— Нравится? — не выдерживает Сергей, следя за моей реакцией.

Я же умудряюсь только охать и ахать, да фотографировать на телефон красоты за окном автомобиля.

— Неужели такая красотища бывает? Здесь же творил мастер своего дела. Это же сколько лет потребовалось, чтобы создать столь завораживающий своей неповторимостью уголок природы. А как все вписано? Ты видел? Краски осени сами по себе шикарны, но здесь… это нечто. Художник, рисующий живыми растениями и использующий деревья в качестве подрамников вызывает восхищение.

— Это ты еще пруд не видела, — улыбается Сергей.

Я во все глаза смотрю на радующегося тому, что угодил мужчину. И вижу, что доволен. Он просто счастлив, что я по достоинству оценила его подарок.

— А он скоро? — теперь уже я с нетерпением жду что же еще приготовил мне Сережа.

Как же приятно его так мысленно называть.

Сережа. Сереженька.

— Ты чего так загадочно смотришь? — Сергей замечает мое мечтательное выражение лица. Однако признаться в том, что я катаю на языке его имя, пробую на вкус, познаю оттенки, стыдно.

— Я еще никогда не видела ничего подобного. Моему восхищению нет предела, — тут же выкручиваюсь, находя ответ на его вопрос.

Машина в очередной раз поворачивает мимо ярко-красной изгороди из плетущихся растений и мы попадаем в небольшой дворик. Это по сравнению с лесом он небольшой, а на самом деле очень даже приличный. В глубине двора с аккуратно постриженной лужайкой высится двухэтажный домик в народном стиле. Не изба, но и не дворец из бревен, а что-то среднее, прекрасно вписывающееся в окружающие красоты.

Украшенное резьбой высокое крыльцо словно приглашает в гости. Настолько оно праздничное и гостеприимное.

Сергей помогает мне выйти из машины.

Я думала, что каблуки туфель будут вязнуть в траве двора. Однако ошиблась. Дорожки с твердым покрытием не дают такой возможности.

Меня берут за руку и ведут по одной из них, куда-то за дом.

— Мы вначале посмотрим на лебедей, а только потом пойдем обедать, — отвечает мне Сережа, заметив промелькнувшее недоумение.

— Здесь так тихо, — радуюсь одиночеству.

— Сегодня, да. Я арендовал его на сутки, — как бы между прочим поясняет мой мужчина.

И я понимаю в какую астрономическую сумму ему обошелся подарок.

Но все мысли о деньгах улетают прочь, когда я вижу пруд.

И мне хочется плакать от переполняющих душу и сердце ощущений.

— Это великолепно, — только и получается из себя выдавить.

Художник внутри меня рыдает от восхищения.

— Я знал, что тебе понравится, — обнимает меня со спины Сергей.

И мы вместе любуемся плывущими по тихой заводи лебедями. Черными и белыми, как клетки на шахматной доске.

Поездка за город, волшебный ужин в чудесном месте и последующая за ним прекрасная ночь, в которой мы с Сергеем принадлежали друг другу, превратили меня в сентиментальную глупышку.

С того момента прошло уже три недели, а я ходила по дому и улыбалась, вспоминая каждый миг. Ощущение счастья распирало меня изнутри. Даже Иваныч это заметил.

— Ляля, ты прямо вся светишься.

— А что? Нельзя? — спросила, уплетая третий блинчик со сметаной.

— Можно. Даже нужно. Такая ты мне нравишься гораздо больше.

— Это классно. Не находишь, Иваныч? — и тут же без перехода спросила. — Слушай, а у тебя соленые огурцы есть? А то чего-то мне не хватает. Кисленького что ли.

Иваныч как-то подозрительно посмотрел, но к холодильнику пошел, не протестуя.

— Где-то у меня была банка соленой капусты. Хочешь? А за огурцами надо в магазин ехать. Вчера закончились. На обед солянка была. Последние использовал.

— А давай капусту. Она тоже пойдет.

Я с удовольствием наколола красный квадратик. Иваныч солил капусту сам, вместе со свеклой и морковкой, иногда добавлял чеснок. От него вкус становился еще лучше и ароматнее.

Поднялась с места и пошла за кружкой. Налила себе крепкого чая с сахаром. И принялась запивать капусту сладким чаем.

