство, которое приходит, когда она шепчет имя Иисуса?

— Я злюсь? — услышала она голос Лиле.

— Что? — переспросила Харита, приходя в себя.

— Ты сказала, я злюсь оттого, что Аваллаху лучше. Это неправда! — выкрикнула царица и жалобно заскулила: — Лучше бы они не приходили…

— Странники желают нам добра… — начала Харита.

— А теперь навели к нам целое племя бриттов. — Лиле указала на дверь. — И все у Аваллаха. Кто знает, что они замышляют?

Тут дверь отворилась, и появился распорядитель. Склонив голову, он обратился к обеим:

— Если вам будет благоугодно, царь желает вас видеть. — И, отступив на шаг, распахнул перед ними дверь.

Харита подошла к паланкину и взглянула на гостей — человек восемьдесят, успела она прикинуть, или чуть больше, — стоящих перед царем. Взгляд ее скользнул по необычному сборищу и задержался на высокой, стройной фигуре белокурого юноши. Царевна на миг замерла, потом, опустив глаза, встала по левую руку от Аваллаха, в то время как Лиле заняла место по правую.

79
{"b":"823105","o":1}