Ей потребовалось много времени, чтобы понять, что она была его запасным планом. Тихая маленькая мышка, на которую он мог рассчитывать, когда все остальное терпело неудачу.

Но она больше не была его мышкой. Не была его ничем.

И никогда больше не будет.

Она открыла дверь. Он был в костюме. Вечно эти проклятые костюмы. Этот был темно-синего цвета, в паре с белой рубашкой и темно-синим галстуком, который должен был быть скучно однотонным, но вместо этого выглядел чертовски сексуально из-за своей простоты. Кэссиди всегда носил узкие галстуки, но не в модном, хипстерском стиле, а так, чтобы показать его подтянутое телосложение в современном совершенстве.

— Ты меня раздражаешь, — пробормотала она, хотя он не произнес ни слова.

Он поднял брови и шагнул в ее квартиру.

— Разве можно так разговаривать с парнем, который принес тебе вино?

— У меня полно своего вина.

— Да, но это лучше, — сказал он тоном, не терпящим возражений, направляясь на кухню за штопором.

Эмма даже не стала спорить, закрывая входную дверь. Наверное, так было лучше.

— Так почему я раздражаю тебя? — спросил он, когда она вернулась на кухню. Он уже нашел бокалы для вина.

Она махнула на него рукой.

— Просто... ты слишком хорош собой.

Его рука дрогнула, наливая вино. Совсем ненадолго, но достаточно, чтобы она поняла, что застала его врасплох.

— Не волнуйся, — сказала она, протягивая руку и выхватывая бокал с вином из его рук. — Я говорю об этом как о досаде, потому что за приятной внешностью скрывается довольно скверный характер.

Он моргнул, и хотя она хотела сказать, что это замечание было несерьезным и дразнящим, у нее возникло странное чувство, что она его обидела.

Затем он снова моргнул, и момент был упущен. Он чокнулся своим бокалом с ее и дерзко подмигнул ей.

— Когда-то ты думала, что этот скверный характер чертовски привлекателен.

Глаза Эммы сузились: — Ммм. Эта часть моей жизни очень туманна. Начнём? — она жестом указала в сторону гостиной. Она проводила там все свои опросы, и была полна решимости сделать так, чтобы с Кэссиди все было так же.

Чтобы доказать ему — и себе — что он не особенный.

Понимающий взгляд на его лице сказал, что он точно знал, о чем она, но милостиво кивнул.

— Это горячее место, верно? — спросил он, жестом указывая на кресло, где сидели другие парни, и усаживая туда свое длинное тело.

Эмма заняла свое место на диванчике и поменяла свой бокал с вином на блокнот на столе.

— Наверняка Камилла и не подозревала, сколько мужских задниц будет сидеть на ее мебели, пока ее не будет.

— Ты что-нибудь слышала о ней? — спросил Кэссиди. — Я получил несколько писем, но все они связаны с работой и содержат властные требования по поводу журнала.

Эмма покачала головой.

— Она заходила в первую неделю, чтобы проверить, хорошо ли я устроилась, но с тех пор ничего.

— Она возвращается через полтора месяца, так? Она пропустит свадьбу Джули.

— Да, меня это удивило, — сказала Эмма, подняв свой бокал и покрутив его. — Джули работает в Шпильке дольше всех нас, и Камилла всегда была ей почти как мать.

— Джули расстроилась, что Камиллы не будет?

— Удивительно, но нет. Джули превратилась в настоящего романтика сейчас, когда они с Митчеллом приближаются к супружескому счастью. Я думаю, она бы предпочла, чтобы Камилла проводила время обнаженной со своим мужчиной, чем символически появиться на ее свадьбе.

Кэссиди поморщился.

— Обнажённая Камилла? Тебе обязательно было говорить это? Ты так меня ненавидишь?

Эмма улыбнулась.

— Тебе придется прочитать мою статью, чтобы узнать о степени моей ненависти. Но сначала...

Кэссиди наклонился вперед, выражение его лица стало напряженным.

— Верно. Вопросы.

— Ага. У тебя их всего три, как и у всех остальных. Что ты, вероятно, знаешь, учитывая, что ты ворвался на мои встречи с Джейсоном и Лероем.

