— Времена меняются, Эльфин. Меняются нужды.

— Как же я соберу дружину?

Друид нахмурился, сердясь на такую несообразительность.

— У тебя шесть кантрефов, приятель! Что толку быть королем, если ты в шести кантрефах не сможешь собрать дружину!

— Но ведь я не король, а только его сын.

— Твой отец не собирался долго оставаться королем. А как только я закончу песню, люди потекут к тебе со всех сторон. Ты получишь свою дружину.

— А ты, Хафган, что получишь ты?

— Имя.

— Имя — и все?

— А ничего больше и нет.

Друид повернулся и медленно пошел прочь. Эльфин проводил его взглядом и вернулся к дому — проверить, как идет строительство. Киалл все еще прохаживался возле крыльца, и Эльфин не без удивления понял, что тот ждет одобрения. Он остановился, поглядел на прибитые к крыльцу головы, потом на Киалла.

— Ты оказал мне честь, что позаботился об этом, — сказал он.

Верзила просиял. Его физиономия расплылась в улыбке.

— Надо, чтоб люди знали.

— Ты сам заслужил немалую славу, Киалл. Не упомню, сколько раз твое имя превозносили за пиршественным столом.

Эльфин сам изумился действию своих слов. Великан ухмыльнулся и залился краской, как девица, чьи неумелые заигрывания наконец-то заметили.

— Я готов сражаться рядом с тобой, только позови, — с жаром произнес Киалл.

— Я хочу собрать дружину, Киалл. Мне нужна твоя помощь.

— Моя жизнь, государь, принадлежит тебе. — Киалл тыльной стороной ладони коснулся лба.

— Я беру тебя на службу, — серьезно отвечал Эльфин.

Они посмотрели друг на друга. Киалл шагнул вперед и что есть силы обнял Эльфина. Потом, смутившись, повернулся и пошел прочь.

— Ты будешь хорошим королем.

Эльфин обернулся и увидел, что Ронвен смотрит на него из дверей.

— Ты видела?

Она кивнула.

— Я видела, как будущий правитель завоевывает поддержку. Более того, я видела, как человек, отбросив прежние обиды, мирится с врагом и, ни в чем его не упрекнув, обретает друга.

— Мне не хотелось делать ему больно. И потом он лучший воин в клане. Мне потребуется его помощь.

— Вот поэтому-то ты и будешь хорошим королем. Мелкие людишки, не колеблясь, отплачивают обидой за обиду.

— Короли, дружины… — Он изумленно мотнул головой. — Мне и не снилось…

Ронвен подошла ближе, коснулась рукой его щеки.

— Эльфин, зачем говорить о снах? Очнись, погляди вокруг. Разве это сон? — Она тронула золотую гривну. — А я? Может быть, и я тебе снюсь?

— Снишься, — ответил Эльфин и со смехом обнял ее за талию. — Такой красивой женщины быть не может.

Из дома послышался детский крик. Ронвен выскользнула из его объятий и убежала в дом, чтобы через мгновение вернуться с Талиесином на руках.

— Видишь отца, малыш? — Она повернула ребенка, чтобы он заглянул Эльфину в лицо. Эльфин пощекотал его под подбородком, и мальчик заулыбался.

Взгляд Талиесина приковала золотая гривна на отцовской шее. Он протянул крохотную ручонку и ухватился за блестящую медвежью голову.

— Эта гривна пока тебе велика, — сказал Эльфин. — Но не бойся, со временем ты до нее дорастешь.

— Какой он хорошенький, — прошептала Ронвен. Глаза ее светились любовью. — А как он на меня иногда смотрит — такими умными глазками, как будто знает, о чем я думаю. Или словно желает заговорить. Я уверена, он хочет мне что-то сказать.

— Хафган тоже считает его заколдованным. — Эльфин взял крохотную ручку в свою. — Я обещал отдать мальчонку ему в обучение; Талиесин будет жить с нами, но воспитанием его займется Хафган. Только подумай, король и бард в одном доме!

Несколько дней спустя военный трибун римского гарнизона в Каерсегойнте приехал в Каердиви поговорить с Гвиддно Гаранхиром. Всю его защиту составляла поношенная кожаная кираса и короткий меч на перевязи. Он был невысок, но спокойная властность придавала ему внушительность. Быстрый взгляд и решительные манеры показывали — этот человек не повторяет приказ дважды. И все же годы командования самым дальним, почти забытым форпостом Империи смягчили жесткую воинскую закалку, полученную в армии Цезаря. При нем был курчавый черноволосый юноша, из-под густых черных бровей которого смотрели алчные карие глаза.

