— Представляю, — ответила Искра, вздрогнув и тут же улыбнувшись. — А какие грехи у царицы Менелаи?

— Ох, — покачал головой Гриша. — Не мне ее судить, но только какая жена добропорядочная, тем более царица, ляжет под стражника, а потом еще будет похваляться этим перед всеми? Мол, вот каков стражник-то — богатырь, не то что супруг законный! А еще она, окаянная, была любовницей Льва и хотела отравить мужа, но Мечеслав Блаженич оказался крепким мужчиной — выжил. И, опосля смерти Льва-братоубийцы от сердечного удара, проявил неслыханную милость — ради сыновей простил и принял обратно ее, окаянную. Вот таков нашкнязь, дай бог каждому. Но Менелае-то это вряд ли помогло — сошла ведь с ума, вредительница. И поделом.

Наступила та роковая ночь. Искре не спалось: услышанное не выходило из головы. Взглянув в окно, на полную луну, девушка подумала, что уже и верно глубокая ночь. И пусть, что из того? Все равно завтра очередной пустой день. Может, заглянуть в библиотеку, почитать что-нибудь? Ведь от скуки помрешь. Хотя она совсем не любила читать, и вообще в Волчьем Стане этим занимался разве что Доброгост.

Андрей чурался ее. И пусть. Он ей совсем не нужен. Это странно, ведь она приехала к нему… Все равно плевать.

Тут до нее донеслись крики. Она села и прислушалась. Крики не прекращались, и шумели женщины. «Чего это прислуга так разбушевалась? Они что, сошли с ума, в такой поздний час выяснять отношения, да еще и в царских покоях?» Девушка прислушалась, о чем спорят, но не поняла ни слова. Решив, что она все равно не заснет, пока не выяснит, в чем дело, Искра зажгла свечу и, накинув восточный халат, побежала к выходу из опочивальни.

В пустом зале, куда вел коридор, она застала с десяток служанок (Буяна тоже присутствовала), окруживших бледную женщину с растрепанными волосами, в мятой желтой сорочке и в замшевых полусапожках. К груди женщина прижимала Павлушу, сына Анеи, которая стояла напротив и с плачем умоляла вернуть ей дитя. Едва взглянув на женщину, в ее блуждающие, затравленные глаза, Искра сразу же поняла, кто это. «Андрей чем-то похож на нее», — мелькнула мысль у Искры.

— Отдайте мне сына, госпожа! — Слезы градом катились по лицу Анеи, шея была сильно расцарапана, и кровь уже смочила белоснежную сорочку.

— Не отдам, — ответила Менелая. — Чего это я, великая княгиня Воиградская, должна отдать вам своего родного сыночка, наследничка? Отдать вам, грязным скотам! Вы ж не люди, вы — свиньи! Что, сожрать его хотите? Пошли вон!

— Что здесь произошло? — шепотом спросила Буяну Искра, кутаясь в халат.

— Ее величество похитила ребенка Анеи, — ответила она. — Тайком вошла к ней в спальню и забрала кроху. Анея проснулась и попыталась отбить сына, но не смогла — видите, что с ней сделала царица?

— Да, вижу. И что же делать теперь?

— Не знаем. Она вон какая — демоны так и пляшут у нее за спиной. Того и гляди, что-нибудь выкинет. Но послали за князем — он-то должен помочь.

— Надеюсь, — со вздохом сказала Искра, глядя на княгиню. Павлуша громко и надрывно плакал, внося дополнительную сумятицу, но Менелая, не обращая внимания, крепко сжимала его костлявыми руками.

— Менелая! — Мечеслав появился неожиданно — в распахнутой рубахе, в черных штанах с красным поясом. На груди висела массивная золотая цепь. Искра про себя отметила, что он очень даже неплохо выглядит для своих лет. — Менелая, не дури, отдай сына матери. — Голос царя, обычно сладкий, как патока, сейчас был тверд и непреклонен.

— Так, муж мой, — сказала ему на это Менелая, — разгони этот сброд. И вели завтра же казнить эту подлую тварь. — Ее палец угрожающе уставился на Анею.

— Хватит! — произнес Мечеслав негромко, но так властно, что Менелая отшатнулась. — Отдай мне дитя.

Князь вытянул руки и сделал шаг навстречу.

— Ну же!

— Ты заодно с ними! — крикнула она.

