Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

На сохранившихся фотографиях обращает на себя внимание именно ярко выраженная сценическая форма этого представления: обостренная пластика персонажей, динамичные мизансцены хора, складывающиеся в особый графический рисунок и отвечающие линиям сценографии И.М. Рабиновича. Даже более четверти века спустя верный «Эккерман» Немировича, завлит Музыкальной студии Марков писал о том, что в этом спектакле режиссер обострил «формальные поиски до предела»508. Критика вполне уяснила себе эстетическую сверхзадачу представления как очередную попытку борьбы с «вампукой». Сабанеев констатировал:

В итоге реалистическая опера Бизе превратилась в полусимволистскую трагедию, и наиболее пострадавшей частью была музыка, которая имела всегда наибольшую обаятельность509.

Перечисление наиболее заметных изменений в партитуре занимает целую страницу книги Маркова510. Это не вызывает удивления, поскольку мода на «актуализацию» в советском оперном театре достигла своего пика: год 1924-й был богат на такие опыты511. Но даже критика, готовая исходить из возможности и почти обязательности актуализации классического репертуара, была поражена особыми размерами «разрушений»:

Признавая аксиомой, что чем «классичнее» какая-либо театральная вещь, тем больше не только какого-нибудь «права», но прямую обязанность имеет современный режиссер ее революционизировать как со стороны текста («содержания»), так и со стороны сценической («формы»), мы должны квалифицировать замыслы постановщика, причем литературно-драматургическая часть <…> нас интересовать в данном случае не будет.

Музыка в «Кармен» Немировича подвергнута безжалостному опустошению. Негативная работа, «купирование» и перетасовки едва ли имеют сравнимые прецеденты512.

Для нас сегодня интересен сам характер этих изменений. Едва ли не самое существенное из них, прямо влияющее на драматургию и жанр сочинения, заключалось в том, что партия Микаэлы была передана хору. Действие в результате получило постоянное сопровождение: хор начал выступать в роли античного комментатора. В более поздней сценической редакции этот радикализм будет сглажен: партию поручат матери. Но изначально такое решение сообщало поведению хора особую логику существования, а событиям особый – трагедийный – масштаб осмысления. Режиссер «сводил драму к минимуму действующих лиц»513. Любовный треугольник действовал на фоне неотступно следящей за ним хоровой массы. Певец Н.Н. Озеров описывал свои впечатления от спектакля так:

Постановка <…> в духе античной трагедии, в которой герои драмы – игрушки в руках неумолимого «рока» <…>. Хор, неподвижный, симметрично расположенный по бокам сцены и словно изрекающий приговор героям драмы, неразумно идущим против рока, подчеркивал замысел режиссера, увлеченного классической драмой, своеобразной силой заложенного в ней мировоззрения и трагичностью ее сценического воплощения. <…> Любовь нависла над героями подобно грозовой туче и несла с собой либо счастье, либо смерть514.

Погружая действие во вневременную атмосферу, режиссер искал образ спектакля в «обобщенной» Испании, которая представала в этой бунтарской интерпретации страной фатальных страстей, землей, обильно политой кровью, ареной борьбы полов и мировоззрений. Единая декоративная установка, погруженная в «торжественный сумрак»515, оказывалась средоточием красно-желто-коричневых тонов, как бы оспаривая выбор Санина и Федоровского, интерпретировавших в своем сценографическом решении конфликт красного и черного.

Все эти особенности театрального видения Немировича обнаруживают сходство с эстетикой экспрессионизма: деперсонализация хора, выступающего рупором авторской идеи, «масочность» актерского образа, запечатленная на сохранившихся фотографиях, абстрактность сценографии, активно использующей геометрический рисунок, в мизансценический диалог с которым вступали массовые сцены. Эти определяющие черты спектакля находили опору в специфике самого повествования, акцентировавшего идею фатальной обреченности персонажей, погруженного в мрачно-мистический колорит освещения, сопровождаемого заметно утрированным актерским жестом.

