Боже, я такая наивная.

Этот мужчина никогда не откроется мне. Я всегда буду посторонней, даже когда оказываюсь в его постели.

— Я бы хотела вернуться к себе, — тихо объявляю.

Наступает пауза.

— Отлично. Мне все равно нужно опросить Мануэля.

— Ты имеешь в виду снова выбить из него все дерьмо за то, что он посмел подружиться с моим отцом вместо того, чтобы приставить пистолет к его голове?

Мои слова так же свирепы, как и мое настроение.

Данте громко выдыхает, прежде чем огласить Джозепу мой адрес. Я ненавижу его за это еще больше. Должен ли он запоминать каждую мелочь моей жизни?

Мы подъезжаем к тротуару как раз в тот момент, когда Анна выскальзывает из моего жилого дома, все еще одетая в свое облегающее красное платье, которое прошлой ночью было на ней.

— Тропа позора! — хихикает она, когда замечает, как я выхожу из машины, а затем резко останавливается, когда рядом со мной появляется Данте. — Хм, похоже, не у меня одной, — она выгибает брови, глядя на меня, и я знаю, что мне нужно объясниться.

— Мануэль проснулся? — спрашивает Данте, безразлично глядя на нее, когда Джозеп тоже выходит из машины. Анна бросает взгляд на высокого американца рядом с Данте, и ее брови исчезают в светлой челке.

— Вау, Иви, вот это компания у тебя собралась. Нам с тобой действительно нужно наверстать упущенное позже.

— Я была бы не против, — улыбаюсь я, делая шаг вперед, чтобы быстро обнять ее. — Ты повеселилась? — шепчу я.

— О да, — отвечает Анна, ее зеленые глаза озорно блестят. — Он определенно стоил ожидания.

— Мануэль, — на этот раз рявкает Данте, его голос прорезает наше общение. — Он уже встал?

Данте становится нетерпеливым с ней, поэтому я кладу руку ему на плечо, чтобы успокоить, и молча умоляю свою подругу ответить.

Поторопись, Анна, он не любит повторять дважды.

— Э-э, да, он встал, — говорит она, уставившись на мою руку.

Внезапно я чувствую сильную печаль. При других обстоятельствах она бы резко ответила, что-то вроде: «Не говори глупостей, он не ложился всю ночь, ха-ха». Но не сегодня. Эти опасные преступники и их зловещее присутствие утихомирили всю ее дерзость, точно так же, как Данте украл всю мою невинность. Он вернул мне мою жажду к жизни, но также дал мне неуверенность, сомнение. Страх. Теперь мир всегда будет для меня темным местом.

— Не мог бы ты хотя бы попытаться быть милым с моими друзьями? — говорю ему, когда мы вместе поднимаемся на лифте на пятый этаж. Он просто засовывает руки в карманы джинсов и свирепо смотрит на меня, его черная футболка плотно облегает его пресс и делает это прекрасное очертание очевидным для всех.

Я быстро отвожу взгляд. Я слишком зла на него, чтобы даже подумать о том, чтобы возбудиться, но вот оно снова, это настойчивое биение, отдающееся между моих бедер.

— О, ради бога, — бормочу я, складывая руки и отходя от него, но кабина лифта слишком мала, и вместо этого я врезаюсь в Джозеп. Ух ты, он еще один мужчина, сложенный из крепких мускулов.

Дверь моей маленькой двухкомнатной квартиры ведет в светлое и свежее жилое пространство с небольшой кухонькой сбоку. Мануэль не слышит, как мы входим. Босой, с обнаженной грудью, он стоит прислонившись к барной стойке, поглощая тарелку моих хлопьев так, как будто не ел месяцами.

«Счастливая Анна», — думаю я, прямо перед тем, как Данте и его отряд омрачают это место. Внезапно здесь становится переизбыток тестостерона.

— Оденься, — рычит Данте, и Мануэль практически роняет миску от испуга. Он чертыхается и, извиняясь перед своим боссом, ныряет в свободную спальню.

— Перестань разбрасываться своей желчью! — яростно говорю я, но он просто игнорирует меня и вместо этого поворачивается, чтобы поговорить с Джозепом. В нем снова эта нервирующая неподвижность, похожая на зловещее тиканье бомбы перед тем, как она взорвется.

— Уведи этого сукина сына отсюда, — слышу я его слова.