— Это не твой ребенок. У тебя нет детей, кроме Андрея. Я устал тебе потворствовать, Менелая, устал притворяться ради тебя. Все эти годы ты качала пустую колыбель, а я боялся ранить тебя правдой. Но у тебя нет ребенка. Так что не гневи Небеса, успокойся и отдай сына матери.

Царила замерла, обвела всех отстраненным взглядом, посмотрела на Павлушу…

Все остальное произошло в считаные секунды. Менелая вдруг схватила младенца за ручонку и со всего маху, точно тряпку, швырнула оземь. Потом, приподняв сорочку, занесла над крохой ногу в замшевом сапожке…

Искра в ужасе отпрянула, зажмурив глаза и закрыв ладонями уши. Она стояла так, стараясь не слышать душераздирающего крика Анеи, боясь взглянуть на… на ребенка. «Но, может быть, все обошлось? Может быть, он… может быть…» — отчаянно молила она и открыла глаза.

Мечеслав стоял бледный как смерть, держа потерявшую сознание Анею, и в широко раскрытых глазах его отражалась бездна чувств. Павлуша лежал на ковре, со сломанной шеей, вокруг рта пузырилась кровавая пена, на груди кровоподтеки, под крохотной головкой собралась кровь, а в остекленевших глазах застыли слезы.

Менелаи нигде не было.

Наутро в тронном зале собрались все сколько-нибудь значимые люди государства: Андрей, развалившийся в кресле, принесенном специально для него, бояре, священнослужители, зажиточные горожане, воиградские воеводы и знатные воины. Присутствовали также венежане: Искра, Горыня, Доброгост, покашливавший в кулак и мысленно пребывавший где-то очень далеко, услужливо улыбавшийся Лещ, задумчивый Черный Зуб, чей южный облик приковывал взоры, и Злоба — на него, а точнее, на его изуродованную, ухмыляющуюся физиономию как раз старались не смотреть.

Рядом с троном стояла вся в черном (видимо, в знак траура) царица Менелая, охраняемая двумя стражниками. Кроме того, у самого выхода столпилась горстка перепуганных слуг, однако убитой горем Анеи среди них не было. Сам трон пока пустовал.

Все оживленно обсуждали ночное происшествие, и Искра с негодованием улавливала диковинные и неправдоподобные подробности гибели младенца. Но старалась держать себя в руках.

Наконец двери распахнулись, и вошел глашатай.

— Его величество, — торжественно возвестил он, — Великий Князь и Самодержец Воиградский, Иссенский и Беловодский, владыка вересов, южан, верхневойцев и всех прочих краевых народов, защитник истинной веры — Мечеслав Блаженович из рода Всеславовичей.

Толпа торопливо расступилась, и в зал стремительным шагом вошел князь — в черном бархатном подлатнике, за спиной развевался серебристый плащ с вышитым золотыми нитями ястребом — гербом дома Всеславовичей и символом Воиграда. Никаких украшений на правителе не было, кроме золотого кольца. Следом семенил разодетый в пух и прах маленький пузатый человек — Авксент, и, придерживая царя за плащ, что-то возбужденно шептал. До Искры доносились обрывки его речи:

— Ваше величество, не кипятитесь, пожалуйста! Как бы… ведь горные кланы… сочтут оскорблением…

Но Мечеслав ничего советнику не отвечал, а потом и вовсе отмахнулся от него. Глядя на великого князя, Искра невольно залюбовалась им — именно таким, по ее мнению, должен быть любой владыка: высокий, стройный, зрелый мужчина; чело нахмурено, очи горят, и он просто великолепен и неприступен в своем гневе.

Князь поднялся на пьедестал, но на трон не сел. Менелая, едва увидев его, запричитала:

— О муж мой! Огромное горе постигло наш венценосный дом — умер наследник твой, погиб от руки кровожадных дикарей. Я словно чувствовала это, я пыталась спасти его, наше дитя, но жестокость варваров не имела границ! Они хотели принести его в жертву темным силам! И это ты виноват, Авксент! — Советник, до этого едва обращавший внимание на вопли царицы, вздрогнул, испуганно посмотрел на нее, потом на царя, и нервно вытер вспотевшее лицо платком.

— Ваше величество… — начал было он, но Мечеслав жестом велел ему замолчать.

— Убей его! — верещала Менелая, указывая на Авксента. — Он заодно с ними! Убей!..

— Замолчи, женщина! — прогремел голос Мечеслава, и царица осеклась. — Стражники, если она вымолвит хоть слово, заткните ей рот.