Падучая звезда озарила небо. Через мгновение вслед за ней пронеслась вторая, затем еще, и вот все небо охватил звездопад — жгучие искорки, словно хвост от пылающей головни.

Когда все закончилось, Хафган опустил посох и полез в суму за горстью орехов. Потом он присел на ближайший камень и принялся задумчиво жевать, размышляя о виденном. Так, в раздумье, сидел он, пока луна не начала клониться к утру. Тогда, взяв плащ, он вышел из каменного круга и медленно побрел к своей хижине на краю каера.

Рано утром обитатели Каердиви собрались у жилища друида. Многие видели странный звездопад и сочли его предвестником скорых бедствий.

Его звали:

— Проснись, друид! Скажи нам, какая грядет напасть! Хафган! Неужели ты спишь, когда на нас надвигается беда? Проснись!

Не получив ответа, они подняли такой шум, что сам Гвиддно Гаранхир вышел к ним и спросил:

— Родичи, что вы кричите так рано утром? Что стряслось?

— Неужто ты один не знаешь? — завопила обезумевшая от страха женщина. — Неужто никто тебе не сказал?

— Вчера ночью был звездопад, — подхватила другая. — Наверняка нас ждут скорби и несчастья.

— Если так, — отвечал Гвиддно, теребя ус, — Хафган скажет, что нам делать.

— В том-то и беда, — вставил один из собравшихся, — наш друид не хочет с нами говорить.

Гвиддно кивнул Киаллу. Тот отодвинул телячью шкуру, висевшую в дверном проеме для защиты от ветра, и вошел в хижину. Через секунду он появился снова.

— Нет его, — объявил Киалл. — Но уголья в очаге еще теплые.

— Значит, он ушел утром, — сказал Гвиддно. — Без сомнения, он отправился посовещаться с другими друидами и, вернувшись, все вам объяснит. Так что идите по своим делам.

— Какие дела? — запричитала одна из женщин. — Того и гляди, мы все погибнем.

Гвиддно топнул ногой.

— Единственное, что вам пока грозит, — потерять день, толпясь возле этой хижины. Ну-ка по домам и за работу. Слышали? Солнце встает, день начался.

Кто-то заворчал, некоторые женщины громко всхлипывали, но народ все-таки разошелся и вернулся к дневным занятиям. Солнце взошло и ярко засияло над землей. Из-за горизонта не появились морские разбойники, небо не обрушилось. К полудню тревога отчасти рассеялась; жители Каердиви успокоились, хотя о знамении думать не перестали.

Священная роща росла на вершине холма, называемого Гарт Греггин, над родником. Выше того места, где вода выбивалась из склона, стоял камень с надписью на огаме, посвященный Тиви, духу ручья. Поднимаясь к дубраве, Хафган остановился почтить духа, поцеловал камень и пошел дальше.

На вершине холма он прошел между двумя каменными изваяниями: Ллеу — бога бардов и воителей, и Дон — матери богов, затем вступил под сень священных деревьев, где уже собрались окрестные друиды: все они, как Хафган, видели знамение и хотели его обсудить.

Кормах, высокий, седовласый старец, сидел на каменном седалище в окружении помощников и оватов. При виде Хафгана он приветственно воздел руки.

— Смотрите! Вон идет тот, кто лучше меня разбирается в небесных знамениях.

Хафган склонил голову и отвечал с улыбкой:

— Только Кормах из Долгеллау может сказать такое, и ему поверят.

Старый друид встал, они обнялись. Оваты и филиды помладше собрались вокруг, чтобы послушать, — Хафгана в среде собратьев уважали.

Наконец Кормах поднял рябиновый посох и трижды ударил по каменному седалищу. Остальные смолкли и расселись в кружок посредине священной рощи. Несколько филидов обнесли их желудевым отваром и лесными орехами. Затем Кормах заговорил.

— Если не возражаете, — начал он, — я буду говорить первым, как пристало старейшему.

— Ты главный из нас, — подтвердил Хафган, — так что молим, продолжай.

Остальные — числом почти двадцать — его поддержали. Приложив тыльную сторону ладони ко лбу, Кормах издал длинный, протяжный стон, который собравшиеся подхватили, так что гул раскатился по всей роще.

