Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В период «борьбы с космополитизмом» конца 1940-х годов «Сусанин» окончательно превращается в символ единения русского народа:

Вот первая из великолепных оперных фресок, первая по силе обнаружения русской народности, величия и мужественности русских характеров: интродукция и первый акт «Ивана Сусанина» Глинки. <…> Начинается она <…> мужественным хором – голосом народа: возвещается готовность подняться на защиту родины. Это стойкий неколебимый голос едино чувствующих воль…1564

Как с удовлетворением констатировал маститый музыковед А. Оссовский1565,

<…> опера Глинки, «экспроприированная» у народа, ныне возвращена народу, для которого она и была создана. Великое произведение воскресло к новой жизни в условиях советской культуры1566.

Тактика осуществленного «присвоения» метко охарактеризована устами самого Николая I в фильме Л. Арнштама, где император, поучая Бенкендорфа, говорит именно по поводу «Жизни за царя»:

Музыка же, Александр Христофорович, большого значения не имеет – важен сюжет.

IV.7. Глинка как «умный художник»

Для посмертной реабилитации классика важно было скорректировать не только сюжет его первой оперы, но и заново пересказать его собственную биографию, создать приличествующий рангу и заданному масштабу портрет вновь обретенного классика. Речь шла о необходимости полностью переписать и кодифицировать основные положения глинкианы. Невозможно переоценить роль Асафьева в этой государственной акции. Его ученица Т. Ливанова, уже забывая, что на протяжении полутора десятков лет Глинка в советской культуре если и не был persona non grata, то по крайней мере считался далеко не самым благонадежным из художников, писала в начале 1950-х годов:

<…> Б.В. Асафьев выходил на правильные позиции, шел навстречу советскому народу, и потому его деятельность получила настоящую поддержку. За Глинку стояла наша художественная политика, осуществляемая правительством и партией. За Глинку стоял весь советский народ, все шире и шире впитывающий его драгоценное наследие. За Глинку стояли наши театры, наши превосходные певцы, вся наша богатая оперная культура1567.

В начале этой «борьбы за Глинку» потребовалось исключить биографию Глинки и его самого из контекста темы русской «обломовщины». Это не обинуясь признает та же Ливанова, акцентируя заслуги в этом Асафьева:

Ему принадлежит заслуга создания новой биографии великого классика русской музыки, навсегда разрушившей легенду о «гуляке праздном» и восстановившей подлинный облик гениального русского художника1568.

Действительно, для Глинки в 1940 – 1950-х годах пишется «новая биография». В 1940 году Асафьев завершает работу «Глинка в его музыкальных воззрениях», где в пику изданию «Записок» Глинки 1930 года с комментариями А.Н. Римского-Корсакова, «исходящими из той же концепции о Глинке – капризном артисте»1569 (как обобщает их смысл Ливанова) и – по умолчанию – в полемике с некоторыми собственными ранними высказываниями (они приводились выше), Асафьев отстаивает мысль о высоком интеллектуализме композитора.

Государственным заказом поистине «стратегического значения» стала начавшаяся после переезда Асафьева в Москву во время войны работа комиссии «Глинка и его современники», которую закономерно он сам и возглавил. В 1943 году Асафьев публикует серию статей «Через прошлое к будущему», где осуждает «немецкое в музыке», опираясь на пример Глинки, чей творческий опыт «раскрывает яркие и убедительные для всего последующего развития русской музыки стремления постигать все гениально-общечеловеческое в европейской музыке, в том числе и у германских гениев музыки, и со всем упорством таланта, вскормленного родиной, предостерегать себя от подчинения “немецкой колее”, механизирующей сознание»1570. Одним из главных результатов работы комиссии и стало появление его книги «Глинка» (М., 1947). По определению Ливановой, ею «миф о Глинке-барине разрушен навсегда»1571:

Прежде всего Асафьев отвоевывает

новое понимание личности

Глинки, новое понимание его интеллекта. <…> Возможно, что не всякий читатель согласится со всеми толкованиями Б.В. Асафьева, ощущая в Глинке большую простоту и большую непосредственность. Но одно можно сказать с уверенностью:

никто после Асафьева уже не прочтет «Записок» Глинки по-прежнему, по-старому!

1572

Ливанова дает главному асафьевскому историческому исследованию более чем точную характеристику:

По существу эта монография – воинствующий труд1573.

Рубежи борьбы за «нового Глинку» пролегали по хорошо освоенным «территориям» раннесоветских представлений о композиторе: оценке значения «позднего этапа жизни и творчества», характеристик «дружеского круга и его влияния на Глинку» и особенностям «политического портрета» композитора. Отдельной проблемой оставался генезис его творчества, который необходимо было заново определить в рамках «борьбы с космополитизмом», развернувшейся на исходе 1940-х годов.