Джозеп кивает и направляется в спальню.

Я больше не могу находиться в одной комнате с Данте. Он сводит меня с ума. Схватив миску из шкафчика, я высыпаю в нее слишком много хлопьев, прежде чем проскочить мимо него в свою спальню, хлопнув за собой дверью.

Сажусь на край кровати, чтобы покушать, но на вкус это как картон без молока. Я ни за что не вернусь туда снова, поэтому ставлю миску на тумбочку и вместо этого сворачиваюсь калачиком под своим серебристым одеялом. При этом я замечаю коллекцию старых фотографий, приклеенных к пробковой доске напротив. Мы с Анной смеемся, пьем. Веселимся. Наши первые годы учебы в колледже до того, как жизнь стала слишком сложной. Я содрогаюсь при мысли о том, как долго я жила в облаке блаженного неведения до того, как появился Данте Сантьяго.

Проходит несколько минут, а затем я слышу, как хлопает входная дверь. Мгновение спустя за дверью моей комнаты слышится движение. Ручка поворачивается. Данте не утруждается постучать — просто входит, будто он хозяин этого места, и останавливается у изножья моей кровати, свирепо глядя на меня сверху вниз.

— Тебе плохо?

— Меня тошнит от тебя, — бормочу я, отказываясь смотреть на него.

Через некоторое время он появляется в поле моего зрения, чтобы поближе взглянуть на доску, на которую я смотрю. Не могу остановить себя и немного перемещаю взгляд при виде его великолепной упругой задницы. Почему этот дьявол должен выглядеть как бог?

— В каком университете ты училась? — бормочет он.

— Ты это уже знаешь. Ты знаешь обо мне все, так почему бы нам не превратить этот вопрос в риторический?

Наступает пауза.

— Северо-Западный.

— Ты серьезно?

— Я был умным ребенком, — пожимает он плечами.

— Жаль, что это не передалось во взрослую жизнь.

Данте не отвечает. Как будто он даже не слышал меня. Не хочу, чтобы сегодня меня беспокоили его интеллектуальные игры. Я просто хочу спать.

— Данте, послушай…

— Я облажался, — внезапно говорит он. — Я должен был дать тебе гарантии насчет твоего отца.

Я в шоке.

— Думала, ты не…

— Я и не слушаю приказы, но, похоже, мисс Миллер, вы снова задели мою совесть, — теперь в его голосе появилась резкость. Он извинился и хочет двигаться дальше.

— Я думала, у таких мужчин, как ты, нет чувства вины?

— Его нет, — он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и я вижу краткую вспышку бури внутри него, прежде чем он отключает ее в два раза быстрее. — Я — единственное исключение из правила.

Он прислоняется к краю моего стола и скрещивает руки перед собой. Как будто готовится к следующему навязчивому удару.

— Ты ранишь меня больше своей ложью, чем своим молчанием, Данте, — тихо говорю я.

Он хмурится.

— Я никогда не лгал тебе, Ив.

Я вылезаю из-под своего безопасного места — одеяла и прислоняюсь спиной к спинке кровати, подтягивая колени к груди и обхватывая их руками. На мне все еще его белая футболка, и она облегает мое стройное тело.

— А как насчет того, когда мой отец спросил, есть ли у тебя дети?

— Я не лгал, — повторяет он, пристально глядя на меня, его темные глаза прожигают дыру на моем лице. — У меня действительно была дочь, но она пропала без вести и считается мертвой, уже почти пятнадцать лет.

О, мой Бог.

— Почему ты мне не сказал? — шепчу я. Я даже представить себе не могу, какой это ужас — так долго жить с такой неопределенностью.

Данте снова пожимает плечами.

— Тут особо нечего рассказывать. Она заплатила цену за то, что я был ее отцом.

— Мне так жаль.

— Не стоит, — резко говорит Данте. — Я не говорил тебе, чтобы добиться расположения. Это не какая-то удобная карта, которую я вытаскиваю всякий раз, когда мне нужно втереться к тебе в доверие. Через несколько часов я улетаю из страны на другой континент и не знаю, когда вернусь. Я пытаюсь быть настолько честным, насколько могу, чтобы ты каждую ночь, ложась спать, не презирала себя за то, что скучаешь по такому монстру.

Мне требуется мгновение, чтобы переварить его слова, и еще одно, чтобы заметить лукавый блеск в его глазах.