— Ничего мы еще не решили. Высказали вам некоторые свои предложения, а ты выскажи свои. Может быть, твои лучше! Выходи, говори отсюда!

— А почему бы и нет! — Нодар встал и подошел к столу. Кому-то подмигнул и улыбнулся. — Я скажу коротко. Переход на общий план нам никакой пользы не принесет. Больше того, боюсь, как бы план у нас вообще не сорвался. И вот почему: например, моя смена перевыполнила месячный план, а следующая смена плохо работала, не смогла выполнить. Так? А заработки распределим поровну? И что же получится? Отстающие будь здоров как обрадуются. А передовым сталеварам обидно станет, и они в дальнейшем будут работать с прохладцей. Смена Левана Хидашели выполнила план на сто тридцать процентов, и мы знаем, чего это им стоило. Смена же Гайоза Трапаидзе — на девяносто процентов, халтурили, баклуши били. А премии что, и те и другие получат? Нет, дорогие мои! Так дело не пойдет. Сами подумайте, разве это справедливо?

— А почему же на других заводах не происходит ничего подобного? — прервал его Зураб.

— Что делается на других заводах, я не знаю, и это не мое дело. Может быть, там каждая смена передовая? Здесь мы все друзья и товарищи, все свои. Я думаю, не обидятся на меня Анзор Челидзе и Гайоз Трапаидзе, их сталевары и мастера. Пусть покажут, что и они умеют план выполнять, а потом мы сядем и поговорим об общем плане с удовольствием.

Нодар Эргадзе закончил под дружные аплодисменты.

— Правильно, правильно! — раздались голоса.

— Кто еще хочет говорить? — спросил огорченный Зураб и посмотрел на начальника мартеновского цеха. Видно было, что и его расстроило выступление Эргадзе.

«Это еще что, — подумал Хундадзе, — вот загорится сыр-бор, когда Леван Хидашели выступит! У него большой авторитет. Люди ему верят. Его мнение может оказаться решающим».

Но Леван сидел спокойно, без тени волнения на лице. Невозможно было понять, какие у него намерения.

«Наверное, выступит в конце», — подумал Зураб и снова повторил:

— Кто еще хочет сказать?

— Я хочу, — раздался голос Арчила Хараидзе.

Все посмотрели на него.

— Милости просим сюда.

— Да мне и здесь неплохо.

— Выходи, пусть все послушают, что ты скажешь.

— Ну, черт с вами, выйду! — махнул рукой Арчил.

— Иди, Арчил, иди! — подбадривали своего мастера сталевары: их так же, как и его, не устраивал общий план.

— У меня язык не поворачивается сказать о нашем начальнике что-нибудь плохое. Но общий план мне не улыбается! Я должен стараться, убиваться, потеть, а другие будут работать спокойно, с прохладцей.

— И остальные также должны работать хорошо, дорогой Арчил, всем нужно стараться! — прервал его Хундадзе.

— Вы меня удивляете! Человек должен выполнить свой собственный план, а он и не чешется, дурака валяет. А если он узнает, что за него кто-то другой все сработает, так он и вовсе палец о палец не ударит, вот будет лафа лоботрясам и лентяям! Правильно я говорю, ребята?

— Правильно, правильно!

— А ну, посмотрите, кто кричит «правильно»… Арчемашвили, Кобахидзе, Суладзе, Баразашвили, Гвахария — все передовики. А отстающие молчат. В душе они радуются, нравится им уравниловка, хвалят начальство за новую идею.

Зал засмеялся. Зураб понял, что дело плохо. Директор завода и секретарь партийного комитета по-прежнему сидели молча. По выражению лица главного инженера трудно было угадать, на чьей он стороне. У Элизбара, как всегда, выражение было унылое, он теребил свои очки. Зураб разозлился: что он возится с этими проклятыми очками, хоть бы дал знак какой-нибудь! Потом он отвел глаза от начальства, и тут Леван Хидашели попросил слова. Сразу стало тихо.

Элизбар от волнения встал и снова сел.

— Я с большим вниманием выслушал выступление Арчила Хараидзе. — Леван говорил спокойно, негромко. — Арчил честный труженик, лучший металлург и мастер. Успех нашей смены во многом решает Арчил. Он выступал хорошо и логично. Я думаю, все согласятся со мной, что его слова были не лишены смысла. Нодар Эргадзе высказался примерно в том же духе. Я согласен с Арчилом и Нодаром. Действительно, ни одному передовому сталевару, ни одному мастеру или начальнику смены не по душе общий план. Общий план льет воду на мельницу лентяев, прав я или нет?

