— Теперь в этом нет смысла, — пожал плечами Инай. — Цель достигнута. Кристалл не видит меня, а если захочет проследить, то увидит мир глазами мальчишки. И я не собираюсь тратить оставшееся время впустую.
— Но повелитель! Мне нельзя возвращаться в столицу без победы! Двенадцать советников сожжены за голос против войны с еретиками!
— Ах-ха-ха! — звонко рассмеялся бог огня, сбив с толку Главнокомандующего. — Еретиками?! Да вы все здесь еретики! В шаре других не бывает.
— Это несправедливо! Как же обещание бога?!
— Я справедлив лишь к тем, кто в это верит, Унерос. Пусть ты лишь грешный сосуд, но за верную службу я прощаю тебе дерзость и не стану лишать жизни. Но ты утратил мою лояльность.
Потеряв интерес к стоя́щему на колене Верховному, Инай поднял руку, и его ладонь вспыхнула. Его голубой глаз блестел, оставляя за собой еле заметный шлейф. Меритасу было ужасно непривычно наблюдать за собой со стороны. От величественного вида своего близнеца лорда одновременно охватила гордость и смертельный страх. Лежать в собственных испражнениях — такое себе наслаждение, но как же он хорош со стороны, хоть картину пиши! Ох, если бы не голос!
Осмотрев комнату и бросив на Мастера, бездвижно вжавшегося в дверь, презрительный взгляд, Инай наклонив голову набок и удивлённо произнёс:
— Ты поцелован огнём, грешник, но я тебя не помню. Клялся ли ты мне в верности?
Мастер, подхватив обгоревший подол, в один прыжок подскочил к богу огня и, упав на колени, принялся раскачиваться вперёд-назад:
— Д-да. Да! Всю свою жизнь молился лишь вам!
Бог огня хмыкнул:
— Тогда ты идёшь со мной, — он повернулся к Окко Унеросу и, ткнув в Мерика, предупредил: — Никто не должен узнать, кто он такой.
Верховный нагнулся, достал из сапога скрытый кинжал, но тут же отбросил его, не успев ступить и шага. Рукоять кинжала светилась, накалившись докрасна. Инай мотнул головой:
— Нет. Чтобы маскировка действовала, мальчишка должен остаться в живых.
— Да, повелитель!
Когда Галдуа и Унерос покинули комнату вслед за псевдо-Меритасом, настоящий ещё валялся на полу. Не вставал, ожидая, что кто-нибудь подойдёт и поможет подняться, а ещё лучше принесёт сменные штаны. В этих передвигаться стало жутко неудобно.
Он выкрикнул имя Дирка, потом позвал Сурво, но ответа не получил. Вскоре, конечно, пришли солдаты и любезно помогли проследовать в каюту. Вернее, они накинули на голову мешок и волоком протащили по лестничному пролёту наверх, в небольшую клетку на одном из нижних уровней трюма, но это вопрос терминологии.
Сырая и холодная. Редкие сгнившие семена и клочки сена впивались в пятки. Неподалёку, за стеной, послышалось блеяние. Это что, корабельный хлев? Жаль, что не конюшня, мягкой сухой соломы явно не хватает. Лучи света пробивались сквозь маленькую узкую прорезь в борту, расположенную почти у потолка, над головой Меритаса.
Юный лорд, не на шутку взволнованный произошедшими событиями, неожиданно для себя, выдохнул с облегчением.
Слава богам — он больше не бог! Никакой ответственности!
И волос.
***
Эйфория длилась недолго. Всего час? А может день или два? По ощущениям так и вовсе пролетела целая неделя. Без часов не разобраться. Свет непрерывно попадал в трюм через иллюминатор вместе с солёными брызгами, раздражающими нежную кожу лорда. Несколько смердящих лужиц в углу клетки напоминали Мерику, что он всё же человек и некоторые потребности организма, хочешь не хочешь, а удовлетворять приходится. Кормили часто, но жидковатая смесь какой-то каши с кусочками крысиных хвостов на подвиги не вдохновляла.
Зато, иногда снаружи доносилась музыка, но слов, что выкрикивали матросы, разобрать не удалось.
И не подпоёшь. Уныние.
Да ещё эта прокля́тая качка! Тошнит, будто скачешь верхо́м на пьяном рогоколе. Эти здоровяки, бывает, нажрутся забродивших ягод и буянят. Носятся, мычат, ломают всё на пути.
