— Это могила прадеда Матеуса по линии матери — наше место силы. Когда кому-то нужно подумать или побыть в одиночестве, он обычно приходит сюда. Но также здесь проводится ритуал определения.

— Деда, он что, будет определяться в таком возрасте? — спросил Матеус.

— Что значит ритуал определения? — перебил его Комен.

— Да, — дед кивнул Матеусу. — Ритуал очень простой. Его проходят дети по достижению десяти лет, чтобы определиться насколько они предрасположены к магии и к какому из элементов отдают предпочтение. Обычно, узнав о своих возможностях что-то новое, человек обретает свежие цели, стремление, а иногда и смысл жизни. Я бы хотел помочь как-то иначе, но боюсь, что кроме тебя самого никто не сможет погрузиться в пучину твоих воспоминаний.

— Я не знаю, что нужно делать, вдруг, я что-то испорчу? — неуверенно пролепетал альбос.

— Всё очень просто. Перед тобой миска с водой, — Гастод пододвинул миску к краю стола, поближе к Комену. Матеус встал на пенек поодаль и скрестив руки с интересом наблюдал. Наклонившись, дед поднял горсть листьев и земли, раскидал их по столу, — а это уже земля. Закрой глаза, постой, попробуй почувствовать, что находится вокруг тебя. Дай энергии, что спит внутри течь сквозь тело и голову. Сосредоточься.

Комен зажмурился. Выставив руки перед собой, он сморщил лоб и стоял так пока дед не посоветовал расслабиться.

— Я ничего не вижу, — констатировал пришелец спустя минуту.

— Потерпи. Ты должен видеть легкое свечение. Попробуй сконцентрироваться на месте, где находится вода, это проще всего. Почувствуй энергию что таится в миске с водой. Это не просто, но у тебя всё получится! — подбадривал старик.

— Ничего! Закрывая глаза, я вижу только темноту, — спустя ещё минуту сказал расстроенный Комен. — Как можно видеть с закрытыми глазами?

Старик взглянул на Матеуса, но тот лишь пожал плечами. Тогда старик подобрал с земли подсохший лист, положил его перед Коменом и потерев ладони дотронулся до листа кончиком пальца. Листок начал тлеть и загорелся. Прежде чем он потух дед с надеждой спросил ещё раз:

— Ну?! Сейчас-то видишь?

— Неа…

— Хм… На моей памяти это ни у кого не вызывало затруднений, — дед почесывал острую бородку. — Ладно, тогда продолжим. Матик, дай-ка мне гем.

— Держи! — маленький маг с радостью вложил в руку деда голубой самоцвет.

Гастод стал медленно водить драгоценным камнем перед лицом альбоса.

— Видишь голубое пятно?

— Нет.

Тогда дед тряхнул рукой и превратил один голубой камень в восемь синих.

— А теперь что-нибудь видишь?

— Ничего, — хмуро повторил Комен.

— Интересно… А мне кажется, что ты лукавишь, парень! — с усмешкой заявил старик.

— Я вам клянусь! Я не вижу ничего кроме темноты! — жалобно заныл альбос.

— Вытяни-ка руку.

Комен выставил правую руку вперед. Гастод снова тряхнул ладонью, и вложил в руку пришельца голубой гем. Старик сжал кисть Комена в кулак и придерживая его самодовольно щурился на парня.

— Теперь то ты можешь чувствовать энергию!

По руке альбоса потекло тепло, приятно покалывая и распространяясь по всему телу. Но Комен не мог сосредоточиться на удовольствии. Кисть, в которой лежал гем обжигало холодом так, что спустя несколько секунд рука почти онемела.

— Я что-то чувствую! — воскликнул парень. — Да! Холодно!

Дед ухмыльнулся, но попытавшись разжать руку Комена вдруг заметил, что она слегка посинела:

— Всё, всё, отпускай! Слышишь, парень? Не дури! — с новой силой он попытался разжать пальцы.

— Я ничего не делаю! Не могу разогнуть пальцы! Ай, холодно! — парня прошиб озноб, он рефлекторно замахал кулаком заехав Гастоду в бороду и опрокинул стол.

— Кхе, не дергайся ты! Матеус, помоги! — крикнул дед. Молодой маг подбежал к столу и вылил воду из миски на руку бедному Комену. Обволакивая кисть, вода замерзла. На руке образовался нарост изо льда и толстая сосулька.

— Грей воду, Мат, сосредоточься на её внутренней энергии!

