Из-за предательства жены Александр Аркадьевич разучился доверять женщинам, закрылся, пытаясь защититься от боли. Какое уж тут дружелюбие, если в каждой представительнице прекрасной половины человечества видишь очередную подлую змею, готовую ужалить, ударить по больному, оставить наедине с бедой?

В общем, узнав непростую историю своего инструктора, я прониклась к нему сочувствием. А еще решила, что, раз уж он не передал меня другому тренеру, то и я от него не откажусь. Не сбегу от трудностей, как сбежала его бывшая жена. Может, мне удастся смягчить его сердце, завоевать хоть капельку доверия. Понятно, что будет непросто, но когда это я трудностей пугалась? Ну, не считая вождения…

…Не знаю, что повлияло на самого Александра Аркадьевича, но за следующие две недели и четыре занятия он если не смягчился, то, во всяком случае, стал спокойнее — видимо, привык к мысли и смирился с тем, что у него в подопечных оказалась девушка.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

За руку он меня больше не брал: не было необходимости. И, хотя я чувствовала, что в мужчине по-прежнему кипят какие-то эмоции и бурлят страсти, но со мной он был сдержан и вежлив, а если и ругался, то только на тех наставников, что были у меня раньше.

Георгий Галкин за эти дни ни разу мне на глаза не попадался, так что и спешить с ответом на его просьбу сфотографироваться для рекламы можно было не торопиться. Но у своей начальницы я на всякий случай разрешение на фотосессию для сайта школы экстремального вождения получила.

…Первые выходные июня ознаменовались небольшим, но очень приятным событием: моему крестнику, Макару Алексеевичу Подгорному, исполнилось целых два года. В честь этого события мой кум Леший пригласил нас — все пожарное звено в десяток мужских лиц и меня — на родительскую дачу, на шашлыки.

Макар, толстощекий двухлетний бутуз, мужскими развлечениями пока не интересовался, с одинаковым удовольствием ломал машинки, фломастеры, пинал мячик и отрывал конечности пластмассовым роботам-трансформерам. Устав расправляться с игрушечным войском, начинал хныкать, капризничать и проситься на ручки. Это означало, что ребенку пора спать.

В общем-то, он и проспал добрую часть дня в кроватке на открытой веранде — вопли мужчин, решивших побросать мяч через волейбольную сетку, ему мешали не больше, чем стрекотание кузнечиков. Мы с Никой, женой Алексея, ребят не дергали, занимались закусками, болтали о своем о женском и присматривали за Макарушкой.

Глядя на крестника, я порой задумывалась о том, что неплохо бы, наверное, выйти замуж и обзавестись таким же вот очаровательным сыном-разбойником. Но как совместить работу в МЧС, которую я любила и не готова была бросить, с размеренной семейной жизнью?

Отношения с молодым человеком, начавшиеся у меня сразу по возвращении в родной город, закончились пару лет назад как раз по той причине, что я слишком часто была занята и вместо очередного свидания то шла на дежурство, то срывалась на работу по экстренному вызову.

Мой мужчина не смог принять такой ритм жизни и в один прекрасный день объявил, что так редко меня видит, что уже и забыл, почему когда-то начал со мной встречаться. Я отпустила его. Поплакала, получила моральную помощь и поддержку от своих коллег-психологов, и решила жить по принципу «мое от меня не уйдет».

Два выходных пролетели, словно единый вздох, настала пора возвращаться в пыльный знойный город и выходить на работу. В понедельник был обычный рабочий день, на вторник по графику стояло дежурство, а в среду меня ждало очередное занятие в «ЭргоДрайве».

Понедельник и вторник мы отработали в штатном режиме. У ребят было несколько выездов из разряда «мусоропровод засорился и задымился» или «снимите котенка с дерева». Присутствие психолога на таких вызовах не требовалось.

В среду, около часу дня, мы со Стасом хлопотали на кухне, а остальная бригада, довольная, что их не пытаются припахать к процессу приготовления пищи, тусовалась в комнате отдыха. Там можно было и телевизор посмотреть, и поиграть в шахматы-шашки-нарды, и просто почитать, сидя в удобном кресле.

