<…> движение рабочее, социал-демократическое еще только вызревало. Заметить его тогда способны были немногие. Чайковский же до последних лет своей жизни так и не увидел его ростков1774. Однако самая, быть может, парадоксальная реплика в интерпретации «оптимизма» Чайковского прозвучала не в музыковедении, а в художественной прозе. Для осмысления всего значения этой реплики нам потребуется небольшой литературоведческий экскурс.
V.4. «Оптимистичный Чайковский»: Зощенко vs. Ильф и Петров В 1926 году Михаил Зощенко завершает одну из своих «Сентиментальных повестей» под названием «Веселое приключение»1775. В качестве пародийных прототипов «Сентиментальных повестей» критикой издавна был определены сначала Гоголь, затем ранний Достоевский. Для М.О. Чудаковой «наиболее очевидна при этом связь с “Двойником”, самой “гоголевской” из повестей Достоевского»1776. А.К. Жолковский упоминает в связи с предисловиями к повестям «белкинского рассказчика», но само «Веселое приключение» связывает с чеховской «футлярной темой»1777. Однако, на мой взгляд, сюжет повести «Веселое приключение» 1778сходен с пушкинской «Пиковой дамой»1779: денежные притязания мнимого наследника; неожиданный, почти мистический возврат к дому старухи; тайный приход в ее спальню (эта сцена предваряется у Пушкина и у Зощенко сходно – «мотивом часов»1780 – и сходно продолжается – «мотивом лестницы»1781); смерть старухи, вызванная посещением героя; напрасное ожидание девушкой возлюбленного, который предпочел встречу со старухой (дающую ему надежду разбогатеть) любовному свиданию; приход на панихиду, где умершая кажется живой; и то, как в дальнейшем герой рассказывает героине о случившемся. В то же время мотивы пушкинской повести виртуозно сплавляются с мотивами одноименной оперы Чайковского. Вслед за оперой у Зощенко усилен «мотив приживалок» (выделенный в партитуре оперы запоминающимся комически-жутковатым инфернальным хором «Благодетельница наша»), который в «Веселом приключении» репрезентируют старухи, опекающие умирающую тетку (их присутствие необъяснимым образом мешает герою войти в комнату вечером, хотя днем он свободно входил при них). В опере, с одной стороны, возникает возможность для установления родственной связи между графиней и Германом, предположение о которой в повести высказано в виде сплетни на похоронах, с другой же стороны – намек на любовное тяготение этих героев друг к другу. Этот инцестуозный мотив также находит отражение у Зощенко1782. Вслед за оперным Германом для Сергея Петровича в какой-то момент на кон ставится все1783, хотя Зощенко и снижает пафос, объясняя это «упрямством» и «тупым желанием» героя. Но в отличие от героя обеих «Пиковых дам», уклонившегося от обязательства в ответ за раскрытие тайны призраком старухи взять в жены Лизу, герой «Веселого приключения», получив искомый «ключ» к материальному достатку, действительно женится на своей избраннице, за что оказывается вскоре вознагражден, получив как бы «загробное благословение» в виде выигрыша, доставшегося от тетки. Зощенко хорошо позаботился о том, чтобы источник его пародии не остался засекреченным: он может открыться буквально с первого же упоминания о старухе. Имя тетки героя повести Зощенко является парафразом на имя прототипа пушкинской графини, которое сам поэт раскрыл в своих дневниках: пушкинской Наталье Петровне Голицыной соответствует зощенковская Наталья Ивановна Тупицына! Если же и этот намек остался незамеченным, то буквально через несколько абзацев автор развеивает последние сомнения: И не может быть, чтобы эта родная тетка не вошла в его пиковое положение (С. 135; курсив мой. – М.Р.). Закрепляет же ассоциацию упоминание в конце повести – о том, что после панихиды <…> Сергей Петрович встретился со своей дамочкой (С. 143; курсив мой. – М.