Эмма ненавидела, что ее сердце сделало какую-то подлянку.
— У тебя все еще есть чувства к нему? — спросила Джули. — Никто не осудит тебя, если то, что он не так давно был рядом, всколыхнуло какие-то давно похороненные чувства.
Эмма открыла рот, чтобы отрицать это. Чтобы отрицать все. Она не могла заставить себя солгать.
Но она также не могла собраться с силами, чтобы сказать правду, потому что правда заключалась в том, что она не знала, что чувствует. Или что чувствует он.
Она знала только одну вещь, что нет ничего больнее чем жизнь без Кэссиди.
А потом ее вообще избавили от необходимости отвечать, потому что худший кошмар Джули стал явью.
Отец Митчелла нашел себе микрофон.
Прежде чем она смогла остановить себя, она искала и нашла Кэссиди. Он наблюдал за ней этими вечно нечитаемыми глазами.
А когда отец Митчелла заговорил, Эмму ждал очень неприятный сюрприз. Посттравматическое расстройство отношений оказалось проблемой.
И Эмма только что обнаружила свой спусковой крючок.
Семь лет назад
— Твоя улыбка выглядит немного натянутой, — сказала Дэйзи на ухо Эмме, отводя ее от одной из самых назойливых тетушек.
— Это потому, что у меня болит лицо, — ответила Эмма, массируя щеки. — Не думаю, что мне приходилось так много улыбаться и вести светскую беседу... когда-либо.
Ее близняшка сочувственно посмотрела на нее.
— Ты привыкнешь к этому. Хотя... на это может уйти пара лет.
— Ни за что, — сказала Эмма, забирая шампанское у сестры и украдкой делая глоток. У нее едва хватило времени взять один из завернутых в бекон гребешков, не говоря уже о том, чтобы найти себе выпивку. — Вся эта история с очаровательной южной красавицей — твой конек.
— Ну, до завтрашнего вечера это тоже твой конёк, — сказала Дэйзи, поправляя один из локонов Эммы, уложенных лаком. — Ты же знаешь, люди ожидают, что их южные невесты будут лучезарными и жизнерадостными.
— И жеманными, — сказала Эмма, отбивая руку Дэйзи. — Не забывай о жеманности.
Дэйзи была слишком занята разглядыванием Эммы, чтобы ответить.
— Твоя помада стерлась. Пора накрасить заново.
Эмма закатила глаза, наблюдая, как ее сестра копается в своем маленьком бисерном клатче и достает помаду. Она сняла колпачок, покрутила низ и предложила Эмме светло-розовый цвет.
Эмма послушно нанесла свежий слой. Она не была новичком в макияже — ее мать научила обоих близняшек искусству «тонкой изысканности» в ту секунду, когда им понадобился бюстгальтер. Она не возражала против макияжа, ей нравилось выглядеть на все сто. Но она не была так старательна в этом, как ее сестра. Эмма обычно ограничивалась подводкой для глаз, тушью для ресниц и гигиенической помадой перед встречей с друзьями, а Дэйзи даже в продуктовый магазин не ходила без макияжа.
Большую часть времени Дэйзи позволяла Эмме быть собой. Но потом Эмма обручилась, и Дэйзи взяла на себя обязанность снабдить ванную Эммы всем необходимым. Лаки для волос, щипцы для завивки, помады, лаки для ногтей, хайлайтер, бронзатор, румяна... все, что нужно южной невесте, чтобы пройти через бесконечную чреду вечеринок по случаю помолвки, девичников, мальчишников, а теперь и репетиционного ужина.
Почти все готово, подумала Эмма. Завтра она наконец-то сможет перестать быть будущей невестой и начать быть той, кто действительно имеет значение.
Женой Алекса Кэссиди.
Она рассеянно передала помаду обратно Дэйзи, пока ее глаза осматривали переполненный зал, пока она не нашла того, кого искала. Это не заняло у нее много времени. Алекс Кэссиди всегда был как магнит для ее глаз. Еще до того, как он узнал, кто она такая, она обнаружила, что ищет его по всему университетскому городку. Хотя, по правде говоря, это не делало ее особенной. Все девушки были влюблены в звездного футболиста университета.
И из всех девушек он выбрал ее.
Словно почувствовав ее взгляд, Алекс слегка повернул голову от того места, где разговаривал со своим дядей, и подмигнул ей.
Она подмигнула в ответ.