Как это обычно и бывает в работе сотрудников МЧС, все началось с режущего слух кряканья тревожной сирены, сразу после которого динамики донесли до нас голос диспетчера:

— Все бригады на выезд. Обрушение потолка в детском спортивном лагере «Парашютик». Все бригады на выезд!

Электрическая плитка, на которой в пятилитровой кастрюле зрели щи из свежей капусты, была тут же выключена. Недорезанные овощи на салат так и остались засыхать на разделочных досках. Мы со Стасом, одновременно ополоснув руки в одной мойке, рванули на выход, влились в толпу таких же спешащих к машинам людей.

Пробегая мимо диспетчера, попросила на ходу:

— Позвони в «ЭргоДрайв», если получится, предупреди, что меня не будет…

Диспетчер кивнула, почти не слушая: телефоны у нее на столе уже разрывались, требуя ответа. Дальше — я знала — будет только хуже. Но и сама возможности позвонить не имела. Придется Казанцеву снова злиться.

До лагеря «Парашютик» домчались за сорок минут: он находился в пригороде, в сосновом бору на берегу озера Шарташ.

Пока ехали, нам по рации сообщили новые подробности. Выяснилось, что обрушился потолок стоящего отдельным корпусом спортивного зала, в котором в этот момент проводилось построение двух отрядов по сорок человек в каждом. А это означало, что моим коллегам-спасателям предстоит найти и извлечь из-под завалов восемьдесят детей и четверых вожатых.

Таких массовых бедствий за время моей службы в МЧС еще не случалось, но я знала, что и как должна буду делать, не зря же мы заучивали наизусть протоколы, разработанные на основе опыта подобных ситуаций прошлого.

Почти одновременно с нами в лагерь примчался добрый десяток бригад скорой помощи. Медики готовы были оказывать помощь и развозить пострадавших по больницам города. Работа закипела, я, Ира и Люба тоже занялись своими прямыми обязанностями: дали рекомендации по дальнейшим действиям персоналу лагеря, потребовали выделить несколько помещений, где можно будет разместить спасенных детей, прибывших за детьми родителей, медиков, оказывающих первую догоспитальную помощь…

Пока занимались организацией сопровождения пострадавших и их родственников, специалисты МЧС успели составить план спасательной операции и начали разбирать завалы. Появились первые дети — испуганные, замерзшие, несмотря на летний день, исцарапанные и засыпанные строительной пылью. Каждого спасенного сначала осматривали медики и, если не находили ничего страшнее ушибов и царапин — передавали под опеку нам, психологам.

Работать спасателям приходилось очень осторожно, чтобы избежать дополнительных обрушений, которые могли повлечь за собой новые жертвы.

— Полина, — услышала я по рации голос Никиты Васьковского, — давайте кто-нибудь одна к нам.

— Иди ты, — кивнули Ира и Люба. — Там твоя бригада, ты с ними сработалась, понимаете друг друга с полуслова.

Я рванула к обрушившемуся корпусу.

— Мы слышим плач, голоса, — сообщил Никита. — Попробуй установить контакт с детьми, выясни, что там у них.

— Поняла.

Кит провел меня к нужному месту. Я приблизилась как можно ближе к щели между обломками железобетонных блоков, услышала всхлипы, начала звать:

— Эй, кто там плачет? Поговорите со мной пожалуйста! Я постараюсь вам помочь!

— Тетя? Ты нас слышишь? — отозвался наконец кто-то из детей.

— Да, я тебя слышу! Как тебя зовут?

— Егор. — Всхлип.

— А меня тетя Поля. Сколько тебе лет, Егор?

— Одиннадцать. — Этот ответ меня порадовал: мальчишка, во-первых, не настолько растерян, чтобы не суметь ответить на мои вопросы, во-вторых — сумеет сосчитать, сколько еще ребятишек находится рядом.

— Ты там один, Егор? — задала я очень важный вопрос.

— Нет, — снова всхлипнул испуганный мальчишка.