Но должен был.

Машина резко тормозит, и нас выгоняют под дулом пистолета. Соленый воздух поражает мои чувства. Мы находимся прямо на краю порта контейнерных доков, рядом с мрачной и серой линией пустых складов с разбитыми окнами. Пронзительные крики чаек над нашими головами достаточно громки, чтобы заглушить любые неприятности, которые вот-вот произойдут.

— Двигайся, — говорит Томас, подталкивая меня к открытой двери ближайшего склада, в то время как другие мужчины выходят из машин позади нас. Они начинают приближаться к нам, все направляют свое оружие в мою сторону.

Моя военная подготовка помогает мне ничего не упустить — ни большой глубины воды, текущей параллельно мне, ни отсутствия камер слежения. Даже двух снайперов, размещенных на крыше соседнего склада. Еще есть три машины, припаркованные немного дальше по трассе… Расчеты составляют основу планов побега. Всего шесть машин и это означает, что, по меньшей мере, тридцать человек ждут, чтобы покончить с нами.

Зрелище, которое предстает передо мной, когда мы входим внутрь — мой худший кошмар. Ив. Полуголая, лишь в серой студенческой толстовке и подвешенная за руки к ржавой металлической балке над головой, ее черные трусики и тонкий бледный живот выставлены напоказ; живот, который я целовал и пробовал на вкус тысячу раз. Левая сторона ее лица — кровавое месиво, темные волосы слиплись от крови. Она не двигается, и ее голова наклонена вперед под углом, как у сломанного цветка. Она без сознания. Я быстро осматриваю внутреннюю сторону ее бедер в поисках крови. К моему облегчению, ее там нет. До сих пор эти животные использовали только свои кулаки, чтобы истерзать ее тело. Я знаю, что все может измениться, если я не буду сотрудничать.

— Данте… Рад, что ты смог присоединиться к нам.

Эмилио.

Зверь внутри меня издает всемогущий рев. Я не утруждаю себя тем, чтобы повернуться в его сторону. Мое внимание сосредоточено на моем будущем.

— Что, черт возьми, ты с ней сделал? — реву я, шагая к Ив, но в паре метров от нее чувствую жгучий удар по затылку. Он заставляет меня опуститься на колени.

— Только то, что было необходимо, — слышу я слова брата, когда сосредотачиваюсь на грязном бетонном полу, чтобы не дать миру померкнуть. Весь мой череп в огне. В поле моего зрения попадают дорогие черные мокасины. У Эмилио всегда был дерьмовый вкус в обуви. Я смогу вернуться к полному сознанию. Мне нужно оставаться начеку. Мне нужно придумать способ вытащить нас отсюда.

— Для чего весь этот цирк, брат? — говорю я, заставляя себя поднять взгляд, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, чувствуя прилив удовлетворения, когда вижу страх в его глазах. Моя голова разбита, руки связаны, и я стою перед ним на коленях, черт возьми, но он все еще сомневается в том, что вывел меня из строя настолько, что я не смогу разорвать его чертово горло.

Ну что ж, он тоже прав.

— Если ты хочешь моей смерти, тогда всади пулю мне в голову и покончи с этим. Отпусти Джозепа и Ив.

— И какое же в этом веселье? — смеется он, отступая от меня на шаг. В то же время пальцами я нечаянно касаюсь чего-то твердого в заднем кармане своих джинсов.

Нож Ив.

Интересно…

Не сводя глаз с Эмилио, и зная, что армия Томаса толпится за его спиной, я вытаскиваю нож из кармана и поднимаю лезвие вверх, в процессе порезав пальцы. Я останавливаюсь только тогда, когда Джозепа толкают в мою сторону и сбивают с ног.

— Бл*ть, — стонет он, тяжело приземляясь на колени.

Джозеп смотрит на меня своими серыми глазами, а затем опускает взгляд вниз. Как настоящий профессионал, он воспринимает ситуацию без какой-либо реакции. Я чувствую его солидарность. Это битва, которую мы, возможно, не выиграем, но он погибнет, сражаясь бок о бок со мной. У нас общая история длиною в семнадцать лет. Мы убиваем вместе. Мы умрем вместе. И вот так мы будем ездить на этих горках до самого конца.

— Я решил, что смерть — слишком простое решение для тебя, Данте, — объявляет Эмилио, и его тощее лицо озаряется злобой. — Вместо этого я заставлю тебя страдать.

