— Разве ты не собираешься посмотреть на меня, мой ангел? — бормочет Данте. — Разве ты не собираешься дать мне возможность полюбоваться своим божественным лицом?

Я медленно поворачиваюсь на его резкий вдох.

— Вот он, — выдыхает он, приподнимая мой подбородок, чтобы миллион раз пронзить меня своими неумолимыми темными глазами. — Свет всех моих злодеяний и грехов.

В его голосе слышится нотка насмешки, но в то же время в нем есть доля правды. Как будто он наслаждается нашим неравенством сегодня вечером, и дрожь беспокойства пробегает по мне.

Мои воспоминания не воздали ему должное. Он гораздо красивее, чем я помнила. Синяки исчезли, а на лбу, где раньше был красный рубец, остался исчезающий шрам. На нем черный костюм-тройка и накрахмаленная белая рубашка с ослабленным серебристо-серым галстуком и расстегнутой верхней пуговицей. Я не могу оторвать глаз от его широких плеч и талии, от длинных, мускулистых бедер… никогда не видела его одетым во что-либо, кроме джинсов или армейской формы, но, боже мой, этот человек был рожден, чтобы носить костюмы. От него пахнет свежестью и чистотой, будто он недавно принял душ, а также я чувствую другой аромат, который остался на его коже. Его я не могу припомнить. Наблюдаю, как Данте опускает взгляд на мой наряд.

— Пошли, — рявкает он, его настроение портится, когда он берет меня за руку и ведет к выходу. — Давай найдем более укромное место, хорошо?

Он привлекает к себе все внимание, когда мы вместе покидаем клуб, что только еще больше подчеркивает наше несоответствие. Он высок и элегантен, его походка сквозит неотразимой гордостью и собственничеством. Он король в этом мире, а я всего лишь пешка. Он направляет меня к работающему на холостом ходу внедорожнику с затемненными стеклами, и я сразу узнаю его.

— Это же…

— Да.

Это та же машина, что и в ту ночь, когда мы впервые встретились. В ту самую ночь, когда он похитил меня, навечно привязал тело к своему, а потом ушел. Я вспоминаю свой страх, когда он силой усадил меня на заднее сиденье, как пальцами нащупал мою шею, первые приступы похоти, когда он навис надо мной, большой и угрожающий… Он открывает дверь. На этот раз я сажусь добровольно.

— И снова здравствуйте, мисс Миллер, — бормочет Джозеп с водительского сиденья.

— Меньше разговоров, займись вождением, — огрызается Данте, садясь рядом со мной. — Я говорил с Сандерсом. Сделка заключена.

Какая сделка?

Я знаю, что лучше не спрашивать. У него снова тот первобытный вид «готов убивать», который посылает предупреждающие сигналы во всех направлениях. Повернувшись, Данте пристально смотрит на меня, когда я слегка отодвигаюсь от него, но он не предпринимает попыток притащить меня назад. После шести недель разлуки я отчаянно хочу ощутить его темноту и весь экстаз, который он приносит моему телу, но я слишком напугана, чтобы начать что-либо прямо сейчас. О чем бы он ни размышлял, это толкает его за пределы его контроля. Если я пошевелюсь, чтобы прикоснуться к нему, я знаю, что он причинит мне боль.

Машина отъезжает от тротуара. Сейчас Данте смотрит в окно, облокотившись о дверцу, зажав подбородок указательным и большим пальцами. Мышцы на его челюсти сильно напрягаются, а на коленях лежит сжатый кулак.

Что происходит?

Между нами сохраняется напряженная тишина, нарушаемая только жужжанием двигателя и взмахами дворников по лобовому стеклу, когда легкий летний ливень покрывает его каплями. В конце концов мы подъезжаем к закрытому особняку прямо на набережной. Когда мы выходим из машины, Данте кладет руку мне на спину и практически толкает меня вверх по ступенькам в дом. Вокруг дома стоит по меньшей мере двадцать вооруженных людей, и Джозеп, как всегда, следует за нами в молчаливом, смертельном преследовании. Он отстает от нас, как только мы оказываемся внутри, и исчезает в открытой двери слева от меня.

— Иди наверх, — рычит Данте, едва глядя на меня.