Направление поисков Немировича в постановке «Карменситы» параллельно не только устремлениям европейской и российской драматической режиссуры первой половины 1920-х годов (Вс.Э. Мейерхольда516, Е.Б. Вахтангова517, А.М. Грановского518, А.Я. Таирова519 и ряда других), но и эстетике западного (в первую очередь немецкого) немого кинематографа, который переживал тогда кульминацию экспрессионистских опытов520. Это сходство, хотя и в негативном смысле, было отмечено критикой:

Сцепление несвязанных, но надолго запечатлевающихся туманных картин уподобляет новую «Кармен», прежде всего, образцовой кинофильме. Каждая поза просится на экран521.

Соседство кинематографа серьезно волновало в то время режиссера, о чем он писал Станиславскому из Москвы за границу весной 1923 года522, фиксируя лидерство музыкального (и даже оперного) театра по сравнению с драматическим и соперничество первого с кинематографом. Замечу, что решительное вторжение Немировича-Данченко и Станиславского в эти годы в сферу музыкального театра, возможно, вызвано именно описанной ситуацией. Более того, замысел сближения оперы Бизе с литературным первоисточником, как и само обращение к «Кармен», могли быть инспирированы популярной немой немецкой кинолентой «Кармен» по новелле П. Мериме (1918, реж. Э. Любич), в середине 1920-х имевшей чрезвычайно успешную прокатную судьбу в России под названием «Табачница из Севильи»523.

Свою роль в оформлении режиссерского замысла Немировича сыграла, по-видимому, и возникшая на оперной сцене модная эстетическая ориентация на экспрессионизм524. На общеевропейскую художественную тенденцию отреагировали и советские композиторы525. Как музыкальный язык их новых оперных партитур, так и постановочный стиль поставленных по ним спектаклей свидетельствовали об обострении борьбы с романтическим «большим стилем» на оперной сцене. Ей отдал дань и сам режиссер, поставив в 1929-м «Джонни наигрывает» Кшенека, а в 1930-м «Северный ветер» Дешевова. Впереди же была этапная работа возглавляемого им театра над «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича («Катерина Измайлова», 1934), партитура которой явственно отмечена разнообразными влияниями экспрессионистского толка. Таким образом, экспрессионистский модус постановки Немировичем «Кармен» был предуказан самой художественной атмосферой времени. Логика его движения, угадываемая режиссером, вела к осмыслению фатализма человеческой судьбы через призму экспрессионизма, будь то история испанской цыганки или русской купчихи. В центр спектакля Немировича по опере Бизе закономерно выступала тема смертельной борьбы полов.

Между тем пролетарская печать, пытаясь смоделировать некий обобщенный образ рабочей аудитории и суммировать ее возможные предпочтения (порой под именами вымышленных рабкоров526), навязчиво пыталась выступать регулятором художественного процесса:

вернуться

508

Марков П. Режиссура Вл.И. Немировича-Данченко в музыкальном театре. С. 97.

вернуться

509

Сабанеев Л. О музыке «Кармен» в художественном театре // Известия. 1924. 8 июня. Цит. по: Московский Художественный театр в русской театральной критике: 1919 – 1943. Ч. 1: 1919 – 1930 / Сост. О.А. Радищева, Е.А. Шингарева, общ. ред., вступ. к сезонам и примеч. О.А. Радищевой. М., 2009. С. 120.

вернуться

510

Марков П. Режиссура Вл.И. Немировича-Данченко в музыкальном театре. С. 101.

вернуться

511

Переделка либретто с самого начала 1920-х оказывается главным способом адаптации классического оперного наследия к новым идеологическим условиям. Кульминацией той «эпидемии» актуализации традиционного оперного репертуара, которая имела неоднократные рецидивы на протяжении 1920 – 1930-х гг., представляется 1924 г., когда в прессе было объявлено сразу о нескольких готовящихся премьерах: «Король забавляется» («Риголетто»), «В борьбе за коммуну» («Тоска»), «Жизнь за народ», «Серп и молот», «За власть народа» (все три – по «Жизни за царя»).

вернуться

512

Углов Антон [Д.А. Кашинцев]. Дискуссия, полемика. «Кармен» слева // Новый зритель. 1924. № 27. Цит. по: Московский Художественный театр в русской театральной критике: 1919 – 1943. Ч. 1: 1919 – 1930. С. 124 – 125.

вернуться

513

Марков П. Режиссура Вл.И. Немировича-Данченко в музыкальном театре. С. 100.