— Я пытаюсь, но она все равно стынет! — Гастод с Матеусом обеими руками держали обросший ледышками кулак Комена и, казалось, скрипят зубами от напряжения.

— Руку не чувствую! А-а-а! — уже орал Комен.

— Терпи, парень, мы стараемся! — огрызнулся Дед.

Спустя несколько секунд совместного пыхтения Комен почувствовал в онемевшей ладони лёгкое покалывание. Лёд вдруг треснул и альбос, уставившись на пустую ладонь, обессилев осел на землю. Дед, будучи не в силах успокоиться, но не желая научить Матеуса плохому, ругался выдуманной на ходу бранью:

— Аромянский мундир! Что ты устроил?! Где гем? Ты съел его что ли? Бериллийский двурог!

Гастод осмотрел траву под ногами, но так и не нашёл куда исчез самоцвет.

— Простите, я не знаю, куда он делся! Простите пожалуйста! — жалобно процедил Комен вытирая левой рукой слезу, проступившую не то от боли физической, не то от переполняющих эмоций.

— Тьфу, — потрясённый произошедшим дед поднял с земли трость, что до ритуала опиралась на стол. Потирая место ушиба и бормоча под нос проклятия присел на камень. «Пустой…» расслышал Комен.

— Простите! Из-за меня всё идет не так, — сказал Комен сидя на траве растирая холодную мокрую ладонь.

— Деда, я такого еще никогда не видел! — Матеус выпучив глаза прыгал на одном месте.

— Верса милосердная. Такого я, признаюсь, не ожидал, — сказал Гастод игнорируя жалобный взгляд бледнолицего. — Я видел подобное, еще в юности, когда жил далеко отсюда. Видел детей, не способных пользоваться энергией. Абсолютно. Бедные и брошенные. От них отказывались родители, потому что те безостановочно поглощали энергию, разрушали энергетический баланс вокруг себя. Рядом с таким человеком жить в нашем мире невероятно тяжело. Но помимо того, что бедолаги не могли управлять энергией, у них была ещё одна особенность. Абсолютная невосприимчивость к магии.

— Невосприимчивость? — подняв бровь переспросил Матеус. Комен слушал склоня голову.

— Тут то и начинается странность. Ты, Мат, говорил, что лечил Комена. А сейчас и я убедился, что парень восприимчив, когда грел его руку изнутри, — дед встал и начал мерно шагать по поляне вокруг ивы. — А значит, Комен, ты не совсем «Пустой». Пока ты не дотронулся до гема и не стал впитывать его энергию всё было впорядке. Никаких разрушений… Не считая сгоревшего сарая.

Старик улыбнулся, глядя в след тропинке ведущей из рощи.

— Так кто же ты такой, мой мальчик?

— Обычный альбос, — Комен пожал плечами.

— Альбос… — протянул Матеус.

— Хех, интересно. А мы с Матеусом, по-твоему, кто? — с озорцой спросил дед.

— Вы — Элларийцы! — воодушевленно ответил Комен. — Мы мало о вас знаем, но вот уже лет десять существует гильдия, изучающая ваш мир, хотя мало кто верил в существование Элларии. Да и я, честно говоря, тоже не верил ведьме.

Глаза альбоса расширились и, моментально вскочив с мокрой травы, он на радостях принялся обнимать деда и мальчика.

— Я вспомнил! Сол меня разорви, ну хоть что-то вспомнил! — прыгая от счастья кричал Комен. — Мой родной город Чакр! Я жил в Ионии, внутри шара, а вы живете снаружи, всё просто!

Дед переглянулся с Матеусом следя за прыжками Комена. Мат сиял от счастья и улыбался во все неполных тридцать два зуба и обнял альбоса. Пришелец радовался частичному восстановлению памяти, а мальчик искренне радовался за друга.

— Спасибо Вам, Гастод! Ритуал и правда помог мне!

Старый рыбак повидал на своём веку тысячи разных людей и сотни чудес. Жителя Элларии тяжело было удивить магическими фокусами. Заставить задуматься — да, но изменить видение мира, к которому тот привык за долгую жизнь — практически невозможно. В его голове выстроились доводы за и против сумасшествия Комена. В пользу душевной болезни говорили слова и действия парня. Против него выступали странные обстоятельства попадания на пляж деревни и сорванный ритуал определения. Но когда Комен сказал, что прибыл из внутреннего мира чаша весов окончательно коснулась пола. Деду стало ясно — парень не болен, он врёт, и не просто врёт, а выдумывает на ходу. Такой нелепицы Гастод не слышал никогда.