Р.). Пародийные подмены затрагивают и автобиографический фон повести Зощенко. В год ее написания он живет в Ленинграде на улице Чайковского. Для формирования замысла «сентиментальной повести» Зощенко мог сыграть роль и важный мотив «переименования»: улица Чайковского получила свое новое название к 30-летию со дня смерти композитора – в 1923 году1784. Однако в окружении также переименованных после революции улиц Рылеева, Пестеля и Каляева ее название легко могло восприниматься в связи с фигурой однофамильца композитора известного революционера, народника Николая Васильевича Чайковского1785, в конце 1860-х – 1870-х – одного из руководителей известного революционного кружка «чайковцев», после Октябрьской революции выступившего против большевиков. Как раз в 1926 году, когда была написана повесть Зощенко, он умер в лондонской эмиграции, и это событие широко обсуждалось в советской печати1786. Игра топонимических значений – соположение «двух Чайковских», вероятно, могло послужить одним из поводов к кристаллизации замысла пародии на оперу Чайковского и отозваться в эпизоде «веселых похорон» «общественного деятеля», свидетелем которых становится герой повести1787. Включен в интертекстуальный фонд повести «Веселое приключение» и такой факт биографии Зощенко, как его участие в литературном кружке «Серапионовы братья», заимствовавшем свое название от знаменитого сборника Э.Т.А. Гофмана. Аналогия с Гофманом подсказывается соотнесением с «Пиковой дамой», которая как в пушкинской, так и в оперной трактовке укоренена в мире гофмановских мотивов и сюжетных ходов1788. В той же сцене второго прихода Сергея Петровича к тетке включается дополнительный гофмановский интертекст – через еще одну отсылку к повести Пушкина. Шаркающие шаги в коридоре и старухины туфли, на которые наступает охваченный ужасом герой Зощенко, опрокинутый им пузырек, – все эти детали ассоциируются со сценой прихода призрака графини, шаркающего туфлями. В свою очередь эпиграф к пушкинской повести, как и весь эпизод в казарме с призраком графини, отсылает к гофмановской «теории привидения», которую формулирует Северин, герой новеллы «Эпизод из жизни трех друзей», входящей в роман «Серапионовы братья»1789, – можно предположить, что из всего гофмановского наследия это произведение должно было быть особо значимым для бывшего «серапиона» Зощенко1790. Между тем, если большинство мотивов повести Зощенко указывает на повесть Пушкина и лишь некоторые из них отсылают к оперному шедевру, то сам жанр, демонстративно выбранный Зощенко для своего повествования, закрепляет связь с оперой. Именно в «Пиковой даме» Чайковского в качестве параболы к основному сюжету возникает пастораль, где любовные отношения героев, выстроенные вокруг антитезы «любовь – богатство», разрешаются самым счастливым и безмятежным образом. Но если герои пасторали Чайковского, словно в назидание своим прототипам из основного сюжета, предпочитают богатству любовь, то герои «пасторали» Зощенко получают все сразу. Полемически оспаривая «меланхолические» традиции русской литературы, с рассуждения о которых начиналась повесть, автор создает в финале картину полной идиллии. Вместо обязательного, по мнению рассказчика повести, требования русской литературы, согласно которому «ветер дует в морду герою» и разыгрывается буря1791, герой Зощенко в финале помещен в пасторальный пейзаж: вернутьсяДалее цитируется по: Зощенко Михаил. Собрание сочинений: В 3 т. / Редколл.: Д.А. Гранин, А.В. Гулыга, Р.П. Игошина, Ю.В. Томашевский, К.В. Чистов. Т. 2. Л., 1986. С. 124 – 144. Далее страницы приводятся в скобках в конце цитаты. вернутьсяЧудакова М.О. Поэтика Михаила Зощенко. М., 1979. С. 40. вернутьсяЖолковский А.