Я замолк, ожидая реакции Лисицыной на свои слова. Девчонка отвечать не спешила — задумалась, глядя вперед, в лобовое стекло, за которым приветливо светились желтые огоньки чьих-то квартир.

— Ладно. Давайте не будем об этом, — прозвучал в темноте салона негромкий женский голос. — Спасибо, что поделились со мной этим, Александр. Я учту и приложу все усилия, чтобы больше вас так не нервировать. Едем?

— Едем. — Я ощутил разочарование. Мне хотелось, чтобы Полина прониклась этой историей и моими чувствами, чтобы поняла, что она для меня больше, чем ученица или студентка. А она почему-то отстранилась, закрылась. Вон, даже на «вы» снова перешла.

На душе стало пусто. Настроение, пару минут назад романтическое, сменилось усталостью. В голову снова полезли мысли о том, что я слишком стар и уродлив, чтобы на что-то надеяться.

Мы ехали по городу. Полина неплохо справлялась сама: вовремя перестраивалась, притормаживала перед мигающими желтым светофорами, пропускала прохожих на нерегулируемых перекрестках. Я почти не вмешивался, невольно радуясь, что моя ученица всего за месяц с небольшим освоилась с управлением настолько, что уже почти не задумывается, какую включить передачу и когда нажать на тормоза.

Как выяснилось, радовался рано. Мы шли по правой крайней полосе, еще правее, сразу от обочины, начинался довольно крутой спуск в низину. Впереди показался съезд в эту низину. По взгорку, преодолевая крутизну, ползла небольшая легковушка. Вот она взобралась наверх и капотом и передними колесами заняла часть нашей полосы.

Полина, словно не замечая этот автомобиль, продолжала пилить вперед, даже не пытаясь свернуть. До столкновения оставались считанные метры.

Водитель легковушки не выдержал — дал задний ход и задом покатился вниз с пригорка, а я невольно схватился за руль и слегка повернул его влево:

— Ты зачем заставила человека назад сдать? У тебя же слева свободно, могла перестроиться! — заворчал на ученицу, выпрямляя ход джипа. — Некрасиво так поступать!

— Мне казалось, я его не задену… — призналось мое персональное горе. Горе во всех смыслах.

— Казалось ей! Впрочем, наверное, это моя вина: ты к габаритам Вранглера не привыкла, — проворчал я, и только в этот момент понял, что продолжаю удерживать руль правой рукой — это ж надо было так извернуться!

Моя левая рука тем временем держалась за рычаг переключения передач. Точнее, за кулачок девчонки, сжимающей этот самый рычаг. А мой нос, когда я повернул голову, чтобы взглянуть на Полину, почти уперся туда, куда давно мечтал — в грудь ученицы. Вот это поза! Я затрепетал ноздрями, жадно втягивая в себя теплый чуть сладкий аромат ее парфюма.

Чувствуя, что еще немного — и просто вопьюсь губами в упругую плоть, заставил себя отодвинуться, выпрямиться. Откинулся на спинку своего сидения, вцепился пальцами в свои ноги чуть выше колен и невольно простонал — коротко, едва слышно.

Но Полина расслышала, забеспокоилась:

— Что? Нога? Вам плохо? Может, остановимся? Или давайте отвезем вас домой, а я потом на такси доберусь?

— Ничего не случилось, — остановил я поток ненужной заботы. Ох, Лисицына… Совсем другое у меня болит. — Едем дальше, как планировали.

— Как скажете. — Девчонка снова надулась. Ну вот, сам оттолкнул… Не дурак ли?

Когда Лисицына свернула под знакомую арку, я обнаружил, что двор ее дома, как это часто бывает поздним вечером, под завязку забит припаркованными автомобилями. Полина подъехала к своему подъезду и, не пытаясь куда-либо воткнуть мой Вранглер, встала прямо посреди дороги.

Я вышел из машины, невольно отыскал взглядом знакомые окна.

— Тебя кто-то ждет, — кивнул на них ученице, которая тоже успела выбраться из-за руля и встала рядом.

Она подняла голову, глянула туда же, куда и я.

— Да, брат сегодня не на смене, — сказала, как о чем-то само собой разумеющемся.

— Так ты с братом живешь? — моя грудная клетка вдруг расширилась и наполнилась кислородом так, что аж голова закружилась. Я сделал пару шагов назад и привалился спиной к теплому боку своего Рубикона. — А я думал… — стоп! Вот это было явно лишнее. Но слово — не воробей.

