Немного погодя отошёл немного дальше к лесу. А через мгновение скверна внутри взбунтовалась, заставив меня рухнуть на колени. В темноте раздалось довольное верещание, и выбежало несколько уродцев. Следом, держа в руке посох из позвоночника хорсы, наружу вышел и шаман, гордо, сверху вниз посматривая на своих соплеменников.

Скверна бунтовала. Но я немного привык к этому. Рука крепче сомкнулась на копье, и напрягшийся шаман вытянул вперёд посох, что-то завизжав. Я усмехнулся, зажимая заразу. Эта дрянь выросла только на моей силе, она подчиняется мне не хуже, чем ему.

Сверху тренькнул арбалет, шаман отвлёкся, присев от пролетевшей над головой стрелы и бросив испуганный взгляд наверх. Но контроль ослаб сильнее, и я метнул копьё. А сам, выхватив тесак, отрубил ноги подбежавшим гоблинам. Из пещеры раздался вой, и в атаку бросился ещё десяток врагов. Дубины, копья. И всё это по мою душу.

Удары тесака, сапог и кулаков. В стороны полетели отрубленные руки и ноги. А я ощутил, как начинает накрывать знакомое безумие. Но, к счастью, противники кончились раньше, чем я сорвался. Последние двое и вовсе развернулись и бросились обратно в пещеру. Скрипнув зубами, я взвился в воздух, оказавшись рядом с аристократкой.

— Ты знаешь, что делать, — буркнул, подхватывая брошенные мешки и спрыгивая вниз.

Меня потряхивало. Скверна кипела, требуя добить ползающих и визжащих тварей передо мной. В воздухе висел густой запах крови, скверну, казалось, можно было вдохнуть.

Подранки ползли ко входу в штольню, кто без рук, кто без ног. Некоторые хотели атаковать, тех я просто лишал оружия. Но все выжили и даже стремительно зализывали раны. Удар кулаком, накинуть петлю на шею. Затянуть. Подождать минуту и отнести бессознательное тело подальше от входа, где ждала бледная аристократка, сжимая в руках нож.

Я ходил, душил и вязал гоблинов, посматривая, как она замерла над лежащим перед ней телом. А потом, зажмурившись, воткнула ему кинжал под подбородок.

Я зло, по-волчьи, оскалился. Пошло дело по вправлению мозгов в правильное место!

С треском разошлась грудина гоблина, и принцесса, сделав пару нарезов, вытащила сердце, закинув его в мешок к таким же. Работа спорилась. Взмахнув ножом, вскрыла глотку следующему уродцу и подставила обработанный дёгтем мешок под текущую кровь. Находящаяся там пористая губка стала впитывать жидкость, облегчая дальнейшую транспортировку крови.

Я отошёл ещё подальше, крепко сжимая арбалет в руках и контролируя выход из шахты и лес вокруг. Осталась всего пара гоблинских тел, и можно будет уходить. Поначалу, конечно, девушка оставила в сторонке свой завтрак пару раз. Но сейчас втянулась, и гора мешков рядом с ней росла.

Вскинув арбалет к плечу, выстрелил, руководствуясь ощущением скверны. Не попал. Скрытый темнотой штольни гоблин увернулся и благоразумно ушёл дальше в их нору. Взведя самострел заново, я продолжил наблюдение.

Ждать тяжело. Скверна внутри билась, мутила сознание, требуя продолжить резню. Я держался, но на грани. Так или иначе, я впитал довольно много заразы во время драки, и сейчас это всё требовалось как-то сжечь.

Глубокий вдох, длинный выдох. Повторить. Бросив взгляд в штольню, выпустил ещё болт. Глубокий вдох. Слава богам, спустя десяток минут раздались долгожданные слова:

— Я закончила!

Подскочив, подхватил связанные верёвкой мешки, и мы начали отступать, оставив за собой гору выпотрошенных трупов. За время работы, наконец, кончился дождь, и, отойдя около километра от гоблинской норы, я скомандовал привал.

Перевязал мешки, размещая их на себе и, присев, показал девушке за спину. Она механическими движениями, как робот, разместилась в переноске. Элеонора явно не в себе. Размазанная по лицу кровь, потухший взгляд, полное игнорирование и непонимание происходящего вокруг.

Сняв сапоги, портянки, закрепил их среди снаряжения и побежал домой, выдавая на открытых участках максимальную скорость. Девушка не реагировала, полностью уйдя в себя.

