Приняв душ, я быстро одеваюсь, прежде чем спуститься вниз. София явно отсутствовала дома вчера большую часть дня, и я все еще хочу поговорить с ней о Валентине.

Я нахожу ее на кухне, готовящей запеканку. Стою в дверном проеме и мгновение за ней наблюдаю, не уверенная, как объявить о своем присутствии. Она стоит, сосредоточенно склонив голову, но я вижу, что ее лицо заплакано. Ее глаза красные и ее милое, круглое лицо смертельно бледное, но все равно умудряется улыбнуться мне, когда поднимает глаза и замечает меня.

— Хотите завтрак, сеньорита?

— Тост было бы неплохо, — говорю я, возвращая ей теплоту. — И пожалуйста, зовите меня Ив.

Она занята моей просьбой, доставая масло из холодильника и раскладывая спереды передо мной на кухонный стол. У всех них американские этикетки и все мои любимые — клубничное варенье, сливочное арахисовое масло, сыр «Филадельфия»…

— Они были куплены для меня? — шокировано спрашиваю я.

— Сеньор Данте заказал их четыре дня назад, вместе с вашей новой одеждой и туалетными принадлежностями.

Зачем он это сделал?

И зачем ему защищать моих родителей?

Он снова застал меня врасплох. Данте изменил правила. Это все так легко для него, он знает обо мне все, а я о нем — ничего. Эта несправедливость ― то, с чем мне придется научиться жить. Он довольствуется тем, что дает мне свое тело, подарки и почти ничего больше, но прямо сейчас я возьму то, что могу получить, особенно команду из пяти мужчин, охраняющих мою семью двадцать четыре на семь.

— София..?

Она оборачивается, и на ее лице застывает улыбка. Она очень хорошо знает, что я собираюсь у нее спросить.

— Валентина сделала плохую вещь, — серьезно говорит она, качая своей головой. — Вам больше не нужно о ней беспокоиться.

— Она в порядке? Данте причинил ей боль?

— Она получила то, что заслужила, теперь я это понимаю. Сеньор Данте — хороший человек, — добавляет она, ее лицо снова неожиданно смягчается. — Он просто пытается защитить вас.

Хороший человек? Она серьезно? В моем мире «хорошие люди» не мучают женщин.

— Я не знала… мне не следовало говорить… — беспомощно замолкаю.

— Это не ваша вина, сеньорита, и я больше не хочу говорить об этом.

Я наблюдаю, как она кладет на тарелку два обжигающе-горячих тоста, а затем нарезает яблоко, чтобы подать вместе с ними. В ее манерах присутствует нечто такое милое и старомодное есть. А еще, она очень красивая…

— София, вы с Данте когда-нибудь..?

София взрывается смехом, ее милое лицо искажено от неверия.

— О, милостивый Боже, нет! Как вы могли такое подумать?

— Он часто приводит сюда женщин?

— Нет, сеньорита, — говорит она, подавляя улыбку. — Вы первая.

Полагаю, это уже что-то. Или я просто его первая вылазка на похищение.

— Вы уже давно на него работаете?

— Четыре года, — гордо объявляет она.

— Вас не волнует то, что он…

— А это волнует вас? — перебивает она меня, защищаясь.

Не комфортная тишина появляется между нами.

— Извините, сеньорита, это было неуместно. Пожалуйста, примите мои извинения.

— Не нужно, — мягко говорю я, отмахиваясь. — Я не имела права задавать вам этот вопрос.

Наблюдаю, как она во второй раз передвигает ломтики яблока по тарелке. Мое присутствие заставляет ее нервничать.

— А откуда вы родом?

— Картахена.

— В Колумбии?

Она кивает и начинает вытирать поверхность кухонного островка тряпкой, трижды проходясь по одному и тому же участку. Неприятная мысль всплывает у меня в голове, но я быстро ее подавляю.

— Вы знали его прежде, чем вы приехали работать сюда?

— Наслаждайтесь своим завтраком, сеньорита, — говорит она, снова обрывая меня и подавая мне тарелку.

Я с сожалением смотрю на нее. Надеюсь, я не расстроила ее. Знаю, что временами могу быть немного настойчивой.

