Музыкальная композиция все длилась и длилась.

Ученицы и Георгия не было так долго, что я успел заказать и неспешно выпить еще пятьдесят граммов коньяка. Мой ревнивый взор то и дело впивался в дергающуюся в такт музыке толпу, пытаясь выискать среди десятков тел силуэт ученицы.

«Что-то она не торопится избавиться от Жорика, попрощаться с друзьями и вернуться к тебе, Казанцев. Может, хватит ждать? Езжай домой, не позорь свои седины попытками закрутить роман с молодой девчонкой!»

Я уже почти решился уйти один, даже встал, точнее, сполз с высокого стула, и тут у меня за плечом прозвучал голос Лисицыной:

— А вот и мы! Я уже даже простилась со своей компанией и забрала сумочку, так что можно ехать.

— А вы собрались куда-то? — не преминул полюбопытствовать мой партнер по бизнесу, пока я медленно, чтобы не вызвать новый мышечный спазм, поворачивался в нужную сторону.

— Мы с Александром Аркадьевичем пока не определились, — Полина озвучила чистую правду. — Но, кажется, нам есть что обсудить в более тихой и приватной обстановке.

— Намек понял! Не смею препятствовать! — Георгий, похоже, подумывал навязаться к нам третьим лишним, но Полина, умничка, сумела непрозрачно намекнуть ему, что этого делать не стоит.

Мне оставалось только кивнуть, подтверждая слова девчонки, взять ее под руку и увести прочь.

— Оторвись тут за нас двоих, Жора, — кивнул я другу напоследок, даже не пытаясь вымучить улыбку.

Жорик не выглядел веселым, но в ответ на мои слова скривил губы в усмешке:

— Да уж оторвусь, не сомневайся. Этого у меня никто не отнимет.

Похоже, я вовремя настояла на том, чтобы вернуться к Казанцеву: музыкальная композиция, под которую танцевали мы с Георгием, все никак не хотела заканчиваться, а Александр Аркадьевич слез со стула и, судя по всему, собирался от меня сбежать…

В самом начале знакомства это меня наверняка удивило бы, но сейчас я с каждым разом все лучше и лучше понимала своего тренера, видела его метания и терзания, и мне, черт побери, было больно за него.

Я прониклась его историей, которую постепенно складывала из обрывков сведений, которыми делились то Георгий, то Виктор. Впечатлилась прежней профессией Казанцева, его железной выдержкой и силой характера. Уважение и восхищение — убийственный для меня коктейль: я не могу не влюбиться в мужчину, способного вызвать во мне эти чувства.

Сейчас мне хотелось узнать Александра Аркадьевича, сблизиться с ним еще больше, подарить ему капельку тепла, покоя и счастья.

— Поедем на набережную? — предложила ему, пока мы спускались к выходу. — Там сейчас должно быть красиво…

— Я вызову такси, — согласно кивнул мой инструктор, нащупал в заднем кармане джинсов телефон и принялся набирать нужный номер.

Через пару минут мы уже сидели на заднем сиденье желтого опеля: похоже, его нарочно перекрасили в традиционной для этой службы цвет. Казанцев, задав водителю направление движения, замолчал, я тоже не спешила нарушать тишину: размышляла о том, что бродить по тротуарам Александру Аркадьевичу, наверное, будет тяжело. Значит, придется поискать свободную лавочку и устроиться на ней.

Выгрузившись из такси, мы с Казанцевым, не сговариваясь, подошли к ограждению, отделявшему крутой спуск к реке от мощеных плиткой дорожек прогулочной зоны. Встали рядом, прижались плечами. Казанцев посопел, помялся, потом решился: обвил левой рукой мою талию, прижал меня к себе вплотную. И все это — не глядя на меня и не открывая рта.

Ну и ладно. Хочет помолчать вместе — будем молчать.

Надо признать, за вчера и сегодня Александр, Саша, высказал мне так много, что, наверное, и сам удивлялся собственной откровенности. При мысли о том, как непросто было ему решиться на такой шаг, мне захотелось обнять мужчину, и я тоже обхватила его за талию. Он судорожно вздохнул и вновь затих, только его напряженная рука продолжала меня удерживать, тесно — не пошевелиться.