— Ты прав, сто раз прав!

— И все же я должен сказать, друзья, что настало время ввести в наш цех общий план.

Зураб был ошеломлен. «Не обманывает ли меня слух?» — думал он. Хундадзе даже рот раскрыл от удивления. Он не в состоянии был скрыть свою радость. Оставил в покое очки и уставился на Хидашели.

— Я работал на Азовстали. За полгода до моего отъезда один из цехов завода перешел на общий план. Результаты работы значительно улучшились.

— В чем тут дело? — спросил кто-то.

— Каждый начальник смены, каждый мастер и сталевар знают, как часто, выходя в смену, мы принимаем плохо загруженные печи, особенно если загрузка шихты ведется за час-полтора до конца работы, то есть если она готовится, по существу, для следующей смены. Тут уж не жди добросовестной загрузки. А взгляните-ка на отметки в журнале! Всем операциям там даны отличные оценки. Это уж не только безответственность, это вредительство. Я вас спрашиваю: мало ли бывало случаев, когда на плохо подогретую шихту наливали жидкий чугун? Кто сосчитает?

— Да что там говорить! Частенько! Что правда, то правда! — зашумел зал.

— Некачественно загруженные печи и плохо начатый процесс сталеварения приходится исправлять следующей смене. И если она хочет выполнить план, то начальнику смены приходится являться в цех за два часа до начала и стоять над душой у товарищей при загрузке печей. У меня нет семьи, и я могу каждый раз приходить в цех раньше положенного времени. А каково другим?! Правительство сократило нам рабочие часы. Теперь через каждые четыре дня мы два дня отдыхаем. Но если ты каждый день проведешь в цехе по десять часов, что же тогда получится? При общем плане каждый сталевар, каждый мастер постарается хорошо загрузить печь для передачи ее следующей смене. Личные показатели уже не помогут. Кроме того, это воспитывает сознательность и чувство ответственности каждого. При общем плане человек заботится уже не только о себе. От его деятельности во многом зависят и честь и заработок его товарищей. Каждый из нас должен чувствовать свой долг по отношению к друзьям. Мы должны доверять друг другу, не подводить товарищей. Вы прекрасно знаете, что моя смена на сегодняшний день впереди. План этого месяца мы опять выполним на сто тридцать процентов. А смена Трапаидзе вытянет девяносто процентов. Я не боюсь этого, пусть будет общий план, это означает, что мы вам доверяем. Но это отнюдь не означает, что мы будем щадить лентяев и нечестных людей…

Дальше Леван говорил о необходимости перевести печи на газ, радиофицировать цехи, снять технический контроль прокатного цеха, чтобы за марку и сорт стали отвечали сами металлурги… Зал слушал затаив дыхание.

— Вот прирожденный начальник цеха! — шепнул главный инженер Иораму Рухадзе.

Директор завода кивнул.

После собрания Хидашели, Двалишвили и Эргадзе вместе шли домой.

Важа Двалишвили не очень-то одобрял переход на общий план, но выступление Левана ему понравилось, оно казалось убедительным, искренним.

— Ну, а с тобой что стряслось? — обратился Важа к Эргадзе. — Чего ты взъерепенился, а потом сразу притих?

— Это моя заслуга, — шутя сказал Леван. — Я такую произнес речь, что общий план, кажется, внедрят по всему заводу.

Нодар действительно согласился с Леваном легко. Он махнул рукой и сказал: «Черт с ними, где все, там и я». Он верил Хидашели и успокаивал себя тем, что раз Левану нравится общий план, значит, это дело не плохое.

— Откровенно говоря, я себе не совсем ясно представляю, какую пользу принесет нам общий план, — признался Нодар. — Как вспомню Гайоза Трапаидзе…

— Когда цех Азовстали перевели на общий план, произошла одна смешная история, — вспомнил Леван. — У тех, кто работает лучше, кто варит больше всех стали, обычно и брака бывает больше, вы это знаете. Так вот, выполненный план распределили на всех, а брак целиком записали за счет лучшей бригады.