Мы предположили также, что повторение текста задачи занимает определенное место и в процессе ее решения, оно играет разную роль и решает разные задачи в зависимости от этапа решения задачи.
Сначала повторение текста выступает в качестве одного из способов усвоения и закрепления текста задачи и всех данных в ее условии (способ запоминания). Затем оно выступает уже в роли одного из средств толкования и понимания задачи — ее условия и конечного вопроса (способ понимания) — и, наконец, как способ воспроизведения данных условия задачи в процессе ее решения (способ воспроизведения).
Естественно, необходимо различать продуктивное повторение текста и репродуктивное, т. е. чисто механическую его имитацию, которая в отличие от продуктивного повторения требует т очного воспроизведения текста и часто не сопровождается пониманием воспроизводимого текста. Продуктивное повторение, как правило, направлено не на точное воспроизведение текста, а на точную передачу содержания материала любыми вырабатываемыми средствами.
В других наших работах уже была показана тесная взаимосвязь повторения и понимания речи: так, оказалось, например, что у больных с афазией эти два психических процесса нарушаются по-разному в силу разных причин и их взаимосвязь также проявляется по-разному и зависит от тоники поражения мозга и формы афазии.
В экспериментальной работе, проведенной совместно с Н. М. Пылаевой, был выдвинут ряд рабочих гипотез. Мы предположили, что нарушение понимания задачи в целом, ее смысла и тех математических и логических отношений, в которых находятся данные ее условия, тесно связано с дефектами понимания (игнорирование, искажение и др.) конечного вопроса задачи, являющегося аккумулятором ее смысла. Мы предположили также, что поражение лобных областей мозга приведет к первичному нарушению понимания смысла задачи и ко вторичному дефекту ее повторения, в то время как поражение теменно-затылочных отделов мозга приведет к первичному нарушению самого процесса повторения, которое вторично может привести к нарушению полноценного понимания текста. Понимание мы рассматриваем как процесс расшифровки общего смысла, стоящего за вербальным сообщением, как процесс раскрытия связей и отношений между явлениями и предметами (объектами) объективного мира, как составную часть мышления.
И наконец, мы предположили, что при поражениях лобных систем процесс повторения будет нарушаться как продуктивная деятельность и будет замещаться либо простой имитацией, либо запоминанием с механическим воспроизведением.
С целью проверка выдвинутых нами гипотез мы провели ряд серий опытов, в которых исследовалось понимание больными функции конечного вопроса в структуре арифметической задачи, а также нарушения его понимания при локальных поражениях мозга. В других опытах мы специально исследовали роль повторения (воспроизведения) текста задачи и конечного вопроса в понимании ее содержания и смысла и в формировании целенаправленной деятельности по решению задачи, в выборе соответствующих математических операций.
Эксперимент был построен так, что при переходе от одной серии опытов к другой повышалось требование к общей и умственной активности испытуемых. От опыта к опыту специальными объективными методами повышалось внимание испытуемых к вопросу задачи, стимулировались действия больных по сравнительному анализу предъявляемых задач, выделению признаков их сходства или различия. Например, если в I серии опытов конечный вопрос не являлся предметом действий больных, то в последующих сериях опытов конечный вопрос задачи становится объектом внимания и действий больных.
Всего было проведено 4 серии опытов. В I серии исследовалась способность больных с локальными поражениями мозга к повторению текста задачи и взаимосвязь повторения задачи с ее решением. Нами был подобран ряд арифметических задач с последовательным усложнением алгоритма их решения. После предъявления задачи устно и в письменной форме от испытуемого требовалось: 1) повторить задачу; 2) ответить на вопросы экспериментатора, имеющие целью проверку степени понимания содержания задачи (что известно в задаче? что неизвестно? что нужно узнать? наметьте общую схему решения). В этой же серии изучалась и роль понимания текста задачи — фактического содержания и смысла — в процессе ее решения.
Во II серии опытов мы проследили, на что ориентируется субъект в процессе анализа задачи — на ее условие, на конечный вопрос или на взаимосвязь условия задачи с ее конечным вопросом. Для этого испытуемым предлагались простейшие арифметические задачи, в которых условие было неизменным, а конечные их вопросы варьировались. Приведем пример.
«В парке росло 45 берез, а кленов на 30 штук меньше. Сколько кленов росло в парке?» Условие то же: «Во сколько раз берез росло в парке больше, чем кленов?» Условие то же: «Сколько всего деревьев росло в парке?» и т. д.
После предъявления задач (письменно) испытуемым предлагалось повторить задачу, ответить на вопросы экспериментатора по условию и затем определить: разные это задачи или одинаковые, одна и та же это задача или нет и как они будут решаться — одинаково или различно? Поскольку именно конечный вопрос задачи придает ей смысл, то в I и II сериях мы предполагали обнаружить сохранность (или дефектность) понимания смысла задачи.
В этой серии изучался также вопрос о сохранности (несохранности) процесса сравнения в мыслительной деятельности больных.
В III серии опытов мы подошли к непосредственному изучению понимания смысла задачи больными и роли конечного вопроса. С этой целью испытуемым предлагались незаконченные задачи, т. е. больным давалось только условие, а конечный вопрос они должны были выбрать сами-из трех вариантов вопросов, предъявляемых им. Один из них — соответствующий условию задачи, другой — близкий по значению, но далекий по смыслу и третий вопрос — неадекватный условию задачи.
Приведем пример.
Условие задачи: «На выставке в первом зале было 64 картины, а во втором — в 4 раза меньше». Вопросы — адекватные: «Сколько картин было во втором зале?» или «Сколько картин было в двух залах вместе?»; близкие по значению, но далекие по смыслу: «Сколько картин было в первом зале?» или «Во сколько раз во втором зале картин было меньше, чем в первом?»; неадекватные: «Сколько картин Репина было на выставке?» или «Сколько картин продали?»
После предъявления условия задачи и вопросов к ней испытуемый должен был выбрать вопрос, соответствующий условию задачи, т. е. закончить задачу больной мог только в том случае, если он понял ее смысл.
И наконец, IV серия была направлена на исследование общей и интеллектуальной активности, целенаправленности при работе с задачей в целом и, в первую очередь, с ее конечным вопросом. Здесь проверялись также и аналитико-синтетические процессы интеллектуальной деятельности испытуемого, и процессы обобщения. Это задание исследовало также концентрацию внимания субъекта на логическом и семантическом содержании задачи. В этом опыте от больного требовалось самостоятельно найти и сформулировать конечный вопрос задачи (и возможные его варианты) к заданному условию.
Приведем примеры.
Условие простой задачи: «Одна бригада выполнила работу за 19 дней, а другая на 2 дня быстрее». Условие простой, но инвертированной задачи: «В саду росло 74 куста. После осенней посадки их стало 92». Условие усложненной задачи: «У хозяйки было 6 кг муки. Часть она израсходовала. После этого у нее осталось 2 кг». «У девочки была книга в 80 страниц. Она прочитала 27 страниц».
В эксперименте использовались 4 группы задач, которые подбирались по принципу последовательного усложнения как алгоритма их решения, так и речевой формы и смысла.
I группа — простые задачи типа: a + b = x; a — b = x; а / b = х; a * b = x; простые но инвертированные задачи типа: а — х = b; х + а = b («В коробке было 19 конфет. Часть конфет съели. Осталось 11 конфет. Сколько конфет съели?»).