Он так близко ко мне прямо сейчас. Я могу чувствовать исходящую от его тела необузданную мощь, а его насыщенный аромат будоражит мои чувства. Я вижу, как он опускает взгляд, глядя на очертания моих сосков, которые идеально видно сквозь тонкий материал платья. Он прекрасно знает, как влияет на меня и наслаждается этим.

— Откуда ты? — задыхаясь, спрашиваю, меняя тему. — Из какой страны?

Он хмурит лоб.

— Я расскажу тебе за ужином.

— Я не хочу ужинать с тобой.

— А я говорю, что у тебя нет выбора, mi alma. Неужели мне нужно снова тебя трахнуть, пока ты не начнешь подчиняться? Тебе нужно напоминание, как ты склонна выполнять все мои прихоти?

Я прерывисто вдыхаю. Его слова подобны зажженной спичке для моей похоти. Я все еще ощущаю дискомфорт после прошлой ночи, но эта пылающая нужда почувствовать его внутри себя превосходит все.

— Пошел ты, — я выдаю, но мой голос такой же слабый и запыхавшийся, как и моя решимость, которая быстро исчезает.

Он насмехается надо мной.

— Не говори мне таких заманчивых слов. Ты представления не имеешь, с каким бы удовольствием я приподнял это платье вверх, чтобы посмотреть, как плотно твое новое белье облегает твои изгибы. Ты уже мокрая? Могу поспорить на миллион долларов, что так и есть. Такая белоснежная, такая ангельская… Прямо как я и просил. У моей горничной изысканный вкус, ты так не думаешь?

Мои глаза расширяются от шока. Ни один мужчина не разговаривал со мной так прежде. Хотя, он прав. Моя сердцевина пульсирует для него сейчас даже сильнее, чем когда-либо. Он протягивает руку и медленно проводит пальцем линию от моей щеки прямо к ключице, затем ниже, к левой груди, прежде чем обхватить и размять нежную ткань, слегка проводя большим пальцем по моему возбужденному соску, заставляя меня вздрогнуть.

Наклонив голову, он оставляет поцелуй на моем виске, снова запугивая меня своей мужественностью. Другой рукой он подхватывает подол моего платья и поднимает его вверх, прежде чем, дразня, скользнуть пальцем по передней части моих трусиков. Я опускаю свою руку к его, чтобы остановить, но мои усилия, в лучшем случае, нерешительные.

— Как я и думал, — бормочет он, своей ногой раздвигая мои. — Ты промокла для меня, мой ангел. Я мог бы взять тебя прямо сейчас, просто скользнуть в тебя.

Лишь чтобы доказать свои слова, он оттягивает материал трупиков в сторону и проталкивает палец в мое влагалище. Я наклоняю голову вперед, на его твердое плечо, когда он вытаскивает палец и затем снова вводит его. Один палец сменяется двумя. Мои стоны заглушены мягкой тканью его футболки, когда мои внутренние мышцы начинают беспомощно сжимать его.

— Тебе нравится, мой ангел? — бормочет он.

— Да, — выдыхаю я, желая большего, — не останавливайся.

Он мягко смеется.

— Как пожелаешь.

Моя хватка на его руке ослабевает, когда он двигает пальцами в медленном устойчивом ритме, большим пальцем он время от времени задевает клитор, вызывая сердце-останавливающие ощущения внизу моего живота. Я чувствую его вторую руку на своем затылке, которой он прижимает мое лице крепче к своему телу, когда лбом прижимается к моей голове. Я хочу схватить его и притянуть еще ближе, разорвать ширинку на его брюках и позволить ему войти в меня, но какая-то маленькая часть меня все еще отказывается подчиниться этому человеку. Если я хочу узнать больше об убийце своего брата, то не могу позволить ему полностью завладеть собой.

В комнате слышно только мое громкое дыхание, когда он продолжает трахать меня пальцами. Я так близко прямо сейчас… В любой момент он мог бы заставить меня взорваться. Словно почувствовав это, он прижимает твердую горячую ладонь к моему клитору.

— Кончи для меня, — грубо командует он, и я подчиняюсь.