Меритас вспомнил: однажды пришёл к Мие как раз в тот момент, когда её сарайчик унёс на рогах соседский рогокол. Потешно было, забравшись на крышу, описывать девушке, как лохматое чудовище носится по берегу, пугает пьяниц и с брызгами влетает в воду! Как тогда она, кажется, в жизни не смеялась.
Утонул в тот день здоровяк рогокол. Не разобрал, куда несётся и, застряв в сетях, захлебнулся. У самого берега. Мие Мерик, конечно, этого не рассказал. Зачем портить настроение милой дамы?
Эх, Мия… Как ты там?..
— Вставай. Встава-ай! Эй, слышишь меня?
— Мия? — Меритас вытер слюну, стекающую по подбородку. — Это ты?
— Вставай, парень. Ты должен это видеть!
Меритас медленно поднял помутневший взгляд. Перед ним стоял Дирк и легко постукивал носком сапога по голени узника.
— Что ещё тебе нужно? — произнёс он, облизнув сухие губы. — Разве твой хозяин не ушёл с монстром… который теперь… я?
— К Солу его! Старик соврал, прокля́тая сука наградила его отметиной, а не бог. Да и Иная к Солу! Всех к Солу! Вставай, говорю!
— Оставь меня, полоумный…
— Дава-ай, не упирайся! Покажу кое-что, — Дирк подхватил лорда под плечи и выволок из клетки. — Тебе понравится, обещаю!
Тот и не думал сопротивляться. Сил не осталось.
— Что пристал, Дирк? Что плохого я тебе сделал? — промычал Меритас.
Что такого офицер мог показать ему? Да хоть конец света. Плевать…
Дирк неожиданно отпустил тело Мерика. Тот шваркнулся затылком об пол и непроизвольно потёр ушибленное место. Непривычно трогать ладонью лысую голову. Почти все волосы сгорели. Остались лишь неровные клочки на шее и висках, а на макушке зудела покрывшаяся коркой отметина от руки огненного бога.
— Плохого?! Да я на тебя молиться должен! Благодаря тебе я нахожусь на флагмане Евстрайского флота.
В голове у Меритаса вспыхнул пожар. Молиться?! Новой игры в бога он не допустит. Стиснув зубы, медленно поднялся и с оттягом влепил Дирку сочную пощёчину. От шлепка чуть было не заложило уши.
Офицер, кажется, ни на секунду не растерялся и рассмеялся, потирая красную отметину на бледной щеке.
— Да, мальчик мой, так держать! Но потерпи немного! Скоро у нас появится возможность выплеснуть эмоции! А сейчас я покажу тебе то, отчего моё сердце поёт! Отчего оно выпрыгивает из груди, а тепло растекается по печатям!
Меритас подняв бровь недоумевающе посмотрел на Дирка. Лицо его светилось от счастья, но взгляд ни на чём долго не останавливался. Свихнулся, что ли?
Дирк продолжал:
— Да что мы болтаем! Пошли на палубу, иначе снова запру тебя в клетке.
Меритас не ответил. Прихрамывая и потирая ладонь, он направился к выходу из трюма.
Выбравшись, Меритас огляделся. На палубе суета. А за бортом, выстроившись конусом, разномастные судна врезались в белые пенящиеся гребни волн и с громким всплеском, способным заглушить крики экипажа, прогрызали себе путь к цели. Гальюнные фигуры в форме скалящихся львов лишь дополняли хищный образ военных кораблей.
Мерзкий холодный ветер наполнял пузатые паруса и, будто кичась своей силой, заодно обдувал лысину Мерика. Хотя бы брызги не доставали до палубы исполинского корабля и то хорошо.
Лорду захотелось подняться повыше, и он тут же полез на шканцы, — возвышающуюся над остальной палубой, кормовую часть корабля.
Матросы, бросали на лорда вопросительные взгляды, разглядывая его торс, но заметив рядом с ним самодовольного Дирка тут же теряли интерес к голодранцу. Там же на корме, рядом со штурвалом стоял коренастый бородач в треуголке, — вероятно, Капитан — и Унерос, рассматривающий что-то в подзорную трубу.
Мерик, пользуясь тем, что верховный его ещё не увидел, подошёл к краю палубы, облокотился на резное ограждение и, сдерживая стук зубов, процедил: