— Привет, — тихо произнесла, когда мне разрешили его проведать.

Время близилось к полночи, но в этом отделении время не играло определяющей роли. Оно круглосуточно не спало.

Ширмы, отделяющие одного от другого пациента, были убраны. Для лучшего просмотра всего помещения.

Беспомощные люди лежали, словно восковые куклы. Каждый из них боролся за жизнь.

Сергей был в их числе.

Бледный. Весь в бинтах. На лице кровоподтеки. Тело под белой простынкой. Его вид вызывал удручающее впечатление. Хотя, заведующий отделением меня уверял, что Сергей пошел на поправку. Кризис миновал. Улучшение здоровья налицо.

Я не знала кому верить. Врачу или глазам.

— Как ты тут? — спросила, зная наверняка, что не ответит.

Захотелось коснуться руки мужчины.

Иррациональное желание. Непонятное разуму. Однако идущее откуда-то изнутри.

Почувствовала, что если не сделаю ничего, то буду себя ругать.

Рука Сергея на ощупь оказалась горячей и сухой. Надо спросить у врача, а нормально ли это? Или должно быть иначе.

— Вот пришла к тебе в гости, — тихо говорила, сжимая пальцы мужчины.

На ум не шло ничего более умного, чем просто говорить. А о чем не важно.

— Я тут недалеко от тебя. В семнадцатой палате, но на три этажа выше. Сказали, что надо последить за моим здоровьем и здоровьем малыша. Чтобы не случилось ничего непоправимого, — рассказывала я вердикт врачей.

— Девушка, я все понимаю, но можно потише?! Тут люди отдыхают, а вы бубните и бубните, — раздалось совсем рядом.

— Извините, — попросила прощения.

Мне стало неудобно, что потревожила больных. Они хотят спать, а я со своими разговорами.

— Я завтра приду, — пообещала Сергею и на прощание пожала руку.

Все же он мне не чужой человек. Отец моего ребенка.

— Спокойной ночи, — пожелала всем.

И долгих лет жизни.

Последние слова не озвучила, но про себя повторила несколько раз. Пусть все выкарабкаются.

На свой этаж поднималась медленно. То и дело делала остановки на лестничных площадках. Кружилась голова. Все же врачи были правы, оставив меня еще на некоторое время в больнице.

Уже на последнем пролете услышала топот ног за своей спиной.

Акустика на лестнице самая что ни на есть великолепная.

— Ляля, подожди. Надо поговорить.

Вздрогнула, обернувшись.

Да чуть не упала, оступившись на ступеньке. Если бы меня не поймали, то катиться мне до первого этажа.

— Что же ты так неаккуратно? — принялся журить меня мужчина.

Я не сразу узнала Илью.

Испугалась.

— Я не хотела, — принялась оправдываться.

— Да я знаю. Это я тебя напугал. Пойдем провожу в палату.

— Ты знаешь где я лежу? — удивилась.

Мужчина ничего не сказал, лишь выразительно посмотрел в мою сторону.

— Так это приходил? — сразу решила расставить все точки над «и».

— Я, — не стал он отнекиваться. — Как только узнал что случилось. Кстати, ты мне ничего не хочешь рассказать? — он шел рядом, придерживая меня.

— Да особо рассказывать нечего, — Илью я не боялась. — Все так глупо произошло.

И в нескольких словах обрисовала случившееся.

— О чем-то подобном я и предполагал. Ведь говорил Сереге — не спеши.

— Ты знал?

— Знал или не знал, какая теперь разница? Надо Серегу с того света вытаскивать.

— Что я могу сделать? — спросила.

— Будь с ним, — коротко ответил Илья. — Будь он в сознании, был бы рад.

Я кивнула, соглашаясь.

Мы еще немного поговорили с другом Сергея, а затем он ушел, оставив меня наедине со своими мыслями.

Я до конца не могла определиться со своим отношением к Зверьеву. Не знала что выбрать. Со временем хорошее вытесняет плохое.

Проснулась, потому что разбудили. Не медсестра. Не врач. А малыш. Усердно толкался. Я так и не смогла определить чем. Ручкой или ножкой.

— Что случилось? — положила ладонь на живот.

Погладила.