Вскрикиваю, когда мои внутренние мышцы сжимаются вокруг его пальцев, и сжимаю его руку, неподвижно удерживая ее и углубляя ощущения, пока все мое тело поглощено бушующим диким огнем внутри. Лбом я все еще крепко прижимаюсь к его груди, когда одинокая слеза скатывается по моей щеке. Я напугана способностью этого мужчины выворачивать мои эмоции наружу, заставлять меня отбросить все доводы разума и сомнения в секунду, когда его кожа касается моей.

— А теперь насчет ужина, — мурлычет он, нежно лаская своим горячим дыханием мочку моего уха.

— Я еще ни на что не согласилась, — вяло отвечаю я.

Он ухмыляется и, схватив меня за предплечья, толкает на кровать, после чего тянется к своему ремню.

— Тогда, мой ангел, мне придется приложить больше усилий, чтобы убедить тебя.

Он удерживает меня в кровати часами, но чем больше наслаждения он мне дарит, тем больше я учусь ненавидеть свое тело. Оно продолжает предавать меня самым ужасным образом и кричать в экстазе каждый раз, когда мужчина касается меня свои руки. Моя похоть и ненависть так тесно переплелись. Все границы размыты. Внутри него есть родник тьмы, который и притягивает, и отталкивает меня одновременно.

Я не могу надеяться, что у меня появится какая-нибудь перспектива, пока он будет диктовать и доминировать над каждой частью моей жизни. Я никак не могу повлиять на то, что происходит со мной здесь, на этой территории, начиная от выбора одежды до еды, которую мне разрешено есть. Единственное, что я могу держать при себе, — мои мысли и сердце, но, похоже, он одержим желанием завладеть и ими.

Сейчас он спит. Его грудь плотно прижата к моей спине, и одна рука небрежно перекинута через мою талию, удерживая меня близко к его твердому телу. Я лежу неподвижно в его объятиях, но мой разум словно участвует в бешенной гонке. Я не свожу взгляда с двери спальни. Он закрыл ее ранее, прежде чем снял с себя последний предмет одежды, но так и не запер ее. Либо это беспечный шаг с его стороны, либо от него действительно невозможно убежать, но прямо сейчас я чувствую себя достаточно безрассудной, чтобы выяснить это. Несколько минут — все, что мне нужно… всего лишь короткая передышка от своей тюремной клетки, чтобы обострить чувства и укрепить решимость.

Мое дыхание превращается в рванные вдохи от мысли, что он сделает со мной, когда узнает об этом. Его ярость будет ужасной. И все же я должна попробовать. Я должна уделить себе хоть несколько минут, чтобы сохранить рассудок.

С сердцем, бешено колотящимся о грудную клетку, я медленно высвобождаюсь из его объятий, убираю руку и боком выскальзываю из кровати. Он стонет и переворачивается на живот. Я прирастаю к полу, неподвижно стою и пристально на него смотрю, временно завороженная его красотой, пока он спит, и напуганная его огромным, длинным и широким телом, растянувшимся на матрасе. Высеченные черты лица смягчились из-за сна. На нем больше нет жестокости, только спокойствие. Прядь черных волос упала ему на лицо, а оливковая кожа туго натянута на его крепких предплечьях и бицепсах. Этот мужчина мог бы сломать меня пополам, если бы хотел, и эта мысль посылает неприятную дрожь по моему позвоночнику. Он намного старше меня, но в его волосах, этих шелковых волнах, нет седины. И все же морщины на его лбу говорят о трудностях и борьбе, которые он пережил, чтобы добраться до этой спальни со мной.

Я быстро и тихо одеваюсь, напяливая платье через голову и хватая трусики с пола. Он ворчит снова, и я застываю. В любую минуту он откроет глаза и ослепит меня своей темнотой, и несмотря ни на что, благодаря чуду, они остаются закрытыми.

Выскользнув из комнаты, я оказываюсь в широком коридоре, наполненном дверьми и изогнутой лестницей в одном конце. Я за раз переступаю две, иногда три ступеньки, но, кажется, будто спускаюсь целую вечность. Все в этом доме чересчур огромное, и ощущается старый колониальный стиль от полированного деревянного пола до абсолютно белых стен. Как и в его спальне, на стенах у лестницы нет подвешенных ни картин, ни фотографий, только еще больше той самой темной мебели. Единственное движение исходит от белых муслиновых штор на окне, когда дует нежный полуденный бриз, превращая материал в бесформенные формы.