Клеомен встал. Руки его дрожали.

— Я… я скажу вам одно, — срывающимся голосом воскликнул он. — Что бы вы ни говорили, я искренне верю в моего бога. Я не повинен ни в одной смерти, и на моих руках нет крови.

По морщинистой щеке потекла слеза.

— Вы, ваше высочество, во многом правы, признаю́ это, — продолжил он. — Наш народ на краю гибели. Только, боюсь, ваш гнев вызван не страданиями народа, а уязвленным самолюбием. Ваше величество, разрешите откланяться.

С этими словами Клеомен удалился.

— Посидишь еще? — спросил сына отец, прервав затянувшееся молчание.

— Конечно, — невесело ответил Андрей.

— Ты можешь идти, Матвей, — сказал чтецу Мечеслав. — И вели принести свечи, темно уже.

Матвей низко поклонился и, сунув книгу под мышку, ушел.

— Зачем ты так с Клеоменом? — небрежно откинувшись в кресле, поинтересовался Мечеслав.

— Не знаю. Накипело. Ты еще со своей Искрой…

Явился хромоногий слуга, насвистывая что-то, отдаленно напоминавшее песню. Поставил на стол канделябр, уронив при этом полотенце, висевшее на плече.

— Избавься от них, отец, — сказал вдруг Андрей. — Разгони священников. Ведь они дармоеды, ничего более. Верни нашу старую веру.

— Эх, сын мой. — Мечеслав поднялся, задумчиво прошелся по залу. — Давно ли ты стал такой начитанный? Где же ты был раньше?

Слуга ворчливо спросил:

— Со стола убирать, ваше величество, иль как?

— Потом. Оставь нас.

— Как вам будет угодно, ваше величество.

Мечеслав открыл окно. Ветер пронесся по залу, поднимая тополиный пух, скопившийся в углах.

— Я так не могу, — сказал Мечеслав. — Ты хочешь вернуть старых богов? Ястреба, бога Светлого Неба, Сову, бога Ночи? Не слишком ли? У нас есть бог — Триединый. Пойми, стоит мне поднять руку на храм, народ разгневается. У них нет больше другого бога. Ястреб остался в сказках.

Андрей слушал, водя пальцем по ободу бокала.

— Но всё же я сделал многое, — продолжал князь. — Надеюсь, во всяком случае. Я отказался от священного трона. Упразднил «божьих воителей». Заключил союз с Волчьим Станом. Хотя они, конечно же, нам мало чем помогут, но всё же. С равногорцами, надеюсь, у нас больше проблем не будет.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, поверь. — Мечеслав сел рядом с сыном, налил себе и ему вина. — У меня есть верные слуги, хорошо поработавшие в тех краях. И еще, — прибавил он, отпив вина, — на свадьбе будут присутствовать оба дубичских брата — Борис и Военег.

— Не может быть. — Андрей взглянул на отца. — Ты пригласил сюда дубичских псов? Прямо в загон с овцами… — княжич горько усмехнулся.

— К выгоде нашей, понимаешь? — ответил Мечеслав, не замечая, как отреагировал сын. — Теперь всё переменится…

— Если переменится, то только в худшую сторону, — отрезал Андрей. — О чем ты только думал, отец? Зачем ты их пригласил?

— Сдружимся.

— Чего?

— Я хочу начать торговать, — объяснил Мечеслав. — Заверить Бориса в том, что торговый путь через наш город снова может быть открыт. Только представь себе: древний тракт, соединяющий Вередор и Марн, снова заполнится караванами, купцами… И что для этого нужно? Дать гарантии, что мы никому не угрожаем. И всё.

— Борис и так прекрасно знает, что мы никому не угрожаем.

— Насколько я знаю, в Дубиче до сих пор поминают моего батюшку недобрым словом. Я принесу извинения. А ещё венежанская княжна.

— Она-то чем нам поможет?

— Не понимаешь?

— Нет.

— У меня есть отличная идея… — Мечеслав выдержал, как ему казалось, эффектную паузу и сказал: — Что, если нам объединиться? Создать союз вересских княжеств, наподобие Союза Пяти Городов? Думаю, всем идея должна прийтись по душе…

В ответ Андрей рассмеялся.

— Что ты смеешься?

— Это нереально.

— Почему?

— Да потому. Слишком ты наивен. Зачем Борису платить за вещь, которую можно взять и так?

Мечеслав округлил глаза.

— Брось, — сказал он. — Что ты такое болтаешь?