Раз. Другой. Третий.

Мне ответили с другой стороны меня.

Толкнули.

Не очень-то аккуратно.

— Ах ты, шалун. Не надо. Маме больно, — заговорила я, называя про себя ребенка малышом. Хотя пол ребенка так до сих пор не знала. При осмотре мне предложили озвучить. Но я опять отказалась. Кто родится, тот и родится. Лишь бы был здоровенький. А там кого Бог дал, значит, тому и на свет суждено появиться.

Я лишь интересовалась развитием малыша. Спрашивала все ли в норме. Как определить его состояние. Все ли органы и части тела сформировались. Для меня это было самым главным. Все остальное производное.

Крошечку я любила.

Еще не видела, не брала на руки, но в сердце моем жила любовь. Такая, которую можно пощупать руками. Сильная. Крепкая.

Ради малыша я была готова на все.

Все то, что приготовила мне судьба. Лишь бы он был здоров.

Ко всем беременным время от времени приходят глупые мысли о том, что может случиться всякое. Например, врачам придется выбирать между жизнью ребенка и жизнью матери. Я для себя заранее решила, что пожертвую своей, если вдруг такой выбор встанет.

После аварии поняла, что в один миг все может измениться. И жить нужно сейчас, ведь завтра может не наступить.

Сергей боролся за жизнь. Цеплялся за нее. Зубами. Руками. Всем чем только можно.

Но ведь он сам подверг ее опасности. Сам допустил возможности непоправимых последствий. После того как он поправится. А я верила, что с ним будет все хорошо. Я обязательно с ним поговорю о наших отношениях. Они не должны так болезненно бить по обоим. Больше подобное не должно повториться.

— Разговариваете? — в палату зашла Арина Родионовна.

— Да. Общаемся. Я голосом, а мне в ответ тычками, — пожаловалась с улыбкой.

Непроизвольно продолжала гладить живот.

Пройдет не так много времени и от живота останутся одни воспоминания. Зато на руках у меня появится маленький сверточек. Я ждала этого момента и в то же время боялась.

А буду ли я хорошей матерью? Смогу ли дать своей дочери или сыну все, что потребуется? Не будет ли он или она в чем-то ущемлен?

Тетка научила меня тому, что жизнь сложная штука. И может подставить подножку в любой момент.

— А ты повернись. Ему уже тесно у тебя в животике. Хочется вытянуться, распрямиться, — посоветовала женщина.

Я так и сделала.

Совет пришелся малышу по вкусу. Он затих.

— К своему пойдешь? — спросила Арина Родионовна.

— А можно? — я переживала, что меня могут не пустить в реанимацию.

— Тебе можно, — мне подмигнули. — Кое-кто кое-кого подмаслил

Я даже догадалась кто решил данный вопрос с главврачом. Илья постарался.

— А когда лучше?

— После того, как выполнят все назначения. Я тебе шепну, — взяла из рук Арины Родионовны протянутые таблетки.

— Хорошо. Спасибо, — поблагодарила. Всегда помнила, что доброе слово ничего не стоит, но ценность его огромна.

Я стояла возле кровати Зверя и держала его за руку, когда глаза мужчины открылись.

Вот так сразу. Без подготовки. Меня.

То были закрыты. Даже веки не дрожали. И вдруг бац, и распахнулись.

Я даже на миг испугалась. Чуть не отпрянула прочь. Зверьева боялась на интуитивном уровне. Сумел он мне внушить к себе страх.

И так же стремительно закрылись. Как будто и не было ничего.

Но я точно видела.

Никогда не страдала галлюцинациями.

— С-сергей Л-леонидович, — спросила, заикаясь. — Вы меня слышите? С-сергей Л-леонидович? — продолжала негромко звать.

Миг. Еще один. Ничего не происходила.

Начала уверять себя, что все привиделось. Но глаз со Зверя не сводила.

Я буквально впилась в лицо мужчины. Следила за каждой черточкой. Каждым волоском. Боялась дышать, чтобы не обмануться.

И когда уже подумала, что показалось, он вновь открыл глаза. И они оставались открытыми еще целое мгновение, прежде вновь закрылись.

— С-сергей Л-леонидович? — звала.