— Что вы думали, Александр Аркадьевич? — Нахмурилась Лисицына.

— Что у тебя есть бойфренд.

— Наличие брата не исключает существования бойфренда, Александр Аркадьевич. — Хмыкнула эта… эта заноза. — Спасибо, что подвезли и доброй ночи.

— Стой! — я, сам не зная зачем, дернулся следом. Просто не готов был отпустить ее вот так, на этой неловкой ноте. — Давай сразу решим, когда в следующий раз придешь. — Я оттолкнулся спиной от надежной опоры, подошел, стал совсем рядом с девчонкой.

Как же мне хотелось схватить ее, заключить в объятия, сжать чуть угловатые плечи и пить, пить ее дыхание, сминать насмешливо изогнутые губы, пока из ее взгляда не исчезнет вот эта холодность, пока в серых глазах не появится сладкая истома…

— Хорошо, давайте. У меня вроде во вторник вечер свободен. — Я очнулся от этих слов. Перестал пялиться на губы Полины.

— Да, я помню твой график на июнь. Сможешь во вторник пораньше приехать? К пяти, а не к шести?

— Смогу.

— Тогда жду тебя, Полина.

— Так я пошла?

— Иди. — Произнес я то, что был должен. «Не уходи!» — проорал мысленно.

Она словно услышала — задержалась чуть дольше, чем нужно, поискала что-то в моем лице, качнула головой, будто в недоумении. Вздохнула. Отвернулась, сделала пару шагов и скрылась за железной дверью подъезда.

Я рассталась с Казанцевым у подъезда своего дома. Привычно подсвечивая мобильным, побежала вверх по ступенькам, выполняя суточную норму по сжиганию калорий и даже радуясь этой нагрузке, которая помогла скинуть напряжение, возникшее после общения с инструктором.

Дома меня ждал все еще теплый ужин и ворчливое приветствие Стаса, который этот самый ужин и приготовил:

— Ну, и где тебя носит, сеструхин? Через Москву домой ехала?

— Почти, — я скинула обувь, чмокнула брата в чуть колючую к вечеру щеку и пошла мыть руки. — Меня Александр Аркадьевич привез, точнее, ехала я сама, за рулем его джипа. А до этого мы администратора до дома подкинули.

Я нарочно рассказала все это скороговоркой, докрикиваясь до Стаса из ванной через шум воды: так меньше шансов, что он заметит, как я взволнована, и, может быть, не станет выпытывать подробности.

Стас подробностей все же возжелал: усадил меня за стол, наложил в тарелку рассыпчатого плова, поставил рядом салатницу с зеленью и поинтересовался недоверчиво:

— Так, значит, Казанцев тебя за руль своей тачки пустил?

— Пустил, — кивнула, отправляя в рот первую ложку и давая понять, что мне не до разговоров.

— У него же Вранглер Рубикон, да? Я на парковке возле школы видел, — Стас, когда хотел, умел быть настойчивым.

— Да, это его машина.

— Мощь! Понравилось танком управлять? — в голосе брата прозвучала легкая зависть.

— Я слишком нервничала, чтобы получить удовольствие, — призналась я, втайне испытывая облегчение: теперь брат, даже если заметит, что я чем-то смущена, спишет это на то, что я вроде как опасалась побить или поцарапать крутую тачку своего инструктора.

— Эх, Поля! Скорее бы ты уже научилась нормально водить, такие моменты упускаешь из-за своей неуверенности!

Ох, знал бы ты, братик, какие у меня сегодня незабываемые моменты были!

Но лучше я разговор на другую тему переведу — от греха, как говорится. С Маринкой я своими приключениями могла бы поделиться, а Стаса лучше не грузить — он все равно наших женских метаний не понимает.

— Плов тебе сегодня удался, как никогда раньше! — кинула я пробный шар. — Новые приправы?

Стас на мою уловку поддался:

— Да, посмотрел видео на канале известного повара, Ильи Лазерсона, и готовил по его рецепту.

Далее последовала лекция о хитростях и тонкостях приготовления восхитительного восточного блюда, под которую я это самое блюдо умяла, помыла посуду и даже заварила чай. Иногда мой брат-молчун бывает очень разговорчив! Прямо фонтан красноречия. Сегодня, похоже, его прорвало.