Тетка чуть успокоилась. По крайней мере, перестала брызгать слюной и махать руками. Я по глазам видела, что-то придумала.

— Значит, так. Сегодня же пойдешь к Марине-лошади и скажешь что готова выйти в ночную, — распорядилась, ни секунды не сомневаясь, что ослушаюсь.

— К-куда? — я даже заикаться начала. Всего ожидала, но только не этого.

— В бордель пойдешь. Неужели непонятно? — вновь начала повышать голос. — Будешь отрабатывать свое содержание. Теперь тебе только туда. Кому ты нужна после Зверя? С битой целкой тебе только ноги раздвигать перед дальнобойщиками, — заключила строго, словно крест для снайпера на лбу нарисовала. После дня работы в борделе только застрелиться.

— Никуда я не пойду, — резко встала со стула. — Я не за этим пришла.

— А зачем? — удивилась.

Тетка сложила на груди руки. У нее даже взгляд стал насмешливый.

— Уж не проведать ли старую больную родственницу приперлась? — принялась издеваться.

— А если и проведать, то что? — пошла в наступление. — Но видимо зря пришла. Пойду назад.

Тетка схватила меня за руку, не давая выйти из кухни.

— Стой, где стоишь. Говори зачем пришла? — она насторожилась. Не так-то и плохо работали ее одурманенные наркотиками мозги.

— Хотела узнать «за что?», но теперь и так все ясно, за наркоту, — я скривилась. Если бы могла себе позволить, то плюнула под ноги. Но я до сих пор помнила как драила этот дырявый линолеум, пытаясь придать ему несуществующий лоск.

— А вот это не твое собачье дело, шалава, — рыкнула тетка и замахнулась.

Я перехватила руку, не давая ударить.

— Еще раз тронешь, скажу Зверю. Он тебя порвет, как Тузик грелку. Поняла? — я впервые угрожала кем-то более сильным.

В глазах тетки мелькнул страх. Даже не страх, а настоящий ужас. Она тут же вырвала руку, спрятав ее за спину.

— Так ты с ним до сих пор? — она трусливо попятилась.

Испугалась. Крепко. По-настоящему.

— С ним. Живу в его доме. Сплю в его постели. Ем за одним столом. Этого достаточно? — не заметила как повысила голос, чего никогда раньше не делала.

Тетка тут же засуетилась. Полезла в карман, достала деньги. Попыталась свернуть их назад трубочкой, да не получилось. Резинка порвалась. Деньги рассыпались по полу. Она кулем упала на пол, начала их собирать, сгребая скрюченными пальцами.

Жалкое зрелище. До тошноты. От омерзения передернуло.

Я, не прощаясь, пошла к выходу. Нечего мне тут больше делать. Зря пришла.

— А деньги? — донеслось вдогонку.

— Оставь себе, — бросила, не поворачиваясь.

Стукнувшая о притолоку дверь известила — эта страница жизни перевернута. Навсегда. Обратной дороги нет.

— Ляля, что случилось? — Зверю хоть и докладывали о всех перемещениях девушки, но что происходило на встрече с теткой он не знал. В квартире жучков не было установлено. Теперь Зверь жалел, что не подумал о них раньше. Мог бы догадаться куда первым делом пойдет.

— Все хорошо, — Ляля улыбнулась как механическая кукла с открытыми застывшими в одной точке глазами.

— Я так не думаю.

— Все хорошо, — как заведенная повторила девушка.

— Ты должна мне рассказать. Станет легче, — с нажимом произнес Зверь. Ляля ничего не ответила, лишь смотрела невидящим взглядом. На ее лице вроде бы и были эмоции, но какие-то застывшие.

В детстве Зверь видел фильм «Три толстяка» там была девочка, изображающая куклу. Вот кого ему напомнила Ляля со своей искусственной улыбкой.

— Подойди ко мне, — приказал мужчина. У него зародились нехорошие сомнения. Он решил их проверить.

Ляля беспрекословно подошла, вытянувшись в струночку. Тоненькая. Худенькая. С мертвыми глазами. Еще буквально недавно в них жила искра, а теперь как будто питающий Лялю источник жизненной силы пересох.

Она смотрела на Зверя как бы говоря — вот она я, делай что хочешь, мне все равно. Я не с тобой. Я где-то далеко. И мне плевать на тебя и твои чувства.

