Вначале метр Куртен решил идти напрямик через поле: на дороге он рисковал быть застигнутым, в поле же только случай мог помочь Жану Уллье напасть на его след; однако его воображение, разгоряченное превратностями прошедшего вечера, одержало верх над здравым смыслом.

И как бы он ни старался прятаться за живой изгородью, сколько бы ни хоронился под ее сенью, стараясь идти бесшумно и выходя на открытое место только после того, как убеждался в том, что вокруг не было ни души, — его ни на секунду не отпускал панический страх.

В каждом дереве со спиленной верхушкой, возвышавшемся над живой изгородью, ему мерещился поджидавший его убийца, а узловатые ветви, распростертые над головой, казались ему похожими на вооруженные кинжалами руки, готовые вот-вот опуститься на него. И тогда, обливаясь от страха холодным потом, он останавливался как вкопанный, его ноги становились ватными и отказывались ему повиноваться. Его зубы стучали, а руки судорожно сжимали золото. Проходило немало времени, прежде чем он мог немного успокоиться и прийти в себя.

И тогда он вышел на дорогу.

Ему казалось, что его покинет страх, как только он пойдет по ней; навстречу ему будут попадаться прохожие, которые несомненно могут оказаться его врагами, но все же, если бы он подвергся нападению, они могли бы прийти к нему на помощь; под действием охватившего его страха любое живое существо представлялось ему менее опасным, чем мрачные и грозные, выглядевшие неумолимыми неподвижные призраки, которые, как рисовало ему болезненное воображение, подстерегали его на каждом шагу в открытом поле.

Кроме того, на дороге ему может встретиться попутная телега; попросившись в нее, он наполовину сократит себе путь в Нант.

Пройдя шагов пятьсот, он вышел на ту часть дороги, что на протяжении четверти льё пролегала по берегу озера Гран-Льё, одновременно выполняя роль дамбы.

Каждую минуту Куртен останавливался, чтобы прислушаться, и вскоре до него донесся топот копыт.

Бросившись в заросли камышей, подходивших к дороге со стороны озера, он оказался во власти переживаний, которые мы только что описали.

Вдруг слева от себя со стороны озера ему послышался негромкий всплеск весел, ударявших по воде.

Продравшись сквозь заросли камышей и посмотрев в ту сторону реки, откуда раздавался шум весел, он увидел лодку, медленно проплывающую вдоль берега.

По всей видимости, мимо плыл рыбак, спешивший до наступления дня вытащить закинутые с вечера сети.

Между тем топот копыт все приближался. Удары лошадиных подков по проезжей части дороги до смерти напугали Куртена: ему и здесь почудилась опасность.

Он слегка присвистнул, чтобы привлечь внимание рыбака.

Человек в лодке опустил весла и прислушался.

— Сюда! Сюда! — крикнул Куртен.

Не успел он произнести эти слова, как после мощного взмаха весел лодка оказалась шагах в четырех от арендатора.

— Не могли бы вы перевезти меня через озеро в Пор-Сен-Мартен? — спросил Куртен. — Я дам вам за это целый франк.

Закутанный в похожий на штормовку плащ, с низко опущенным капюшоном, прикрывавшим лицо, рыбак лишь молча кивнул в ответ, но в то же время с помощью багра направил свою лодку в самую гущу камышей, и стебли их жалобно хрустнули, примятые носовой частью лодки; и в ту минуту, когда лошадь, нагнавшая столько страха на метра Куртена, приблизилась к тому месту, где стоял мэр Ла-Ложери, он в два прыжка достиг лодки и забился на самое дно.

Словно разделяя опасения арендатора, рыбак начал быстро грести к середине озера, и Куртен облегченно вздохнул.

Не прошло и десяти минут, как дорога и деревья на берегу слились в узкую темную полосу на горизонте.

Куртен не переставал радоваться удаче, после того как встретил лодку, так кстати повстречавшуюся на его пути. Когда он доберется до Пор-Сен-Мартена, ему останется пройти пешком какое-то льё по дороге, где ни днем ни ночью не прекращалось движение, до Нанта, а там наступит конец всем его страхам и волнениям.

После только что пережитого ужаса Куртен настолько был счастлив, что ему невольно хотелось с кем-то поделиться. Сидя на корме, он с радостью наблюдал, как согнувшийся в три погибели над веслами рыбак с каждой секундой увозил его все дальше и дальше от берега, где его подстерегала опасность; вслух считая каждый взмах весел, он тихо рассмеялся и, нащупав пояс с золотыми монетами, стал перебирать их пальцами. Это была не радость, а опьянение.