— А ты порассуждай.

Мечеслав призадумался.

— К тому же, — прошептал Андрей, наклонившись к отцу, — ты забыл о Военеге. Я правильно понял — он тоже будет?

— Должен. В письме от него прямо так и сказано.

Андрей вздохнул.

— Помоги мне встать. Я пойду спать.

— Может, закончишь мысль? Чего я должен опасаться? Законы гостеприимства…

— Как же ты наивен, отец… Лучше бы ты не упразднял «божьих воителей».

Мечеслав шел, пошатываясь, в свои покои. В голове шумело. Он обратил внимание на паутину, облепившую плотной липкой массой почерневшую от старости и сырости картину с изображенным на ней венценосным предком, имя которого он позабыл, да, в общем-то, никогда и не знал. Рядом горел факел, вставленный в насквозь проржавевший обод. Князь покачал головой. Как же здесь темно и сыро! Ему бы те возможности, которыми обладал его деятельный родитель, он построил бы совсем другой замок. Не эту темницу.

Впереди маячил свет, пробивавшийся через приоткрытую дверь. «Менелая не спит, — подумал он. — Пожалуй, проведаю».

В горнице его супруги княгини Менелаи горело множество свечей, капавших воском прямо на мебель, — около трех десятков, больших и маленьких, в подсвечниках, в чашах. Всюду валялись склянки, ложки, деревянные и тряпичные игрушки, разноцветное тряпье. На стенах висели пышные гобелены, дар шамранских купцов ко дню свадьбы. В углу — ложе с шелковым балдахином, возле — нарядная кроватка.

Менелая — тощая женщина с жидкими седыми волосами и зелеными, как у младшего сына, глазами, вскочила с ложа. Растрепанная, в расшнурованной сверху сорочке. Увидев дряблую шею супруги, Мечеслав поморщился и отвернулся.

— Молчи, молчи! — прошептала она. — Дитя разбудишь.

Мечеслав, глубоко вздохнув, поцеловал ее в лоб.

— Ты сегодня кроху не видел, — суетясь, сказала Менелая. — Подойди же, посмотри на дочку.

Он хотел возразить, но передумал. Схватив супруга, Менелая подвела его к пустой кроватке.

— Видишь? — умиленно пробормотала она. — Какая красавица! Похожа на тебя. Не уходи, посиди, пока она спит.

— Нет. Пожалуй, я пойду, — отстранился Мечеслав. — Еще надо встретиться кое с кем. Спокойной ночи, — неловко прибавил он, уходя.

— Ты всегда убегаешь, — скривив тонкие синюшные губы, сказала Менелая. — Почему ты нас не любишь? Ни разу подарочка не принес…

«Пусть себе ревет, — думал Мечеслав, с облегчением вдыхая затхлый воздух коридора. — Что с ней произошло? Если бы, допустим, неудачное разрешение от тягости или еще чего… так ведь ничего. На ровном месте. Хотя… на ровном ли?»

Приблизившись к своим покоям, он остановился.

«Грех на мне. А она ведь чувствует. Что же она, не женщина, что ли? Грех… и дети мои за него расплачиваются».

Он шагнул и снова остановился. Прислушался.

«Она пришла. Она там. Вот — сердце-то как застучало».

Мечеслав вошел и уселся в глубокое кресло, обитое синим бархатом. В открытое окно светили звезды. Тонкая занавесь развевалась.

— Ты здесь, — сказал Мечеслав. — Выходи.

Из угла, покрытого мраком, вышла девушка. На шее — золотой медальон, изображающий птицу. Волнистые темные волосы, чувственные губы. Черные глаза. Вместе с тем было в облике ночной гостьи нечто противоестественное.

Девушка преклонила колено и поцеловала руку князя.

— Я не ждал тебя, — устало сказал Мечеслав.

— Ты знал, что я приду, — ответила девушка, не выпуская его руки. — Ты опять боишься меня?

Мечеслав промолчал, стараясь не смотреть в глаза ночной гостье.

— Иди ко мне, — произнесла она. — Чего ты ждешь?

— Не могу, — еле слышно ответил он. — Моя жена вот уже третий год баюкает невидимое дитя, один сын искалечен, другой играет в игрушки… — Его пальцы впились в подлокотники. — А я забавляюсь с любовницей! Да какой! Я боюсь встречи с тобой — и жду… как про́клятый.

По лицу девушки пробежала едва видимая тень.