— Сядь.

Девушка собралась сесть рядом на диван. И опять никаких возражений не последовало. Зверь начал беситься. Непонятно от чего больше. То ли от собственной власти, то ли от собственной беспомощности.

— Не сюда. На колени, — отрывисто вырвалось из его горла. Зверь и сам не ожидал от себя подобного. Собрался извиниться за грубость.

Ляля дернулась. Но опять промолчала. Лишь на миг замерла, словно принимала нелегкое для себя решение. И принялась медленно опускаться на пол. Острые коленки потонули в длинном ворсе.

— Тебе все равно? — вырвалось у Зверя.

Ляля пожала плечами.

— Ползи, — приказал. Надеясь растормошить, заставить проснуться.

Но все попусту. Ляля как смотрела в одну точку где-то в районе ног Зверя, так и продолжила не сводить с нее глаз, двигаясь на коленях по ковру.

Зверь чуть ли не рычал.

— Да что с тобой? — Ляля не ответила, продолжая хранить молчание.

Ах так. Он рассердился. К бушующей внутри ярости примешивалось вожделение, удушливой волной накрывающее мужчину.

Ляля у его ног не просто возбуждала, она провоцировала, заставляла совершать необдуманные поступки. Ее поведение вытягивала из недр Зверя все самое глубинное, скрытое, первобытное.

Девушка замерла, когда поняла, что двигаться дальше некуда.

Зверь подался вперед, протянул руку, приподнимая Лялину голову за подбородок. Желая посмотреть в глаза, которые она постоянно отводила в сторону.

Ее припухшие губы манили. Ляля их искусала до крови, пока добиралась до дома Зверя. Настырная девчонка. Не захотела взять такси. Не потратила ни копейки из его денег. Ему доложили уже. Так и шла всю дорогу пешком. А путь-то не близкий. И ног не пожалела. Настырная.

Большим пальцем провел по нижней губе, заставляя приоткрыть рот. Ляля не сопротивлялась. Толкнул глубже. И опять никакой реакции, кроме послушания.

Горячий рот в чью влажность окунул палец мужчина, сводила с ума.

— Соси, — приказал.

Ляля послушно исполнила, втянув в себя палец на целую фалангу.

Ее острый язычок обежал по кругу, принявшись яростно атаковать.

У Зверя перед глазами все подернулось красной пеленой.

— Блядь, — выругался, толкая палец глубже.

Ему вмиг стало наплевать не все эксперименты, которые только что собирался проводить, подталкиваемый исследовательским интересом. Ему хотелось лишь одного. Трахнуть Лялю. Не обращая внимание на ее возмущение. Не слушая голоса разума противившегося изо всех сил. Кричащего, что он неправ, так нельзя.

— Развернись, — прохрипел, не отдавая отчета что творит.

На удивление Ляля поняла что от нее хотят, крутанувшись на коленях. Как будто все это время практиковала коленно-локтевую позицию.

Зверь рухнул рядом с Лялей на пол, на ходу пытаясь отстегнуть пряжку. Пальцы не слушались от переизбытка переполняющих Зверя эмоций. Ногти соскальзывали с блестящей поверхности пряжки. Наконец, с третьего раза пряжка поддалась.

Брюки достаточно было чуть приспустить, чтобы освободить рвущуюся наружу плоть.

Зверь подгреб к себе Лялю за бедра. Она даже не возмутилась столь бесцеремонному обращению.

— Да что ж ты какая-то неживая, — терпение Зверя кончилось. Человек уступил место первобытной составляющей.

В одно движение Зверь содрал с Ляли штаны, обнажая ягодицы.

Белая кожа с едва заметными жилками. Полушария ягодиц. Которые так и хотелось сжать. А потом шлепнуть. Вновь сжать и опять шлепнуть.

Зверь еле сдержался. В другой раз. Это он сделает в другой раз. Хорошего по чуть.

Мужская пятерня легла на спину девушке, пригибая. Она послушно опустилась лицом на ковер, призывно выставляя попку.

Блядь. Да что же это с ним творится?

Зверь не мог с собой совладать.

В затуманенном страстью сознании скользнула мысль. Он же ее порвет. Опять.

Рука мужчины скользнула вдоль ягодиц. Пальцы проникли между лепестками.