Они прискакали с севера по узкой идущей вдоль моря дороге, свернули, подъехали к воротам с дальней стороны каера и остановились подождать, пока кто-нибудь их заметит.

— Авит, военный трибун Двадцатого легиона Черных Орлов к правителю Гвиддно! — крикнул римлянин первому же появившемуся местному жителю.

Ворота раскрылись. Всадники подъехали прямиком к королевскому дому. Вышел Гвиддно.

— Привет тебе, правитель Гвиддно! — выкрикнул Авит, слезая с коня. Он кивнул своему молодому спутнику, и тот тоже спешился.

Гвиддно жестом подозвал двух работников, чтобы те увели лошадей.

— Вы проделали долгий путь, — сказал Гвиддно приветливо (куда более приветливо, чем был настроен на самом деле). — Заходите и отдохните.

— Я принимаю твое гостеприимство, — ответил трибун.

Все трое вошли в дом, Медхир засуетилась, поставила перед каждым по кубку и миске с хлебом и плодами. Провозгласили здоровье Гвиддно и трибуна, плеснули вина на землю — почтить богов, — выпили и вновь наполнили кубки. Юноша взялся было за свой, но трибун нахмурился, и тот отдернул руку.

— Ты оказал нам милость своим приездом, — сказал Гвиддно.

— Я давно тебя не видел, лорд Гвиддно… — начал Авит.

— Я плачу подати! — перебил Гвиддно.

Трибун поднял руки, желая показать, что не имел в мыслях ничего обидного.

— Я отнюдь не думал говорить о податях, — сказал Авит. — Более того: если бы все платили так исправно, как ты, я был бы только рад. Нет, я хотел лишь сказать, что давно не имел удовольствия разделить твое общество.

— За этим ты сегодня и приехал? Ради моего общества?

— Отец! — В голосе, прозвучавшем от дверей, сквозила и сердечность, и укоризна. — Мне сказали, у нас важные гости.

— Это правда, — согласился Гвиддно без особого жара.

— Привет тебе, королевич Эльфин, — кивнул трибун. — Позволь представить центуриона Магна Максима, недавно назначенного в Двадцатый.

— Привет тебе, центурион Максим, — произнес Эльфин, садясь вместе с ними.

Римляне удивленно переглянулись. Гвиддно заметил это и сказал:

— Мой сын примет участие в разговоре. В последнее время он живо интересуется моими делами.

— Понятно, — ответил Авит. — Что ж, королевич Эльфин, это похвально. Твой отец весьма уважаемый человек.

— Они приехали сюда ради моего общества, — объявил Гвиддно.

— И твоей помощи, — напрямую выложил Авит. — Я не хочу скрывать истинную причину моего приезда. Нам нужна поддержка.

— Поддержка! — фыркнул Гвиддно. — Мало им податей, еще и поддержку подавай!

— Ты знаешь, — мягко произнес Авит, — что я родился в Гвинедде, как и мой отец до меня. Мои мать и бабка — здешние, моя жена — тоже. Я почти такой же бритт, как и ты, лорд Гвиддно. Мы — граждане одной Империи.

Гвиддно снова фыркнул, но промолчал. Трибун продолжил:

— Все мужчины в нашей семье были воинами. Мы честно служим Империи вот уже много поколений. У меня есть надел земли возле Арфона. Когда я уйду на покой, то стану твоим соседом.

— Я понимаю, о чем ты, — сказал Эльфин. — Помочь тебе — все равно что помочь родичу.

— Или самому себе, — вставил Максим.

— Ой ли? Может быть, это не император запускает руку в мою мошну, когда приходит время платить подати?

— Если бы не армия императора, в твою мошну давно бы запустили лапу пикты, да еще бы и глотку тебе перерезали, старый ты…

— Довольно, Максим! — Авит сурово глянул на подчиненного. — Прошу простить центуриона, он новичок в провинции и не знаком со здешними обычаями.

Гвиддно скривился и отвернулся прочь. Эльфин спросил, не обращая внимания на отцовскую грубость:

— О какой помощи ты просишь, трибун?

Авит оперся на локти и подался вперед.