Между тем ему показалось, что рыбак уже достаточно отплыл от берега и теперь настало самое время взять курс на Пор-Сен-Мартен, ибо, если лодка и дальше будет идти в том же направлении, они неминуемо оставят деревушку по правую руку позади от себя.

Некоторое время Куртен выжидал, надеясь, что рыбак пытался выйти на боковое течение, которое само понесет лодку вперед.

Однако рыбак по-прежнему греб, удаляясь от берега.

— Эй, парень! — воскликнул наконец арендатор. — Вы плохо расслышали, я не просил вас довести до Пор-Сен-Пера, мой путь лежит в Пор-Сен-Мартен. И чем раньше вы повернете туда, тем скорее получите свои денежки.

Рыбак по-прежнему молчал.

— Вы что, не слышите? — продолжил Куртен, теряя терпение. — Приятель, мне надо в Пор-Сен-Мартен! Вы должны повернуть направо. Хотя я и не против, что мы плывем далеко от берега и нас не достигнут пули, если в нас начнут стрелять с берега, все же, пожалуйста, гребите туда, куда я сказал вам!

Рыбак, казалось, не слышал приказа Куртена.

— Ах, вот в чем дело! Может, вы глухой? — воскликнул арендатор, выходя из себя.

Вместо ответа, рыбак лишь больше прежнего налег на весла, и лодка проплыла по озеру еще футов десять.

Вне себя от ярости, Куртен бросился вперед и, схватившись за капюшон, бросавший тень на лицо рыбака, приблизился к нему вплотную, чтобы получше разглядеть, и тут же с приглушенным криком отпрянул назад, упав на колени посреди лодки.

Лодочник опустил весла и, не вставая с места, произнес:

— Да, метр Куртен, Бог решительно отказался встать на вашу сторону. Я вовсе не стремился найти вас — это сам Господь посылает вас ко мне. Я почти забыл про вас, но Господь напомнил мне. Метр Куртен, Бог желает вашей смерти!

— Нет, нет, Жан Уллье, вы не убьете меня! — воскликнул Куртен, снова охваченный страхом.

— Я вас убью, и это так же верно, как сияние звезд, рассыпанных по небу рукой Всевышнего! Если у вас, несмотря ни на что, есть душа, сейчас самое время подумать о ее спасении. Покайтесь в своих грехах и попросите Бога, чтобы он проявил к вам снисхождение!

— Вы не сделаете этого! Жан Уллье, вы не сделаете этого! Подумайте, вы собираетесь погубить человеческое существо, созданное самим Господом Богом, чье имя вы только что упомянули! О! Как же вы можете лишать его возможности видеть землю, столь прекрасную в лучах восходящего солнца! Вы хотите, чтобы он лежал в холодном гробу, безразличный ко всему, что раньше любил! Нет, нет, это невозможно!

— Наверно, твои мольбы и могли бы тронуть меня, если бы ты был отец семейства, если бы у тебя была жена, мать, сестра, которые ждали твоего возвращения. Однако нет, тебе никто не был нужен, ты думал только о том, как бы использовать людей, чтобы получить выгоду и за добро отплатить злом. Ты и сейчас продолжаешь богохульствовать, по-прежнему лжешь, ибо ты никого не любил на этой земле, и никто не любил тебя; мой нож пронзит только твою грудь, но не заденет твоей души. Метр Куртен, ты сейчас предстанешь перед Божьим судом, последний раз тебе советую — покайся.

— Эх! Разве мне хватит нескольких минут? Такому большому грешнику, как я, нужны годы, чтобы покаяться в совершенных грехах. Неужели столь верующий человек, как вы, Жан Уллье, не дарует мне жизнь для того, чтобы я смог провести остаток дней, замаливая грехи?

— Нет, нет! Тебе нужна жизнь, чтобы снова грешить! Только смерть может искупить твои прегрешения! Если ты боишься смерти, принеси к ногам Господним свои тревоги, Господь милосерден и освободит тебя от страха! Метр Куртен, время идет, и клянусь Господом Богом, смотрящим на нас со своего небесного трона, не пройдет и десяти минут, как ты предстанешь перед его судом.