— Да, пожалуйста, — похоже, если б у Полины была с собой тетрадь и ручка, она принялась бы конспектировать мои пояснения.
— Смотри. Ты начала тормозить, зад Шкоды повело налево. Соответственно, и руль нужно было тут же начинать выкручивать влево. Для заднего привода правило обратное, там руль нужно выкручивать в сторону, противоположную заносу. Но тебе предстоит ездить на машине с ведущей передней осью, так что запомни и запиши себе на подкорку первую часть этого правила.
— Запомнила.
Я немного помолчал, давая Полине еще раз осмыслить сказанное. На ее лице читалась напряженная мыслительная работа.
Наконец, глаза девчонки прояснились, она моргнула, уставилась на меня в ожидании дальнейших слов:
— Что-то еще?
— А еще, Полина, ты должна смотреть на дорогу. Или в зеркала. Но никак не на свою руку, которая переключает передачи.
— Но я…
— Понимаю, — не стал даже слушать ее оправдания. — Клади руку на рычаг, выжимай сцепление, закрывай глаза. Буду учить тебя переключать передачи наощупь.
Эта идея пришла мне в голову как раз в тот момент, когда я озвучивал последнее замечание, и показалась удачной — я накрыл сжавшийся на рычаге кулачок Лисицыной ладонью и взялся водить ее рукой в разные стороны, одновременно поясняя:
— Вот сейчас ты не можешь двинуть рычаг ни влево, ни вверх, ни вниз. Это значит, что он стоит на нейтралке. Чтобы включить первую передачу, толкай его вправо и одновременно вверх до щелчка.
Холодные пальчики Полины доверчиво расслабились, позволяя мне вести их за собой. Нежная бархатистая кожа обласкала мою ладонь. В груди у меня что-то надломилось, треснуло, рассыпалось ржавыми осколками. Кровь забурлила, кипящей волной хлынула вниз, к бедрам… Я не любитель игр в подчинение, но покажите мне нормального мужика, которого не заводит женская покорность?
Я с трудом справился с голосом:
— Теперь двигаем руку вниз-вправо до щелчка, а потом продолжаем движение вправо, но толкаем рычаг вверх — легонечко, просто чтобы чувствовать верхний край.
Я прошелся таким образом по всем четырем передачам, потом вернулся к нейтралке и показал, как находить наощупь передачу заднего хода.
— Повторим еще раз. — Выпускать руку девчонки не хотелось до дрожи. — Первая. Вторая. Третья… Чувствуешь?
— Да. — Тихо, с легким придыханием, от которого волоски на предплечьях дыбом, а член — колом.
— Повтори это упражнение самостоятельно еще пару раз, — я все же убрал ладонь с ее кулачка и постарался избавиться от предательской фантазии, которая уже нарисовала мне картинку, в которой Лисицына вот так же покорно кладет свою ладошку и двигает ею совсем другой рычаг — тот, который, болезненно пульсируя, уперся в мою ширинку…
Чтобы остыть и отдышаться, в этот раз под дождь выбрался я. Оперся задом о капот автомобиля. Сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Потер шею. Трения, скольжения и прочей стимуляции требовала совсем другая часть тела. Я глянул туда — сверху вниз: «Не дергайся, младший брат. Сейчас тебе точно ничего не обломится. И мне тоже».
Пора бы отвлечься от фантазий и привести мысли в порядок. По привычке я взялся считать от трехсот до нуля, каждый раз отнимая тройку: триста, двести девяносто семь, двести девяносто четыре… Досчитав до тридцати, почувствовал, что наваждение развеялось, вожделение схлынуло.
Уселся обратно на пассажирское сидение. Полина разомкнула веки, уставилась на меня сияющим взглядом:
— Получается!
— Вот и хорошо. — Я глянул на часы. До конца занятия оставалось минут сорок. — Теперь давай снова выезжай на трек, будешь делать все то же самое, но в движении.
Брать Полину за руку больше не рискнул: казалось, прикоснись я еще раз к ее коже — меня начнет колотить, словно я схватился за оголенный провод под напряжением в двести двадцать вольт. Впрочем, после тренировки с закрытыми глазами Лисицына и сама прекрасно справлялась.