вернуться

514

Озеров Н. Оперы и певцы. Высказывания и впечатления. М., 1964. С. 174 – 175.

вернуться

515

Марков П. Режиссура Вл.И. Немировича-Данченко в музыкальном театре. С. 106.

вернуться

516

«Человек-масса» и «Разрушители машин» в Театре революции (1921 – 1922).

вернуться

517

«Гадибук» (1922) и «Голем» (1925) в студии «Габима».

вернуться

518

«Ночь на старом рынке» (1925) в ГОСЕТ.

вернуться

519

«Антигона» (1927) в Камерном театре.

вернуться

520

«Кабинет доктора Калигари» Р. Вине (1919), «Усталая смерть» (1921) и «Доктор Мабузе-игрок» (1922) Ф. Ланга, «Носферату» Ф. – В. Мурнау (1922), «Паганини» Х. Гольдберга (1923), «Нибелунги» Ф. Ланга (1924), «Кабинет восковых фигур» П. Лени (1925), «Последний человек» Ф. Мурнау (1925), «Метрополис» Ф. Ланга (1926).

вернуться

521

Гамаюн [псевдоним не раскрыт]. Театры и кино. «Кармен» в Художественном театре // Вечерняя Москва. 1924. 6 июня. Цит. по: Московский Художественный театр в русской театральной критике: 1919 – 1943. Ч. 1: 1919 – 1930 / Сост. О.А. Радищева, Е.А. Шингарева, общ. ред., вступ. к сезонам и примеч. О.А. Радищевой. М., 2009.

вернуться

522

Вл.И. Немирович-Данченко – К.С. Станиславскому. 1923 г. [март] // Не – мирович-Данченко Вл.И. Творческое наследие: В 4 т. Письма. Из прошлого. Т. 3. Письма [1923 – 1937] / Сост., ред., коммент. И.Н. Соловьевой. М., 2003. С. 17.

вернуться

523

Благодарю за указание на этот факт С.К. Лащенко.

вернуться

524

Встреча советского театра с подобным репертуаром пришлась как раз на середину 1920-х. В 1924 г. ЛГАТОБ, а на следующий год и Большой театр поставили «Саломею» Р. Штрауса (до этого в 1913-м в Мариинке Мейерхольд осуществил постановку его «Электры»), в 1925 г. на сцене ЛГАТОБа появился «Дальний звон» Франца Шрекера; в 1926 г. в Ленинграде (МАЛЕГОТ) впервые была показана опера Эжена д’Альбера «Долина» («В долине»), уже знакомая российскому зрителю по предвоенной поре; 1927 г. ознаменовался легендарными постановками «Воццека» Берга в ЛГАТОБе и «Прыжка через тень» Эрнста Кшенека в МАЛЕГОТе; 1928-й – появлением в МАЛЕГОТе оперы Кшенека «Джонни наигрывает».

вернуться

525

Событиями одного только 1930 г. стали: «Нос» Д. Шостаковича (МАЛЕГОТ), «Лед и сталь» В. Дешевова (ЛГАТОБ, затем Оперная студия Станиславского), «Северный ветер» Л. Книппера (Музыкальный театр им. ВЛ.И. Немировича-Данченко), «Вышка Октября» Б. Яворского (ГАБТ), «Фронт и тыл» А. Гладковского (МАЛЕГОТ).

вернуться

526

Как это делал, например, А.А. Бек, выступавший на страницах «Музыкальной нови» под псевдонимами Ра-Бе, а также А. Базылев, рабкор Базылев. Бек Александр Альфредович (1902? – 1972) – писатель. Родился в семье военного врача. В Красной армии с 1918 г., сотрудником фронтовой газеты. Окончил Свердловский университет как историк и поступил рабочим на завод. В середине 1920-х гг. посещал журналистский кружок газеты «Правда», примкнул к РАПП в качестве литературного критика (см.: Хозиева С.И. Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь / Серия: Краткие биографические словари. М., 2000; а также: Бек Татьяна. Перечитывая отца. Александр Бек [Эл. ресурс] // Журнал «Марка». – Режим доступа: http://www.c-cafe.ru/days/bio/41/bek.php. Дата обращения: 20.11.2012).

40
{"b":"820480","o":1}