— Может тебе селедочки? — спросил Иваныч.

— А есть? — представила себе как на черный хлеб кладу кусочек сельди, откусываю и запиваю ее сладким чаем.

— Есть, — хмыкнул Иваныч. И полез в холодильник за сельдью.

Я тут же выполнила свое желание.

Ела с огромным удовольствием, разве что за ушами не трещало.

Ровно до тех пор, пока меня не затошнило.

Да так внезапно. Что еле успела прикрыть рот рукой, чтобы не испортить Иванычу новую скатерть. С трудом добежала до туалета, чтобы все съеденное выплюнуть.

Отвратительное чувство. Особенно, когда после неприятного акта очищения, становишься слабый как котенок.

— Ляля, с тобой все в порядке? — в дверь постучал Иваныч. Его обеспокоенный голос заставил поднять голову от фаянсовой чаши.

— Уже да. Кажется, я пожадничала.

— Можно войти? Давай я тебе помогу, — предложил мужчина.

— Не надо. Я сама. Не волнуйтесь, — еще чего не хватало, чтобы меня видели в таком состоянии.

Стыдно то как.

Надо же было так объесться.

А ведь как не в себя лопала. С жадностью. Вот теперь приходится расплачиваться. И ведь плохо стало совершенно внезапно. Даже не тошнило толком. Обычно со мной такого не случалось. Впрочем, у тетки особо и есть было нечего. А тут дорвалась до дармовщинки.

Недовольно скривилась.

— Вставай, Ляля, и иди приводи себя в порядок, — приказала, с трудом поднимаясь на дрожащих от слабости ногах.

Глянула на себя в зеркало. Краше в гроб кладут. Бледная, чуть ли не зеленая. Я поплескала на лицо водичкой, чтобы хоть как-то придать лицу цвет.

И только собралась выходить из ванной, как очередной приступ тошноты заставил согнуться в три погибели и вновь кинуться к белому другу, радушно подставляющему свой зев под содержимое моего желудка.

Вот, блин. Неужели отравилась? Так вроде ела все свежее.

— Деточка, с тобой все в порядке? — с отеческой улыбкой на губах спросил у меня Иваныч.

— Переела, — потупилась. Говорить о своей слабости неприятно. А о такой тем более.

— Может быть тебя к доктору отвезти, пока Сергея Леонидовича нет дома?

— А зачем? Со мной все в порядке. Уже значительно легче, — отмахнулась.

— Что вы тут без меня затеваете? — грозный рык Зверя заставил вздрогнуть.

А он сам, словно всадник Апокалипсиса, встал таким образом, чтобы одновременно видеть меня и Иваныча.

— Ничего, — пискнула.

Грозный вид Сергея, его настороженный взгляд совершенно не настраивали на откровения. Тем более столь интимные.

— Да, Лялечка, вдруг стало плохо, ни с того, ни с сего, — сдал меня с потрохами Иваныч. В руках он держал полотенце, которое и перекинул через плечо. Тем самым показывая, что все сказал.

— Отравилась? — подозрительно глянул на мужчину Зверь.

Почему-то мне показалось, что еще немного и он кинется на мужчину, настолько воинственным был у него вид.

— Вроде, нет, — с сомнением в голосе произнес повар. — Вот предлагал показать ее врачу.

— Я сам, — сказал, как отрезал Зверь. — Собирайся. Поедем, — безапелляционно заявил он, сурово посмотрев на меня.

— З-зачем? Мне уже лучше. Все хорошо.

И как назло в этот момент организм меня подвел. Решил, что мало ему моих недавних мучений, следует добавить еще. Резкий приступ тошноты, заставил выпучить глаза. Это максимум что я могла себе позволить.

— Я скоро.

И на деревянных ногах, силой воли сдерживая дергающийся пищевод, отправилась к ближней уборной.

— Хорошо, значит, — донеслось до меня. Последние метры до санитарной комнаты я преодолела на ультразвуке. Еще немного и все что до этого момент осталось в желудке грозило заявить о себе.

— И давно тебя тошнит? — я вздрогнула, когда обнаружила возле себя Зверя. Он без стука вошел в ванную, а я в это время сидела на полу около белого друга. Ноги не держали.

— Только сегодня. Это все моя жадность. Я много съела, — принялась оправдываться.