Пока стояли, глядя на отсвечивающую ночными огоньками водную гладь, мимо нас проплыла небольшая яхта. Проследив за ней взглядом, увидели спуск к воде и пришвартованный к берегу речной трамвайчик, на палубе которого стояли столики с диванчиками.

— Там, похоже, кафе? — озвучил мою догадку мужчина. — Хочешь, пойдем, посидим?

— Хочу, — мне и правда понравилась эта идея: расходиться по домам было рано, а стоять и дальше у парапета — неуютно.

Взяв за руку, Казанцев повел меня к трамвайчику.

Взошли на палубу, выбрали свободный столик. Стол был круглый, а установленный рядом мягкий диванчик — полукруглый. Казанцев усадил меня так, чтобы я по-прежнему прижималась к его боку. На спинке дивана я обнаружила два пледа. В один закуталась сама, спасаясь от ночной прохлады и речной сырости. Другой немного расправила и положила на колени Александру Аркадьевичу, чтобы защитить его больную ногу.

— Спасибо, Поля, — он пожал и тут же отпустил мою руку, потянулся к меню. — Давай что-нибудь закажем. Выпьешь вина?

— Да, можно. — Я выбрала белое полусухое «Шардоне», а к нему — плитку молочного шоколада.

Казанцев предпочел коньяк с лимоном и соленые фисташки.

Официант быстро принес наш заказ, наполнил бокалы и бесшумной тенью растворился в сумерках. Мы снова остались вдвоем. Александр Аркадьевич не стал придумывать тосты, предлагать выпить за нас, за вечер или за мои прекрасные глаза, чем сильно меня порадовал: я терпеть не могла все эти ужимки товарищей, мечтающих склеить «девочку на ночь».

— Как считаешь, Полина, ты — романтичная натура? — вместо этого спросил он.

Я растерялась: трудно оценивать в самой себе такие качества.

— Наверное… временами… — произнесла неуверенно. — Иногда я могу себе позволить помечтать, повосхищаться красивой ночью, полюбоваться звездным небом. Но в отношении людей заблуждаться не имею права: в моей работе это может быть опасным и для самого человека, и для окружающих.

— Хм… а знаешь, в этом мы с тобой даже похожи. Мне тоже нельзя было обольщаться по поводу тех, с кем я знакомился по работе. Только, боюсь, со временем это переросло в подозрительность и привычку ждать от людей худшего.

Мне вдруг стало любопытно:

— Каковы были самые страшные подозрения на мой счет? — покосилась я на инструктора.

Тот дернул щекой, нахмурился, замялся. Ого! Неужто каких-то ужасов себе надумал? Вот теперь я точно хочу это знать!

— Ну же, признавайтесь, Александр Аркадьевич!

— Да ничего такого… — попытался съехать с темы Казанцев, но я продолжала сверлить его вопросительным взглядом, и он понял: без боя я не отступлюсь. — В общем, сначала я решил, что ты, как и многие современные девушки, охотница на богатых папиков.

— А, да, помню, об этом ты уже упоминал, — развеселилась я. — Было что-то еще?

Казанцев закрыл лицо ладонями и, через силу выдавливая из себя слова, признался:

— Когда ты во второй раз не явилась на занятия, и одновременно в выпуске новостей рассказали о трагедии в лагере «Парашютик», я вспомнил, что в день, когда ты впервые пропустила занятие, произошел взрыв на заводе искусственных волокон…

— И?.. — вновь подтолкнула я замолчавшего мужчину.

— И на пару мгновений… в качестве бреда… но я допустил мысль, что эти два происшествия могут быть связаны, а ты как-то поспособствовала тому, чтобы все это случилось.

Похоже, если бы Казанцев умел краснеть, то сейчас цветом лица сравнялся бы с перезрелым помидором.

— То есть ты принял меня за террористку? — я прыснула в кулак, не в силах сдержать рвущийся из меня смех. — Блин блинский! Вот хохма! Своим расскажу — не поверят! Начнут обзывать Кумой — террористкой…

— Хватит смеяться, — нахмурился Казанцев, поворачиваясь ко мне. Вид у него был такой пристыженный и смущенный, что я вновь захихикала, стараясь не хохотать в голос.

— Полина, прекрати веселиться за мой счет. Ну да, понимаю, заслужил, но прошу: остановись!

— Не могу-у-у! — пропищала я, захлебываясь смехом.