Я стою, дрожа, в его вестибюле. Скудная мебель и пустые стены немного напоминают его нынешнее настроение. Ничто в этом доме не предлагает своего тепла. Смотрю, как он проходит через арку в соседнюю гостиную.

— Я не буду просить дважды, Ив, — его угроза выплывает из-за другой его унылой белой стены.

— А я не собираюсь выполнять каждую твою команду, — огрызаюсь, врываясь в комнату вслед за ним.

Мебели здесь практически нет. Лишь коричневый кожаный диван, мини-бар и больше ничего. Мой голос эхом разносится по огромному пустому пространству, звуча все слабее и хрупче с каждым проходящим эхом.

Данте поворачивается ко мне лицом, и я мгновенно сожалею о своей вспышке. Его темные глаза совершенно лишены эмоций. Я не должна провоцировать его, когда он в таком состоянии, я точно знаю, на что он способен.

— Если ты настаиваешь на том, чтобы носить такие наряды, Ив, тогда я буду относиться к тебе с таким уважением, которого ты в нем заслуживаешь.

Я замираю на своих высоченных шпильках.

— Да как ты смеешь! — визжу я. — Мы сейчас не в твоей крепости, Данте. Ты больше не можешь наряжать меня в красивые белые одежки, как свою ангельскую куклу для траха.

Свирепо глядя на меня, он пересекает комнату к мини-бару и наливает себе очень большой стакан.

— Ты будешь делаешь все, что я тебе, бл*ть, скажу, — говорит он, осушая свой стакан и ставя его обратно на столик. — И с каких пор, черт возьми, ты снова начала употреблять алкоголь?

— Это не твое дело! Пошел ты со своим контролем!

Данте подходит ко мне, темный, опасный и ужасающе гипнотический.

— Снимай.

Я в шоке смотрю на него.

— Сними это гребаное платье, Ив, или, да поможет мне бог, я сорву его с твоего тела.

Его слова, как жидкий огонь, проникают в мою душу. Я отшатываюсь от него, чтобы он не мог видеть мою неприкрытую похоть, чтобы не мог использовать и наслаждаться тем, что он делает со мной.

— Сначала извинись, — выдыхаю я, пытаясь успокоиться.

Отвратительные образы продолжают вторгаться в мой разум. Я хочу, чтобы каждый восхитительный сантиметр его был на мне и во мне.

Он быстро преодолевает разделявшие нас два метра.

— Я никогда ни перед кем не извиняюсь, мой ангел, ты же знаешь.

— Ты сделал это в Африке. Сделай это снова сейчас, или я ухожу прямо из этого особняка и не вернусь.

Он останавливается и смотрит на меня так, будто до конца не может поверить, что у меня хватает наглости так с ним разговаривать.

— Не делай свое наказание еще хуже, чем оно уже есть. Ив…

Другие женщины пришли бы в ужас от такой угрозы, но я не такая, как другие женщины.

— О, я рассчитываю на это, — шепчу я, с мрачным восторгом наблюдая, как он опускает взгляд, чтобы поглотить меня целиком. Мое неповиновение делает с этим человеком то, чего не может никто другой.

— Хорошо, тогда я извиняюсь, — мягко говорит он, делая еще один шаг ко мне, его темные глаза держат меня в плену. — Я прошу прощения за то, что унизил тебя. Я прошу прощения за то, что оставил тебя на шесть недель без своего твердого члена, который способен удовлетворить тебя. Приношу извинения за то, что оставил твою нежную кожу и сногсшибательные сиськи без прикосновений. Извини за то, что оставил тебя без своей спермы между ног… — он останавливается прямо передо мной и неторопливо проводит пальцем по моей руке, пока я пытаюсь не отпрянуть. — Но больше всего я прошу прощения за то, что собираюсь наклонить тебя над этим диваном и жестко трахать, пока ты не закричишь.

Затем Данте бросается на меня, и наши рты сталкиваются во взаимном раздражении. Он хватает меня за волосы сзади, пальцами болезненно запутываясь в моих потемневших прядях, пока умело трахает меня языком, его вкус уникальный и мощный. Я хватаюсь за его толстый бицепс, чтобы не упасть, и беспомощно стону ему в рот. Ни один мужчина в мире не целуется так, как Данте Сантьяго. С помощью какого-то злого колдовства он может воздействовать на каждую часть моего тела одним прикосновением этих талантливых губ.