К. Михаил Зощенко: поэтика недоверия. М., 1999. С. 181. вернутьсяГерой повести Сергей Петрович Петухов в воскресное утро в поисках «забавного и веселого приключения» (С. 127) встречает знакомую. Договорившись пойти с ней кино, он идет к тетке занять денег. Но она при смерти. Уйдя ни с чем, он неожиданно для себя возвращается с намерением добиться денег как «наследник». Однако, войдя втайне от ее соседок, вызывает переполох и в испуге скрывается. Дома он понимает, что пропустил свидание. Наутро он узнает о смерти тетки и причитающемся ему наследстве, письменно назначает девушке новое свидание и отправляется на панихиду. Вечером девушка приходит к нему. «Через две недели они записались. <…> А через полгода Сергей Петрович с молодой своей супругой выиграли 20 рублей по Крестьянскому займу, доставшемуся им от бывшей тетки. Радости их не было границ» (С. 143 – 144). вернутьсяПодробнее см.: Раку Марина. Михаил Зощенко: музыка перевода» // Новое литературное обозрение. 2000. № 44 (4). С. 111 – 126; Она же. Миф о Чайковском и власть» // Музыкальная академия. 2001. № 1. С. 76 – 81; № 2. С. 75 – 85; Она же. Метаморфозы «Лебединого озера». Краткий курс истории одного мифа // Неприкосновенный запас. 2001. № 01 (15). С. 56 – 64. О сходстве «Веселого приключения» Зощенко с пушкинской «Пиковой дамой» упоминается также в предисловии к семитомнику сочинений писателя: Сухих И. Гоголек [Предисловие] // Зощенко Михаил. Собрание сочинений: В 7 т. М., 2008. Т. 1. Разнотык. С. 5. вернутьсяСр.: «Мы останемся часов до двух <…> Приходите в половине двенадцатого» (из письма Лизы. С. 206); «Половина двенадцатого ночи Сергей Петрович выпускал ее от себя» (С. 144). Герой Зощенко вслед за Германном с нетерпением ждет указанного часа, лихорадочно всматриваясь в многочисленные циферблаты, развешанные и разложенные автором на его пути, а ритм перечисления сменяющих друг друга цифр, так и не обретающих символического значения, их убыстряющееся хаотическое движение, приближающее крах надежд героя, создает драматургию всей повести, основа которой обнаруживается – задним числом – у Пушкина. вернутьсяУдержусь от соблазна вдаваться в психоаналитические аспекты введения Зощенко «мотива лестницы»: увлечение писателя Фрейдом слишком известно, чтобы оспаривать такую трактовку или слишком углубляться в нее. В интересах этой темы, быть может, важнее указать на принципиальную важность этого мотива для Пушкина, который увязывает ее с попыткой судьбоносной авантюры не только в связи с Германном, но и в связи с Самозванцем, принимающим на себя сходную с Германном роль мнимого наследника. То, что лестница, как символ возвышения и падения, возникла у Отрепьева во сне, конечно, является библейской цитатой из сна Иакова (о мифологических коннотациях образа лестницы подробнее см.: Топоров В.Н. Лестница // Мифы народов мира: Энциклопедия. М.; Смоленск; Минск, 1994. Т. 2. С. 50 – 51; а также: Данилова И.Е. Лестница: земля – небо. М., 2005). вернуться«Сергей был довольно-таки любимым ее племянником. У ней была даже сумасшедшая любовь к нему. Она сама ему сказала, что после ее смерти пущай он владеет тремя мужскими костюмами, которые остались после ее покойного супруга <…>» (С. 135). Вожделенные три карты, полученные героем Зощенко как бы в виде «борзых щенков», таким образом унаследованы от супруга старухи, которая, кстати, согласно тексту оперы сделала его обладателем своей тайны: «Раз мужу те карты она назвала…» (Баллада Томского. 1 к. I д.). В свою очередь Сергей Петрович приходит к старухе, «страстно любя» молодую героиню, как это и оговорено в опере. Как известно, любовная страсть овладевает именно оперным Германом, тогда как герой пушкинской повести лишь искусно ее имитирует. вернуться«Она моею будет, иль умру!» – восклицает Герман в финале 1-й картины под раскаты грозы. У Зощенко: «Казалось, что в этом сейчас заложен весь смысл жизни. Или он, Сергей Петрович Петухов, достанет эти жалкие деньги и пойдет сегодня с девушкой, как ходят все люди, беспечно и весело, или же какой-то крах, какая-то страшная катастрофа разразится над ним» (С. 137. Курсив мой. – М.