15. Полина
Никогда не думала, что всего четыре двухчасовых занятия могут дать такой результат, какого в обычной автошколе не удалось добиться за все время, что я там училась! Нет, все-таки Казанцев и Галкин — отличные инструкторы, и к делу обучения они подходят с душой и выдумкой.
Стыд мне и позор: я, психолог, сама не сообразила, что можно потренироваться с закрытыми глазами переключать передачи. А вот Казанцев — тот сообразил. Или знал?
Надо сказать, физический контакт с Александром Аркадьевичем — простое соприкосновение рук — оказался куда приятней, чем все наши разговоры. И узнала я о Казанцеве за эти несколько минут, пока он водил моей рукой, такое, о чем ни администратор Витя, ни второй владелец «ЭргоДрайва» Галкин рассказать мне не смогли бы.
Вот вроде хмурится на меня мой инструктор, злится, ворчит, а пальцы мои, ледяные от волнения, сжимал бережно, заботливо, почти ласково. Казалось, еще чуть-чуть — и погладит их, начнет перебирать. И лицо у него, когда я открыла глаза, такое было, будто я для него не просто ученица-неумеха, а самая желанная женщина на свете.
Но долго рассматривать себя Казанцев мне не позволил — вылетел из машины, как ошпаренный, и минут десять стоял, опираясь на капот Шкоды, пока я его задание выполняла.
Похоже, пора мне все же попытаться разузнать о моем тренере немного больше, чтобы понять, как себя с ним дальше вести и чего ждать от дальнейших встреч.
С этой мыслью, когда занятие закончилось, я поспешила в административный корпус.
Там, в холле, помахала рукой Виктору.
— Ну, как сегодня прошло? — поинтересовался парень.
— Замечательно! — улыбнулась я, и тут же перешла к интересующим меня вопросам. Правда, в лоб спрашивать не стала. Заметила, словно невзначай: — Смотрю, вы тут все допоздна работаете, даже владельцы школы. Посменно, наверное?
— Да у каждого по-своему, — обрадовался возможности потрещать Виктор. — Я тут с восьми утра до восьми вечера шесть дней в неделю. Галкин может приехать к нужному часу, потом отъехать по своим делам, а к следующему занятию снова вернуться. Другие инструкторы так же работают. Ну а Казанцева в будние дни по утрам нет — он в военной академии занятия ведет. Зато вечером, как и я, почти всегда до восьми работает…
— А как же семья, дети? — вроде как пошутила я, а сама навострила ушки: вот, наконец, мы и добрались до главного! Что-то мне сейчас Витя расскажет?
— А нет ни семьи, ни детей, что у Георгия, что у Александра Аркадьевича.
— Такие красавцы — и холостые? — искренне удивилась я.
— Ну, Галкин — старый холостяк, он жениться не собирается. Сто раз шутил на эту тему. А Казанцева жена бросила, когда он… — парень замялся, подбирая слова. — Когда он в больнице лежал парализованный после ранения. Мы с ним там и познакомились — на соседних койках «отдыхали». Я ведь тоже не всегда в кресле сидел…
Виктор попытался сохранить видимость веселья, но улыбка с его лица сползла. Да и мне шутить и смеяться расхотелось.
— Если не хочешь говорить об этом — я пойму, — заверила парня, и он вздохнул с облегчением.
— В общем, у нас тут коллектив почти холостяцкий, — вернулся Витя к более приятной теме. — Из пяти инструкторов только двое женаты.
— Ох, не знают женщины, где классных женихов искать! — кивнула я. И тут же, заметив, что в конце коридора появился мой вечно хмурый тренер, заторопилась сбежать: — Ладно, полетела я. Меня-то ждут…
— Ага, до встречи, Полина.
— Пока-пока, — отозвалась я уже на бегу.
…Непринужденная болтовня с Виктором открыла мне такие стороны жизни Казанцева, о которых я даже не подозревала, и расставила все по своим местам.
Теперь мне была понятна его раздражительность и ворчливость: тяжелые травмы и длительное пребывание в больницах не только тело калечат, но и нервы истощают и расшатывают. Мало своего горя, так еще и на чужое насмотришься.
Нашлось объяснение и предвзятому отношению ко мне: дело вовсе в мужском шовинизме, не в убеждении, что «женщина за рулем — как обезьяна с гранатой».