Открыв банку арахисового масла, я начинаю намазывать каждый тост толстым сочащимся слоем. Оно пахнет так богато и вкусно, словно ленивое воскресное утро, когда я бездельничаю в своей квартире… меня захлестывает волна тоски по дому, и я с лязгом роняю нож.

— Вскоре вы снова увидите Америку, сеньорита, — нежно говорит София, протягивая мне чистый.

Я беру его, но не отвечаю. Прямо сейчас я не хочу разговаривать про дом. Это слишком больно.

— Вы вините меня? — быстро выпаливаю я. — Что втянула Валентину в неприятности?

— Нет, сеньорита, — она протягивает руку и сжимает ею мою. — Валентина знала, что делала. Она приняла плохое решение. Сеньор Данте хорошо к нам относится. Для него очень важна верность.

Ее нежная улыбка такая искренняя, что на мгновение я почти верю, что Данте не дьявол во плоти.

— Могу я попросить вас об одолжении, София? — говорю я, вспомнив о своей вчерашней идее. — Вы можете научить меня паре слов на испанском?

— Конечно! Если сеньор Данте одобрит…

— Вам нужно спрашивать его разрешения? — внезапно мой энтузиазм сдувается.

— Да, по отношению ко всему. Просто так и должно быть.

— Но…

— Я подам обед в полдень.

Сообщение предельно ясное. Больше вопросов не приветствуется. Я сжимаю зубы и смотрю вниз на свою тарелку.

— Вы не против, если я позавтракаю снаружи?

— Вовсе нет. Сеньор Данте предоставил вам доступ во все помещения своего дома, кроме сектора шесть.

— Вы имеете в виду склады? — спрашиваю, откусывая яблоко.

София кивает.

— Буду держаться как можно дальше от них, обещаю.

— У вас нет выбора, это место патрулируют более двухсот охранников, — говорит она, понизив голос до заговорщического шепота. — Никто не может войти туда без его разрешения.

— Буду иметь это в виду, — вздыхаю я, направляясь к двери.

Я решаю позавтракать на пляже. Несмотря на то, люди с ружьем расположились на равном расстоянии от меня, они начали сливаться с окружающим пейзажем. Как будто я начала быть менее восприимчивой к их смертельному присутствию.

Закрыв глаза, я начисто облизываю свои пальцы от остатков арахисового масла. Если отключить свои мысли, я словно могу снова оказаться на Саут-Бич, в Майами.

Почти.

Сбросив сандалии, я впиваюсь пальцами ног в теплый песок и смотрю, как мимо пробегает белый рак-отшельник, наполовину спрятавшийся в своей раковине. Хотела бы я иметь такую маскировку. В этом проклятом комплексе я ничего не могу делать без разрешения Данте.

Доев тост, я решаю пройтись по краю прилива до самих каменных бассейнов в дальней точке. Отсюда, я наконец-то могу увидеть масштаб этого места. Оно намного больше, чем я думала. Километры и километры красивого побережья растянувшегося далеко вдаль и никакой надежды на спасение. Возможно, самый лучший способ сохранить здесь свое здравомыслие — подойти к этому как к тайному заданию. У меня нет с собой моих блокнотов, но есть хорошая память. С этого момента мои глаза не упустят ничего.

По пути назад в дом, я прохожу кругом, мимо шестого сектора. Не могу с собой ничего поделать. Когда мне не позволено зайти в какое-то место, я испытываю естественное желание пойти проверить его. Здесь живут мужчины Данте? Здесь их тренируют, как быть убийцей для картелей вроде Сантьяго?

Казармы состоят из восьми больших строений, но я могу посчитать их гофрированные крыши, потому что двухметровый защитный забор с колючей проволокой закрывает мне обзор. Мужчины, стоящие на башнях безопасности быстро кивают мне, но ни на секунду не отрывают рук от своих пистолетов. У целого района такая мрачная, регламентированная энергетика, которая кажется такой неуместной рядом с потрясающей элегантностью его особняка.

Следуя по дорожке мимо казарм, я продолжаю идти, пока не оказываюсь на другой стороне стойла для лошадей, которое нашла вчера. Серый жеребец поднимает свою голову, когда я подхожу ближе. Я держу последний кусочек яблока, протянув ему, и он неторопливо движется в мою сторону, прежде чем уткнуться своим бархатным ртом в мою ладонь и шумно жует. Провожу рукой по его шее, взъерошивая гриву.