Р.). вернутьсяДо этого она называлась Сергиевской (замечу, что это название, возможно, бессознательно воспроизведено в имени героя повести). На Сергиевской в № 41 в 1852 – 1853 гг. проживала семья композитора, а на углу Сергиевской и Фонтанки находилось Училище правоведения, воспитанником которого он был с 1850 по 1859 г. Приготовительные классы Училища, которые сначала посещал П.И. Чайковский, также располагались на Сергиевской. А дореволюционное название одной из архитектурных достопримечательностей улицы – доходного дома А.М. Тупикова на пересечении улицы Чайковского с Литейным проспектом (ныне – 21/8) – явно перекликается с фамилией тетки Сергея Петровича – Тупицыной. вернутьсяСм. о существовании такого апокрифа: «Прогулки по Петербургу» [Эл. ресурс]. – Режим доступа: http://walkspb.ru/ulpl/chaikovskogo_ul.html. Дата обращения: 05.11.12. вернутьсяВ 1918 – 1920 гг. Н.В. Чайковский был главой архангельского белогвардейского правительства (Верховного управления Северной области). Заслуживает упоминания тот факт, что с сентября 1917 г. по весну 1918 г. в Архангельске находился М. Зощенко, куда был командирован адъютантом Архангельской дружины. См. о нем: Овсянкин Е.И. Переписка Николая Чайковского. 1919 – 1920-е гг. [Эл. ресурс]. – Режим доступа: http://lit.lib.ru/o/owsjankin_e_i/text_0210.shtml. Дата обращения: 16.11.2012. вернуться«Стояло чудное тихое утро бабьего лета. Масса зелени, воздуху и солнца на минуту ослепила Сергея Петровича. Где-то гремел духовой оркестр – хоронили общественного деятеля». вернутьсяСм. об этом: Раку Марина. «Пиковая дама» братьев Чайковских: опыт интертекстуального анализа // Музыкальная академия. 1999. № 2. С. 9 – 22. О влиянии Гофмана на пушкинскую «Пиковую даму» см.: Ботникова А.Б. Пушкин и Гофман (К вопросу о формах литературных взаимосвязей) [Эл. ресурс] // Пушкин и его современники. Псков, 1970 (ЛГПИ им. А.И. Герцена. Уч. зап. Т. 434.) С. 148 – 161. Режим доступа: http://lib.pushkinskijdom.ru/LinkClick.aspx?fileticket=R_iLatySWMM%3D&tabid=10358. Дата обращения: 04.04.2013. Библиография основных работ на данную тему в сноске 17 к статье А.Б. Ботниковой свидетельствует о том, что существование такой связи осознавали уже современники поэта. вернутьсяАнализ мотивных связей как пушкинской повести, так и либретто оперы «Пиковая дама» М.И. Чайковского с завершающей новеллой «Счастье игрока» из того же романа Гофмана см. в: Раку Марина. «Пиковая дама» братьев Чайковских: опыт интертекстуального анализа. С. 12 – 15. вернуться« – Твое приключение с призраком тетушки в самом деле замечательно, но, хотя я и верю, что духовное начало может проявить себя перед нами тем или другим образом, все же твой случай отзывается чем-то слишком обыкновенным и материальным. Я допускаю шаги, вздохи и стоны, но чтобы покойница принимала, как живая, желудочные капли? <…> – Вот самообман, на который очень падка наша природа, – прервал Северин. – Если допустить раз, что мы можем воспринять внешними органами то или другое возможное проявление чужого духовного начала, то почему же наш дух начинает тотчас же умничать и устанавливать, какие из этих проявлений возможны, а какие нет? По твоей теории, любезный Марцелл, дух может шуметь туфлями, вздыхать, стонать, но никоим образом не откупоривать бутылки или что-нибудь глотать. <…> Замечательно, что лунатики, эти активные сновидцы, по большей части занимаются самыми обыденнейшими в жизни делами» (Гофман Э.Т.А. Серапионовы братья / Пер. с нем. А. Соколовского; под ред. Е.В. Степановой, В.М. Орешко // Гофман Э.Т.А. Минск, 1994. Т. 1. 1994. С. 92). Характерно, что Северин развивает эту «теорию» в ответ на рассказ о старухе-призраке, пришедшей ночью к аптечному шкафчику хлебнуть лекарства из пузырька. вернутьсяСр.: «Теперь нарочно возьмем нашу дорогую русскую литературу. Погодка взята по большей части ерундовая. Либо метель, либо буря» (С. 124). Очевидно, что такое начало повести сразу обыгрывает пушкинские мотивы («Метель», «Капитанская дочка», «Зимний вечер»). |