— Заставляя мои уши кровоточить от твоего непрекращающегося нытья? — я растягиваю слова, разрезая веревки, связывающие мои запястья, стараясь едва шевелить мышцами предплечий, и позволяя пальцам и кистям принять на себя основную часть работы. Вскоре они начинают корчиться в знак протеста, но я продолжаю, несмотря ни на что. На карту поставлена жизнь моего ангела.

Эмилио ухмыляется.

— Напротив, есть другие способы уничтожить человека. Ты собираешься встать на колени прямо здесь, пока я буду устранять три вещи, которые имеют большую ценность для тебя больше всего.

— Как изобретательно, — скучающим тоном выдаю я. — Скажи, ты сам придумал этот план или это идея Томаса? Он вероломный ублюдок, но могу признать, что у него на пару мозговых клеток больше, чем у тебя.

Я получаю реакцию, на которую и надеялся, когда вижу маску ярости, опускающуюся на лицо моего брата.

— Ты в последний раз опозорил имя Сантьяго, Данте!

— Ты не можешь выбраться из канавы, придурок, — издеваюсь я, первая нить веревки разрезана. — Наш отец загнал нас прямиком в ад, а потом выгнал обоих.

— Ты намного хуже, чем он когда-либо был.

Это заставляет меня замолчать. Это правда, которую даже я отказываюсь принимать.

— Армейская жизнь действительно вскружила тебе голову, не так ли? Или твой «инстинкт убийцы» мы должны приписать исчезновению твоей дочери? Что бы это ни было, ты превратился в неуправляемую пушку с талантом к пыткам, и какое-то время я был счастлив использовать это…

— Прекрати нести чушь, Эмилио, — рычу я. — Ради чего на самом деле все это? Бизнес? Забирай его. Обсуди свои разногласия с Сандерсом. Я больше не хочу в этом участвовать.

Эмилио снова начинает смеяться.

— Сандерс будет мертв к утру, но это больше для того, чтобы избавиться от свидетелей. Ты же знаешь, как сильно я их ненавижу, — он засовывает руки в карманы, и мгновение холодно рассматривает меня. — Дело не в деньгах, Данте. Речь идет о душевном спокойствии.

Теперь моя очередь улыбаться, но это скорее гримаса ненависти.

— Ты подводишь черту подо мной, Эмилио? Это мое наказание за то, что я всадил пулю в голову нашему отцу?

Теперь я догадываюсь о его мотивах. Должно быть, это что-то личное, какая-то моя ошибка, боль, которую я причинил ему в прошлом. Тем временем вторая нить веревки выпадает сама по себе. Осталось еще три…

— Нет, эта злоба давно себя изжила. Его нужно было прикончить. Правда в том, что я устал каждый раз оглядываться через плечо в поисках тебя, Данте. Ожидание этого острого ножа, меткой пули, заминированной машины…

— Господи, ты всегда был параноиком, Эмилио, — говорю я, с отвращением качая головой. — Я был вполне счастлив, что между нами тысячи километров.

— И я поверил тебе… Пока ты не узнал правду, что, я думаю, было неизбежным.

Я делаю паузу.

— Какую правду?

— Что у меня тоже есть мерзкая привычка, Данте. Кто-то мог бы назвать это семейной чертой.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? — что-то подсказывает мне, что я вот-вот буду ошеломлен вылившейся на меня кучей темного и извращенного дерьма. Тем не менее, он, кажется, удивлен моей реакцией.

— Но ты, конечно, догадался? Та конфронтация в Колумбии убедила меня, — мгновение он внимательно рассматривает меня. — Или, возможно, нет… Это не имеет значения, ты все равно почти что мертв, — Эмилио склоняет свое изможденное лицо набок и придвигается ко мне так близко, как только осмеливается, пока я смотрю в его плоские черные сумасшедшие глаза. — Мне тоже нравится убивать людей, Данте, — заговорщически шепчет он, — но только тс-с-с… — он машет пальцем перед губами и снова отступает на безопасное расстояние.

Наступает тишина.

— Кого ты убил, Эмилио?

Скажи это, придурок. Не оставляй меня в неведении.

Он снова ухмыляется.

— Ты же не думал, что все веселье перепадет тебе, не так ли?