— Это ведь правда, да? — спросила она Дэйзи. — Я не собираюсь проснуться и понять, что это был прекрасный сон. Я действительно собираюсь выйти за него замуж завтра. Правда?
Ее сестра рассмеялась и сцепила локти.
— Ты шутишь? Этот мужчина без ума от тебя. Он бы утащил тебя в Вегас, чтобы сбежать отсюда, если бы папа ему позволил. И кстати о папе...
Дэйзи кивнула в сторону входа в зал, где их отец разговаривал с сотрудником и тянулся к микрофону.
Близняшки посмотрели друг на друга и весело закатили глаза. Уинстон Синклер был заботливым отцом, пусть иногда и немного контролирующим, но он мог быть склонен к вопиющим проявлениям эгоизма. Не было никакого способа, чтобы он не ухватился за шанс быть в центре внимания, даже если это была не его вечеринка (родители Кэссиди устраивали репетиционный ужин, как это было принято), и даже если это отвлекало от невесты.
Отцу Эммы не нужно было стучать по микрофону, чтобы привлечь всеобщее внимание. Он был таким большим, властным человеком, который просто обязан существовать, чтобы доминировать в комнате.
Эмма терпеливо улыбнулась, когда зал затих и внимание переключилось на ее отца, хотя ее взгляд настороженно метнулся к стакану с янтарной жидкостью в его руке. Дэйзи, очевидно, подумала о том же, потому что издала легкий вздох тревоги.
Когда дело касалось алкоголя, у Уинстона Синклера было только две установки: слишком много или совсем не пить. Когда он работал, он не притрагивался к алкоголю — говорил, что от него все затуманивается. Но когда он находился в режиме вечеринки, что с возрастом случалось все чаще, он был склонен выпивать слишком много.
Сегодня вечером он определенно был в режиме вечеринки.
— Может быть, он быстро придет в себя, — сказала Дэйзи, сжав руку Эммы.
Эмма промолчала. Она не волновалась. Конечно, он был немного пьян, но, оглянувшись вокруг, можно было заметить, что почти все на празднике хорошо проводят время.
Она оглянулась в поисках Кэссиди и увидела, что он уже собирался направиться к ней, когда его мать схватила его за руку, что-то прошептала, а затем слишком громко захихикала, слегка покачиваясь на своих высоких фиолетовых каблуках.
Кэссиди взял руку матери, чтобы удержать ее на месте, и бросил на Эмму извиняющийся взгляд. Она улыбнулась и подняла руку. Оставайся там.
У них будет достаточно времени только для них двоих после свадьбы, когда этот балаган закончится.
Ее отец подождал, пока в комнате не стало совсем тихо, только тихо звякала посуда, прежде чем начать говорить.
— Что ж, — сказал он голосом, который был бы громким даже без микрофона. — Я подозреваю, что не нуждаюсь в представлении, но для тех членов семьи со стороны жениха, с которым я не имел удовольствия познакомить, я — Уинстон Синклер, гордый отец нашей краснеющей невесты, которая, я думаю, мы все согласны, выглядит сегодня исключительно красиво.
Несколько человек повернулись, чтобы взглянуть на нее, а один из кузенов Кэссиди издал свист в знак восхищения. Эмма улыбнулась и неловко помахала рукой. Кэссиди поймал ее взгляд и улыбнулся. Его глаза излучали тепло, когда он наблюдал за ней, согревая ее даже с другого конца комнаты.
Трепет, который Эмма почувствовала от этого простого взгляда, напомнил как ей повезло. Ей не нужны были его слова или свист, чтобы сказать, что она прекрасна. Ей достаточно было одного его взгляда, чтобы почувствовать себя красивой.
Ее отец все еще говорил, люди все еще вежливо смеялись, но она смотрела только на Кэссиди, а он — на нее.
Его иногда голубые, иногда зеленые глаза сегодня были идеальным сочетанием, пылающие аквамарином, когда они смотрели на нее через всю комнату.
Дэйзи легонько ущипнула ее за руку, чтобы вернуть ее внимание к речи отца, и Эмма попыталась прислушаться, пока отец рассказывал какую-то длинную историю о том, как Дэйзи всегда хотела играть в «свадьбу», когда они были маленькими, а бедная Эмма всегда оказывалась в роли жениха, а иногда даже не в этой роли, когда Дэйзи решала, что их толстый кот — лучший спутник жизни.