Новые позиции глинкианы были кодифицированы самим официальным статусом их создателя: в течение 1940-х годов «милости кремлевского двора» сыпались на голову Асафьева как из рога изобилия. Две Сталинские премии, 1943 и 1948 годов, орден Ленина в 1944-м, звание действительного члена АН СССР в 1943-м (Асафьев стал «полным академиком» – единственным среди коллег по цеху) и народного артиста СССР – в 1946-м.

Поскольку завершающий глинкинский труд Асафьева и по сей день является главным трудом отечественной глинкианы, трактовка этих проблем Асафьевым хорошо известна: в целом она сводится к тезисам о негативном воздействии на Глинку сомнительного круга «друзей» (в первую очередь «реакционера Кукольника»), в поздние же годы – «мрачной николаевской эпохи», а также о несомненном «декабризме» композитора. Это последний мотив – уже разработанный ранее в советских биографиях Пушкина – Ливанова очень точно охарактеризовала как «основу всего» в асафьевской концепции.

Для того чтобы доказательно «вписать» Глинку в контекст декабризма, необходимо было создать образ «идейного» художника, поборов при этом устойчивые представления о нем, которые базировались и на апокрифах, кочующих в среде петербургских музыкантов, и на документальных материалах его жизни1574. Дореволюционные биографии поддерживали принципиально иной взгляд на взаимоотношения Глинки с декабризмом. С. Базунов, ни словом не обмолвившись о декабрьских событиях 1825 года, упоминает этот год лишь в связи с написанием знаменитого романса на слова Е. Баратынского «Не искушай меня без нужды», а предыдущий, 1824-й обозначает как важный рубеж, поскольку «наш композитор принужден был выйти в отставку»1575. В более подробном и солидном жизнеописании П. Веймарна декабрьское восстание удостаивается единственной фразы:

По поводу событий 14 декабря, того же (1925-го. – М.Р.) года, в силу недоразумения, ему пришлось иметь объяснение с Герцогом Виртембергским, окончившееся, впрочем, совершенно благополучно1576.

вернуться

1564

Асафьев Б.В. Русский народ, русские люди // Советская музыка. 1949. № 1. С. 59.

вернуться

1565

Оссовский Александр Вячеславович (1871 – 1957) – музыковед, общественный деятель. В 1893 г. окончил Московский университет как юрист. Обучался игре на скрипке, занимался в Петербургской консерватории (1896 – 1898, гармония и контрапункт – Н.А. Римский-Корсаков; позже у него же частным образом, 1900 – 1902). Консультант дирекции «Концертов А. Зилоти» (1905 – 1917), заместитель председателя Попечительского совета для поощрения русских композиторов и музыкантов (1907 – 1914), член совета Российского музыкального издательства (1910 – 1913), член правления Фонда помощи музыкантам (1914 – 1917). Профессор Петроградской (с 1915 г.), Киевской (1918 – 1919), Одесской (1920 – 1921), Петроградской (с 1921 г., затем Ленинградской) консерваторий. Действительный член Гос. института истории искусств (1919 – 1929), профессор сектора музыкальной культуры Гос. Эрмитажа (1921 – 1923), руководитель художественной части Ленинградской филармонии (1921 – 1925, 1933 – 1936), зам. директора, затем директор Ленинградского института театра и музыки (1937 – 1952). Член-корреспондент АН СССР (1943). Автор музыкально-критических статей и рецензий, монографических очерков в ряде дореволюционных периодических изданий по искусству, аннотаций к концертным программам, энциклопедических статей.

вернуться

1566

Оссовский А.В. Драматургия оперы «Иван Сусанин» // М.И. Глинка: Сб. материалов и статей / Под ред. Т. Ливановой. М.; Л., 1950. С. 70.

вернуться

1567

Ливанова Т. Б.В. Асафьев и русская глинкиана. С. 364.

вернуться

1568

Там же. С. 388.

вернуться

1569

Там же. С. 382.

вернуться

1570

Цит. по: Ливанова Т. Б.В. Асафьев и русская глинкиана. С. 375.

вернуться

1571

Там же. С. 370.

вернуться

1572

Там же. С. 366, 371.

вернуться

1573

Там же. С. 367.

вернуться

1574

Так, автор дореволюционного биографического очерка о Глинке, отмечая его невзыскательные литературные вкусы и отсутствие интереса к новейшим художественным сочинениям, пишет: «Еще более холоден был Глинка к вопросам политическим и общественным. Свидетель декабрьского бунта 1825 г., в котором участвовали некоторые его товарищи и его недавний еще воспитатель Кюхельбекер, свидетель крымской войны, обнаружившей все недостатки предшествующего государственного режима, – Глинка стоял вдали от всех прогрессивных начал, пробивавших себе дорогу в русском сознании, и всю жизнь придерживался консервативных понятий, усвоенных им в юности» (Вальтер В.Г. Русские композиторы в биографических очерках. Вып. I. СПб., 1907. С. 11).

вернуться

1575

Базунов С. М.И. Глинка. Указ. изд. С. 17.

вернуться

1576

Веймарн П. Михаил Иванович Глинка. Указ. изд. С. 49.

127
{"b":"820480","o":1}