Через несколько секунд верховный друид опустил руку и сказал:

— Мы правильно сделали, что собрались вместе, — одна голова хорошо, а двадцать лучше! Прошлой ночью я видел в небе великий знак — звезды сыпались, как огненный дождь. А сегодня земля теплеет под летним солнцем, хотя только прошел Бельтан. Скажите мне, братья, что это вам говорит?

— Смерть, — ответил молодой друид. — Падучая звезда всегда означает смерть.

— Такой сильный звездопад предвещает смерть кого-то могущественного, — произнес другой. — Короля?

Они заспорили, кто из властителей достоин такого знамения. Кормах терпеливо слушал, потом вновь ударил посохом по камню.

— Хафган, ты ни разу не раскрыл рта. Ужели оставишь нас в неведении?

Хафган выпрямился.

— Верно, падучая звезда часто обещает смерть, но она же порой — предвестница рождения. Ибо, как все мы знаем, рождение и смерть — одно. Всякое родившееся умрет, и все, что умерло, возродится. Одно поглощается другим и обретает в нем полноту.

— Хорошо сказано, — промолвил Кормах. — Что еще ты нам поведаешь?

— Как рассудили наши младшие собратья, столь великий звездопад должен означать смерть кого-то могущественного — царя или даже многих царей.

Друиды изумленно зашумели.

— Объясни, молим, — сказал Кормах, когда все стихли.

— Хорошо, — отвечал Хафган. — Звезды упали в западное море, где лежат острова Бессмертных. У нас говорят, что монарх и его страна — одно. Посему я вижу в этом знамении гибель западных земель, а следовательно, и смерть — смерть многих царей.

— А как же рождение?

— Звезды падали из царственного дома солнца, и я буду ждать явления венценосного отрока.

— Венценосный отрок родится вслед гибели царей, — сказал Кормах. — Внемлите и запомните, братья: Хафган глаголет истину.

— Когда это будет? — спросил друид из соседнего селенья Ир Виддфа.

— Ждите и наблюдайте, братья, все будет во благовремении. Довольно того, что мы знаем — это случится. Час рождения явит себя знамениями и чудесами. Предупредите народ. — С этими словами Кормах поднял жезл и объявил: — Сегодняшний сбор окончен.

Друиды поднялись с мест, но не торопились расходиться по своим селениям — всем хотелось поговорить. Кормах отвел Хафгана в сторону, под раскидистые ветви большого старого дуба.

— Верно ли я слышал, — спросил он, — будто счастье Каердиви умножилось?

— Верно, — отвечал Хафган. — Кто тебе сказал?

Старый друид улыбнулся.

— Ветер многое расскажет тому, кто умеет слушать.

— А людские языки — еще больше, — сказал Хафган.

Кормах предостерегающе поднял палец.

— Раз в одном месте прибыло, в другом убудет. Равновесие сохранится. Но расскажи мне о младенце.

— Дивный, необычный ребенок. Я назвал его Талиесин. Он будет сильнейшим и самым ученым бардом, возможно, самым великим из нас всех. Если б он не родился раньше, я бы решил, что звезды падали в его честь.

— Тогда я должен скорее прийти на него взглянуть, — сказал Кормах.

— Приходи. Давно мы вместе не поднимали чаши. Побеседуем… — Хафган в задумчивости не договорил фразу.

— Что там? Увидел что-то?

— Нет, вспомнил твои слова о земле, что теплеет под солнцем. Поначалу я о них не задумался.

— Так задумайся, — сказал Кормах, — и поведай, на какие мысли это тебя наводит.

— Бельтан, как мы знаем, — междувременье, когда силы земли и неба, воды и воздуха особо подвижны. Зима есть смерть, и сама она умирает весной. Если зима утверждает себя на пороге весны, значит, смерть силится возобладать над жизнью. Сегодня нас отогревает летнее солнце, а значит, жизнь взяла верх в этой борьбе.

— А звездопад?

— Быть может, она победила большой ценой.

Кормах задумчиво кивнул.

— Мысли твои глубоки и полны истины. — Верховный друид положил руку на руку Хафгана. — Скоро рябиновый жезл перейдет к тебе. А пока, полагаю, пришло тебе время учить. Я пришлю тебе двух лучших моих филидов.

— Большая честь для меня.