Пальцы ступней впивались в грязь и хвою, разбрасывая грунт при каждом толчке ног. Я полностью сконцентрировался на дороге, желая скорее оказаться дома. Выйдя на освоенную тропу, ускорился ещё быстрее. Чувствуя, как начинает немного затухать невнятный шёпот в голове, требующий крови.

До деревни мы добрались быстро. Доведя находящуюся в прострации аристократку до дома, я сходил к сестре, где, быстро выгрузив добычу, вернулся обратно. Не нравилось мне состояние девушки, оставлять её одну надолго не стоит.

Дом встретил тишиной и сидящей возле печки в сенях Элеонорой. В домашнем платье, с мокрой после душа головой. Но стоило скрипнуть двери, как она повернула голову, окинув меня тусклым взглядом. А следом отвернулась и продолжила смотреть на кофейник, в котором медленно закипала вода.

От сердца немного отлегло, и я занялся собой, через полчаса усевшись рядом с ней.

— Отвези меня домой, пожалуйста, — тихо проговорила девушка, грея руки о поднятую перед собой кружку.

— На острова?

— Хотя бы на острова. Я всё поняла. Спасибо за науку, больше мне от тебя уроков не нужно.

Сквозь апатию в её тоне проскользнула издёвка.

— Не нужно, так не нужно. Завтра выходим, — пожал плечами я.

Накинул плащ и, просунув ноги в сапоги, вышел на улицу, оставив принцессу в одиночестве. Раз находит силы на ехидство, значит нормально, не порежет себе вены. И придёт в себя, не завтра, так через неделю, но неизбежно. Я же отправился к Эрне, сейчас занятой нашей сегодняшней добычей.

— Явился-таки, — взмахнув зажатым в руке ножом, поприветствовала меня сестра. — Присоединяйся. Нужна помощь!

Вздохнув, я натянул передник и перчатки и принялся помогать ей в обработке реагентов.

— Как там она? — осведомилась Эрна, закидывая гоблинское сердце в раствор кислоты.

— Не в себе пока. Но, вроде, приходит в порядок.

— Брат, зачем ты её на гоблинов потащил? Даже мне там было бы сложно.

Я тяжело выдохнул и, подумав, ответил:

— Последняя услуга, возможно. Она хотела посмотреть, что это такое, перед тем, как мы отправимся на острова.

— На гоблинов-то зачем? Не мог поймать кролика? Что за глупость! — возмущённо воскликнула сестра, сметая в корзину обрезки от печени.

— Хотел показать, что такое этот её путь «воительницы». Избавить от иллюзий.

— И заставил белоручку прирезать и разделать два десятка тварей? Медвежонок, ты точно вылечился?

— А что не так? Успокоится, выйдет замуж за какого-нибудь важного аристократа с островов. И, думая о приключениях, всегда будет вспоминать эту кровищу и содрогаться.

— Заботишься, значит, так, — фыркнула сестра. — Ты если когда-нибудь решишь позаботиться в таком ключе и обо мне, предупреди сначала, чтобы я смогла в лоб твой медный вмазать чем-нибудь потяжелее!

— Тебе не нужно, ты умная, — хмыкнул я.

— А ты, я смотрю, хоть и научился связно говорить, но всё тот же дурачок…

Я на это просто пожал плечами, не желая спорить и, молча, продолжил работать. Впрочем, через пару минут она сама нарушила тишину тихим вопросом:

— Когда уходишь?

— Завтра. И так оставался в селении слишком долго, баронские люди уже смотрят косо. Ты как тут, справишься?

— Куда я денусь? Зелья продаются, другие охотники начинают сдавать реагенты. Не разорюсь. И спасибо, брат, что дал мне всё это.

Она обвела рукой лабораторию вокруг нас и добавила:

— Ты только вернись, а там мы решим твою проблему. Хотя бы часть её.

— Не переживай, всё получится, — мягко ответил я.

— Не переживать? Из твоей крови можно зелья делать, брат. Куда уж больше-то? Ты для скверны, как маяк в ночи. Ты же сейчас даже не способен эту мощь потратить, лес передаёт тебе непомерно много силы!

— Пока справляюсь, — ободряюще улыбнулся, закидывая последний кусок печени в бак.

— Не понимаю, как! Ты должен по лесу бегать голышом и бросаться на всё живое…