Лерой был парнем, с которым она встречалась около двух недель, когда чувствовала себя особенно одинокой, и, соответственно, не замечала того факта, что Лерой был странным. Например, было странно когда он наблюдал за тем, как она спит.

Кэссиди перехватил Лероя в лифте несколько дней назад, и Эмма была очень рада, когда он в очередной раз сорвал ее интервью.

— Лерой выглядел немного ненормальным, — сказал Кэссиди, словно прочитав ее мысли. — В лифте он назвал тебя своей «прославленной возлюбленной». Я поехал с ним, чтобы защитить тебя, — сказал Кэссиди.

— Я тебя умоляю, — сказала Эмма, бросив на него взгляд. — Ты был тут ради развлечения.

Кэссиди усмехнулся.

— Признаюсь, я не ожидал, что он разрыдается, вспоминая день, который вы двое провели в Бруклинском ботаническом саду.

— Поверь мне, он человек, который любил цветы гораздо больше, чем когда-либо любил меня.

Кэссиди изучал ее.

— Кажется, тебя это не беспокоит.

— Меня нет, — сказала она, пожав плечами. — Нужно очень постараться, чтобы задеть меня.

— С каких пор? Раньше ты не была такой...

— И что? — она наклонилась вперед, повторяя его позу. — Такой холодной? Недоступной? Стервозной?

Он несколько мгновений удерживал ее взгляд, не отвечая. Затем сказал: — Задавай вопросы, Эмма.

— Почему ты так настаиваешь на этом? — спросила она.

— Почему ты так сопротивляешься?

— Я не сопротивляюсь, — запротестовала она. — Я просто... знаешь что? Ладно. Давай сделаем это.

Он поднял свой бокал и откинулся в кресле. Эмма положила блокнот на колени, скрестила ноги и глубоко вздохнула.

— Хорошо, мне пришлось подправить первый вопрос для тебя. Что касается остальных парней, я поинтересовалась их реакцией, когда отправила им электронное письмо с просьбой принять участие в статье, но поскольку ты был тем, кто навязал мне это...

— Ты могла бы сказать «нет», — перебил он.

Она проигнорировала его.

— Итак, пересмотренная, специальная версия первого вопроса для Алекса Кэссиди: Какова была твоя реакция, когда я согласилась написать эту статью?

Кэссиди отхлебнул вина.

— Честно говоря, я был уверен, что ты откажешься. Тебе, наверное, следовало бы это сделать. Как ты справедливо обвинила, это был придурочный силовой ход с моей стороны. Так что, я думаю, если быть до конца точным, можно сказать, что моей первой реакцией было удивление. Но, если честно, это похоже на отговорку.

— Почему? — спросила она.

— Потому что, возможно, это была моя первая реакция, но она не была самой сильной. И не самая важная.

Эмма глотнула вина, но это не помогло ни внезапной одышке, ни колотящемуся сердцу.

— Хорошо... значит, если не удивление...

— Страх.

— Страх? — это было совсем не то, чего она ожидала. Она думала о самодовольстве. Может быть, облегчение или любопытство. Но страх?

— Чего ты боялся?

Он покачал головой и отвел взгляд.

— Понятия не имею.

Она подняла брови.

— Это то, что ты хочешь, чтобы я напечатала? Что ты был напуган, но не знаешь почему?

Он встретил ее взгляд.

— Мы с тобой оба знаем, что эта статья никогда не была о Шпильке. Ты напишешь её. Я напечатаю. Но давай ни на секунду не будем притворяться, что это не на сто процентов личное.

— Я не буду этого отрицать, — сказала Эмма, сохраняя ровный голос. — Но это все равно не объясняет, почему твоей реакцией на мое согласие был страх. Какими бы ни были причины, по которым я взялась за эту историю, я все равно стараюсь сделать ее точной.

На несколько мгновений они замолчали, прежде чем Кэссиди нарушил тишину.

— Возможно, мой страх был вызван подозрением, что между нами было больше незавершенного, чем я хотел бы признать.

Она по привычке начала записывать его ответ, но потом остановилась.

— Подтвердилось ли это подозрение?

Он изучал ее.

— Будет определено позднее.

Эмма вскинула руки в отчаянии.